Девушка из песни

– Ты знаешь, что я имею в виду. – На моем телефоне просигналило сообщение. – Черт. Сейчас… подожди.

Я отошел в другой конец комнаты. Сообщение было от Шайло:



Я только что узнала. Вайолет в Медцентре университета Калифорнии. Травма головы. Больше мне ничего не сообщили.



Каждая клетка моего тела обернулась камнем. Мне показалось, что пол провалился и сердце ухнуло куда-то вниз.

Я напечатал дрожащими пальцами:



Скоро буду.



Эвелин надула губы.

– Что случилось?

Я в отчаянии накинул куртку, сунул гитару в футляр и закинул ремень на плечо.

– Мне нужно идти.

– Сейчас? Мы не сняли видео. Что случилось?

– Вайолет. Что-то… я не знаю. Мне нужно идти, – повторил я и выбежал, чувствуя, как бешено бьется пульс. Эвелин окликнула меня, но я едва ее слышал.

В это время автобусы ходили редко, а я не мог позволить себе ждать ни одной гребаной секунды. Телефон сообщил, что Медицинский центр Калифорнийского университета находится в полутора милях отсюда. Тридцать минут пешком.

Фраза «травма головы» мелькала в мозгу, как проблесковый маячок «скорой помощи». Я бросился бежать.





16





Вайолет


Днем раньше…



Они пришли.

Руки слегка дрожали, когда я выбрала из почты четыре конверта. Пробежалась глазами по обратным адресам: Бейлор, Джорджтаун, Калифорнийский университет в Сан-Франциско и в Санта-Крузе. Письма о приеме или отказе.

Сердце билось о грудную клетку, пока я относила почту на кухню. Прошло уже несколько дней после ночи у костра, а Миллер ни разу со мной не связался. Его слова преследовали меня каждую минуту бодрствования, проникали в мои сны по ночам.

«Возможно, у нас нет будущего. Мы с этим закончили».

А может, мы закончили еще до того, как начали. У меня перехватывало дыхание, стоило только подумать об этом. А потому я не думала. Когда мысли обращались к Миллеру, – а это случалось каждую минуту, – я гнала их прочь. Закрывала сердце. Я была права с самого начала. Каждый раз, стоило нам с Миллером коснуться друг друга или поцеловаться, как мы разлучались. Словно магниты, с одной стороны притягивающиеся, а с другой – отталкивающиеся.

И, возможно, его чувства к Эмбер оказались глубже, чем я считала. Иначе почему бы ему хотя бы не позвонить мне и не рассказать, о чем он думает?

Я могла бы спросить Шайло, но не хотела играть в испорченный телефон, когда вся информация идет через вторые руки. Однако неуверенность сводила с ума. Я была дурой, нарушила обещания, данные самой себе, а теперь боль в сердце стала нестерпимой. Мне бы сбежать, зарыться с головой в учебу, в подготовку к колледжу, чтобы, когда начнется следующий этап моей жизни, зависящий от четырех конвертов на кухонном столе, я была готова. Стала сильнее.

Послеполуденное солнце заливало нашу просторную кухню. На мне была пижама, а волосы все еще влажные после душа. Я пришла с тяжелой футбольной тренировки, на которой тренер и товарищи по команде были удивлены моей агрессивной игрой. «Привыкайте», – хотелось сказать им. Мне было жизненно необходимо пинать мяч и бегать, пока изнеможение не вытеснит боль, иначе я просто упаду и заплачу.

А я больше не собиралась быть такой девушкой.

Я села за кухонный стол и открыла конверты, один за другим.

Бейлор: принята.


Джорджтаун: принята. Калифорнийский университет в Сан-Франциско: принята.

Меня охватили радость и гордость. В каждый из этих университетов поступить нелегко, так что мои шансы на университет в Санта-Крузе довольно высоки. Тем не менее я задержала дыхание, когда разорвала последний конверт.

Если меня возьмут, то я смогу остаться в любимом городе, окруженном лесами. И океаном…



Дорогая мисс Макнамара!

Наша команда профессионалов из Приемной комиссии тщательно изучила Ваши академические и личные достижения и считает, что Вы прекрасно продемонстрировали свою способность внести вклад в интеллектуальную и культурную жизнь Калифорнийского университета Санта-Круза. Поздравляем! Предложение необходимо принять не позднее 1 мая…



– Я сделала это. Ни фига ж себе…

Письмо выпало из рук, и я прижала ладонь ко рту. Впервые за несколько месяцев я почувствовала что-то отличное от скручивающего внутренности напряжения и душевной муки. Все мои вечера, проведенные за учебой, подготовительные курсы, над которыми я так усердно работала, волонтерство в больнице и с Нэнси, экзамены SAT и ACT, с которыми так нервничала… все окупилось…

Папа вернулся домой уставший и замученный: рубашка помята, галстук сбился набок.

– Привет, тыковка. – Он поцеловал меня в макушку и выдавил улыбку. Его взгляд упал на письма из университетов, и глаза расширились. – Есть хорошие новости?

– Самые лучшие. Меня приняли в Университет Санта-Круза! – Я помахала конвертом. – Остальные тоже, но это золотой билет. Теперь можно остаться здесь и… – Я умолкла, заметив, как изменилось выражение лица отца. – Папа?

– Это замечательно, Вайолет. – Он коротко и напряженно обнял меня. – Я так тобой горжусь.

– Спасибо, – осторожно ответила я. – Ну… нам нужно обговорить дальнейшие наши действия.

– Да, нужно. Лучше позови сюда свою мать. – Его голос звучал так, словно он вызвал к себе палача.

– Она ушла отдохнуть с друзьями с работы. Написала, что вернется поздно.

Он вздохнул и ослабил галстук, опустившись на стул рядом со мной.

– Может, это и к лучшему. – Он посмотрел на стопку писем. – Прости меня, тыковка. Я пытался.

Мое сердце ухнуло вниз.

– Что ты имеешь в виду?

– Обещание, которое мы дали тебе на твое двенадцатилетие. Больше всего на свете мне хотелось его выполнить. Но… Я не смогу. Прости.

Я откинулась на спинку стула, меня как будто ударили.

– Ладно. Насколько все плохо?

Его глаза, такие же темно-синие, как у меня, смотрели тяжело и измученно.

– Не очень хорошо. Не хочу вдаваться в подробности…

– А я хочу услышать подробности. Я слишком долго молчала, кивала и соглашалась с вашими уверениями. Папа… – Я вцепилась в рукав его пиджака. – Просто расскажи мне правду.

– Тебе не нужны все эти мелочи, – произнес он. – Но да, в последнее время дела обстоят не лучшим образом, и нам приходится брать деньги из разных источников, в том числе с твоего счета. Я работал над одним проектом, который должен был покрыть все расходы, но он… провалился. Прости. Мне очень жаль, милая.

Он был на грани слез.

– Я так и знала, – воскликнула я. – Почему-то всегда подозревала. Я подала заявку на стипендию, но стипендии по успеваемости и заслугам получить тяжело, и ни одна не покроет расходы. Мне понадобится финансовая помощь[12]. – Я недовольно посмотрела на отца. – Она же мне понадобится? Ты никогда мне ничего не рассказывал. А теперь говоришь, чтобы я не волновалась. Я доверяла тебе и маме…

Боже, Миллер был прав. Слишком глупо строить будущее на доверии.

– Знаю, – произнес папа. – Но я был так близко. Успех проекта не вызывал сомнений…

– Какого проекта?

– Приложение, над которым я работал. Но возникли… проблемы с патентами. – Он махнул рукой. – Это неважно. Важно все исправить. Мне так не хотелось, чтобы ты начинала свою взрослую жизнь с огромных долгов. – Он слабо изобразил оптимизм, от которого сердце раскалывалось на части. – Но, я уверен, есть и другие стипендии, на которые ты имеешь полное право. Более чем достаточно.

– Есть, – медленно ответила я. – Но сроки подачи заявок на большинство из них, вероятно, прошли или вот-вот пройдут. У меня нет времени.

– К осени. Но можно подать заявку на весну следующего года.

Я встретилась с ним взглядом, и глаза защипало от слез. Мы оба знали, как я надрывалась столько лет, чтобы вырваться вперед. Если я собираюсь стать хирургом, то придется провести в Медицинской школе большую часть юности. А мне хотелось как можно скорее покончить с учебой, начать карьеру и завести семью.

– Хорошо, – произнесла я, выпрямляясь и смаргивая слезы. Я собрала письма и соскользнула с табурета. – Подам заявку на финансовую помощь и посмотрю, какие стипендии еще открыты.