Девушка в бегах

– Чем он занимается? – Рука Малькольма зависает над клавиатурой, словно он боится до нее дотронуться.

– Компьютерные штучки, – уклончиво отвечает ему Лора. Уверена, она смогла бы полностью назвать его должность и описать его обязанности, но она явно стремится сообщить нам как можно меньше.

Малькольм кивает, а затем бросает взгляд на меня.

– Я смогу ее найти.

Его слова и таящееся за ними обещание помогают растопить холод, сковавший меня под ледяным взглядом Лоры. Малькольм принимается за работу.

– Как вы меня нашли? – спрашивает она.

Не отрывая взгляда от экрана, Малькольм поднимает руку, заявляя о своей роли в этом предприятии.

– Компьютерные штучки, – отвечаю я, и ее взгляд снова обращается на меня. Я замечаю, что она несильно, но заметно дрожит. Она сдерживается за счет чистой силы воли, и я внезапно со стыдом вспоминаю, что она имеет все основания вести себя так, как она себя ведет.

– Простите, – добавляю я. – Если бы у меня был какой-то другой выбор, я не стала бы приходить сюда. Я буквально недавно узнала о… обо всем этом. Я ничего не знала о вас. – Я смотрю вверх. – Мне и в голову не приходило, что у меня есть сестра.

С быстротой молнии она пересекает комнату и так сильно сжимает мою руку у плеча, что я вскрикиваю. Услышав это, Малькольм вскакивает с кресла – он готов прийти мне на помощь, если понадобится. Лора наклоняется ко мне, все так же крепко стискивая пальцы.

– Моя дочь тебе никто. Поняла меня? Она тебе никто. – Я вздрагиваю, услышав, как клацают ее зубы, когда она произносит последнее слово. – Я не могу вызвать полицию. В самом начале я сделала выбор, который исключает для меня такую возможность. Но я буду защищать свою дочь.

Ее пальцы впиваются в мою руку еще сильнее, словно она хочет сломать кость. Затем она отпускает мою руку так же быстро, как схватила ее.

– Держись от нее подальше.

Я наклоняю голову, киваю, соглашаясь на то, с чем согласиться невозможно. Осознав, что непроизвольно потираю руку, я перестаю это делать. Я даже ни разу не увидела свою сестру и уже готова сдаться? Может быть, так же поступила и моя мама, сдавшись под давлением этой напористой женщины.

И все же она боится меня. Я понимаю это по тому, каких усилий ей стоит не дергаться каждый раз, когда я двигаюсь на месте.

Я вспоминаю поддельную жесткость, которую мне приходилось изображать, когда я впервые столкнулась с Малькольмом, твердость, которую я должна была разыгрывать, потому что на самом деле он ужасно меня пугал.

Я пугаю Лору.

Но почему?

Грейс наверняка знает, что ее отец умер до того, как она родилась. Возможно, она выросла в мире, где ее отец был тайной. Возможно, она стала искать информацию о нем в интернете и посмотрела тот же репортаж, что и я – и множество других. Она наверняка знает и про мою маму – или, по крайней мере, знает, что о ней говорят полиция и пресса. Вряд ли все это скрывали от нее так, как от меня. Грейс уже не маленькая. Она старше меня – ей почти девятнадцать. Как по мне, если она узнает о моем существовании, это может стать для нее потрясением – но не таким ужасным шоком, как, судя по ее поведению, считает Лора.

Что-то не сходится.

Я что-то упускаю.

– Можно сходить в туалет? – спрашиваю я.

Я замечаю вспышку паники в ее глазах.

– Тот, который на этом этаже, сейчас в ремонте.

Остается тот, что наверху. Там, где Грейс. Грейс, от которой Лора хочет держать меня как можно дальше.

В конце концов ей ничего не остается, как отвести меня туда. Малькольма она воспринимает как меньшую угрозу, а вот с меня не собирается спускать глаз.

На этот раз я тщательно осматриваю каждый сантиметр ее со вкусом украшенного жилища: кремовую краску, мягкие оттенки синего, мебель с белой плюшевой обивкой. Но я смотрю не на отделку – я выискиваю фотографии. Пока мы идем к лестнице, я не замечаю ни одной; и ни одна картинка не приколота булавкой к полосатым обоям на стенах, вдоль которых мы поднимаемся на второй этаж.

Лора медленно и осторожно идет передо мной. Ее лопатки сведены так сильно, что мне начинает казаться, будто они вот-вот прорвут ее кардиган. Мне слышно Грейс – нам слышно Грейс: вероятно, она в спальне на другом конце коридора.

Дверь лишь прикрыта, и, наклонившись вправо, мне удается на мгновение заглянуть в ее комнату. Там пурпурные стены, будто туманный восход, который еще хранит на себе отпечаток прошедшей ночи. Мой пульс ускоряется. Если я окликну ее сейчас, она меня услышит. Мне даже не придется громко кричать.

Но Лора уже останавливается, открывает дверь в туалет. От нас до комнаты Грейс – чуть больше трех метров. Я медлю, и Лоре не нужно произносить что-то вслух. Всем своим видом она излучает смертельную угрозу, которую она готова воплотить в жизнь, если я не смогу сдержать свое обещание: хранить молчание.

Оказавшись в ванной, я не могу сдержать слез, несмотря на то что сейчас я так близка к тому, чтобы найти маму, ближе, чем когда-либо с того момента, когда начался этот кошмар. Мой дедушка меня не узнал. Он кричал на меня и настолько погрузился в свое прошлое, что не смог увидеть настоящее. Но Грейс могла бы меня узнать.

Я спускаю воду в туалете, потому что знаю: Лора слушает. Затем мою руки и брызгаю водой на лицо. В свое отражение я не всматриваюсь. Все равно я его не узнаю.

– Мама? Что ты здесь делаешь?

Грейс. Я тянусь к двери в ту же секунду, когда слышу ее голос из коридора. Но ручка не поворачивается. Лора держит ее с другой стороны. Могу представить, как она прислонилась к двери, заслоняя ее от Грейс, чтобы та не увидела, как дверная ручка пытается повернуться. Я пообещала молчать, но большего не обещала.

– А? – говорит Лора, непринужденно и спокойно. – Я подумала, может заменить эти обои? Как ты думаешь?

Шаги. Я дергаю ручку сильнее. Она не поддается ни на сантиметр.

– Мне эти нравятся, – отвечает Грейс. – В ее голосе есть что-то такое… Что-то, что я уже слышала раньше, но никак не могу распознать. – Почему ты… Кто в ванной?

Не демонстрируя никаких внешних признаков огорчения, Лора наконец отпускает ручку и позволяет мне открыть дверь. Она даже улыбается мне, когда я буквально вываливаюсь в коридор.






Розыск




– Грейс, это Кэйтелин. Они с другом заглянули к нам, чтобы воспользоваться компьютером твоего отца. Кэйтелин, это моя дочь Грейс.

Сначала я вижу ее ступни, ногти, покрытые блестящим лаком цвета морской волны, черные штаны для йоги и свободную футболку с портретом Дорис Дэй – за возможность добавить такую к своей коллекции я бы убила.

А когда я вижу ее лицо, мозаика складывается.

– Привет, Кэйтелин.

Она улыбается мне, и я ощущаю мгновенную, потрясающую душу связь, которая соединяет одного человека с другим.

– Привет, – отвечаю я.

Это все равно что встретить всех знаменитостей, которым ты когда-то поклонялся, воплощенных в одном человеке. Я не могу отвести от нее взгляда. На самом деле мы не похожи. Цвет кожи мы обе унаследовали в большей степени от матерей, чем от отца, а вот челка у нее почти как у меня, и, глядя друг на друга, мы обе одновременно поднимаем левую руку, чтоб смахнуть ее с глаз. Я смеюсь, и по голосу слышно, будто я готова заплакать. Не думаю, что когда-либо я испытывала такое счастье. Наверное, я вся свечусь.

– Грейс – очень красивое имя, – говорю я ей. Похоже, этот комплимент оказался идеальным, потому что я вижу, как она расцветает, услышав его.

– Грейс звали мою прабабушку. Хочешь, покажу ее портрет? – Едва дождавшись моего кивка, она берет меня за руку и ведет в свою комнату. Она не замечает, как ее мама в панике испускает сдавленный возглас.

В спальне Грейс полный беспорядок, и мне это нравится. Именно так выглядела бы моя комната, если бы мы задержались в одном месте достаточно надолго, чтобы я смогла ее обжить. Я замечаю несколько книг, которые читала и я, когда была младше. Он громоздятся на подоконнике, а по полочке под зеркалом разбросаны принадлежности для макияжа. На белой кровати с балдахином валяется пижама, а на ней лениво развалился пушистый рыжий кот. Грейс не выпускает мою руку, даже когда мы останавливаемся перед стеной, увешанной фотографиями в рамках.

– Вот она, – Грейс указывает коротким пальцем на лицо впечатляющего вида женщины, которая изящно держится перед объективом.

– И это тоже она.

Та же женщина, немного старше, с любовью смотрит на укутанного малыша, которого держит в руках.

– И вот она, и вот это тоже, и вот… – Ее палец показывает на фотографии, следуя явно хорошо отрепетированной схеме, прослеживая жизнь бабушки почти что от самого начала до конца.

– Она была очень красивая, – говорю я, глядя на одну из первых фотографий – ту, над которой Грейс дольше задержала палец. Это более старый снимок, черно-белый, на нем невеста в день свадьбы. Прабабушка Грейс обнимает своего жениха, и у нее на пальце кольцо, которое я столько лет носила у сердца.

– Мама пыталась убедить бабушку Эббот разрешить мне забрать свадебное платье прабабушки Грейс, но бабушка Эббот утверждает, что это впустую – все равно я никогда в него не влезу.

Кажется, это признание не беспокоит Грейс, а может, она просто привыкла слышать такие вещи и потому они перестали волновать ее. В любом случае я точно понимаю, кого из них Грейс любит больше. С одной стороны – годы жизни, воплощенные в улыбающихся фото на стенах комнаты Грейс, а с другой – она лишь скупо называет бабушку Эббот.

– Мне же не обязательно его носить, – продолжает Грейс. – Но мне хочется, чтобы я могла иногда его рассматривать. Я никогда не знала прабабушку Грейс, но мама говорит, она была красивая и она была бы добра со мной. Она разрешила бы мне стоять рядом с ней на фото и никогда не обзывала бы меня… – бормочет слова себе под нос Грейс, но мне удается расслышать достаточно, чтобы ощутить, как горят уши и сжимаются кулаки, – дефективной… неподобающей…

Я даже представить не могу, как кто-то может говорить такие мерзости собственной внучке.

Лора обхватывает дочь рукой, словно желая ее защитить.

– Не забывай, мы не прислушиваемся к тому, что говорит бабушка Эббот. У меня все под контролем. Но сейчас, думаю, Кэйтелин пора уходить. Уверена, ее друг ее уже заждался.

Если бы я не видела лицо Лоры, по ее голосу я бы ни за что не догадалась, что она готова схватить меня за волосы и стащить вниз по лестнице. Промедли я еще секунду, и, думаю, она бы так и сделала.

– Грейс, почему бы тебе не расчесать Элвиса? Мне кажется, у него шерсть немного свалялась.

На лице Грейс вспыхивает беспокойство. Она поворачивается к коту и сажает его себе на колени. Напоследок я успеваю увидеть, как Грейс зарывается лицом в его мягкий мех, и кот начинает мурчать.

Лора снова берет меня за руку, чтобы увести прочь, и с каждым шагом ее пальцы сжимаются все сильнее, пока мы не доходим до прихожей. Малькольм стоит там, с таким видом, будто он предпочел бы оказаться где угодно еще.

– Ты нашел ее? – Я больше не пытаюсь говорить тихо. Когда мы уходили, Лора закрыла дверь в комнату Грейс. Мне почти хочется, чтобы он сказал, что не нашел, что ему нужно больше времени. Тогда я смогу подняться наверх и провести еще немного времени с сестрой. Но он тут же кивает, развеивая мою надежду.

– Тогда вам нужно уйти, – Лора широко распахивает входную дверь, и на нас троих обрушиваются ветер и моросящий дождь.

– Как далеко? – спрашиваю я. Грейс снова ходит наверху. Уверена, она пошла за расческой, чтобы вычесать кота, Элвиса. Отличное имя для кота.

А бабушка Эббот – редкая сволочь.

Малькольм смотрит на Лору, прежде чем ответить, и я ценю его осторожность.

– Достаточно близко. Но дойти не получится.

Лора смотрит наружу, на темное небо. Она моргает и выдыхает, а затем поворачивается на месте и направляется к узкому столику рядом с лестницей. Затем она возвращается к нам, держа в руке ключи от машины.

– Завтра я сообщу об угоне.