Девочка из стен
Часть 21 из 39 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Только после нашего свидания.
Заглянуть под каждый камень
Был первый день летних каникул. Родители уехали: у отца началась подготовка к летней школе, а у мамы на выходной была намечена встреча с клиентами — она показывала выставленные на продажу дома, а значит, часов до трех ее можно было не ждать.
На улице, исчерчивая стекла струями воды и барабаня каплями по крыше, лил дождь. Мальчики начали с гаража. Они искали то, чего здесь быть не должно. Что именно? Им представлялись скомканные одеяла, чужие ботинки, рюкзак, возможно, даже большая картонная коробка, припрятанная за байдарками, — все те скудные пожитки, которые мог бы перетащить сюда бездомный с центральной улицы. Братья не были уверены, что именно они ищут. Но знали, что поймут, как только увидят.
Они отодвинули расшатанные доски поленницы в гараже и пощурились, пытаясь разглядеть что-нибудь в ее темном нутре, посмотрели за моющей установкой, культиватором, стремянкой и бочкой со старыми бейсбольными перчатками и мячами Маршалла: он играл, когда был помладше — как Эдди сейчас, пока не провалился на отборочных испытаниях в команду. Они заглянули даже за груду из сетки и ракеток для бадминтона, купленных отцом для семейного досуга, который в итоге случился лишь дважды — на заднем дворе старого дома на северном побережье.
Они двинулись дальше. Забрались в самые недра гардеробной в гостиной и посмотрели за родительскими пальто. Распахнули кухонные шкафы, вытащили мультиварку и овощесушилку, чтобы проверить за ними. В кладовке Эдди вскарабкался брату на спину и заглянул в потолочный люк — но увидел только густую темноту полых внутренностей дома. Они опускались на четвереньки и искали под кроватями. Вытащили стопку полотенец из бельевого шкафа и обшарили одежду, висевшую в гардеробе.
Они были готовы к встрече. Маршалл сунул в задний карман второй складной нож. Он попытался посильнее заточить его одним из маминых кухонных точильных камней, но безуспешно — лишь поцарапал боковины лезвия. Тем не менее проверка на собственном пальце выявила более чем достаточный режущий потенциал ножа. В протыкающей способности острия сомневаться и вовсе не приходилось.
Эдди надел рюкзак, который Маршалл подарил ему на день рождения. Сверху торчала старая алюминиевая бейсбольная бита. Всякий раз, когда они открывали очередную дверцу шкафа или опускались на четвереньки, чтобы заглянуть под кровать, Эдди слегка дрожащими руками выуживал ее и выставлял перед собой. Толщиной она была с его предплечье, даже больше. Он такую и в руках-то не держал. Физкультуру он всегда проводил в сторонке, сидя на гимнастическом бревне у турников. Держать биту между собой и темнотой кладовок, пока Маршалл протягивал руку, чтобы включить свет, было неоспоримо приятно. Стоило зажмуриться, сжать рукоять — и бита превратилась бы в большой, богато украшенный рыцарский меч. Но они искали, распахивали дверь за дверью, заглядывали за углы — разве можно закрыть глаза, когда и моргнуть-то страшно?
И наконец — чердак
Скорее всего, ответ ожидал их именно здесь. Обыскивая дом, они то и дело проходили мимо чердачной двери, но даже не смотрели в ее сторону, будто боялись сглазить. Однако они сами не до конца понимали, чего именно так опасались, надеялись ли не найти там никого и понять, что все это было лишь плодом их разыгравшегося воображения, или же жаждали встретиться с тем, кто прятался в их доме.
Когда они наконец оказались перед входом на чердак, Эдди почувствовал некоторое облегчение: они обшарили весь дом и ничего не нашли — теперь он мог безошибочно указать, где притаилось это нечто. С другой стороны, сам чердак, казалось, был наготове. Ждал их, выгнув спину.
— Готов? — спросил Маршалл и, не дожидаясь ответа, распахнул дверь.
Дробному стуку дождя по крыше аккомпанировал жужжащий вентилятор. На самом верху лестницы тусклым светом маячило чердачное окно. Они бок о бок медленно поднимались, деревянные ступени постанывали под ногами. На полпути их обдало жаром — так, будто они головой вниз нырнули в прогретый бассейн. Про себя Эдди отметил, что это всего лишь теплый воздух — он легче, поэтому поднимается.
На верхней площадке мальчики остановились и вгляделись в тени за ящиками, старой мебелью и техникой. Толстые кровельные гвозди сорняками торчали из деревянных балок.
— Я зажгу свет, — сказал Маршалл и направился к мерцающему раскаленно-оранжевым выключателю. Центр комнаты вспыхнул красками, но пространства за картонными и пластиковыми ящиками и за темными чемоданами оставались серыми и бесформенными.
— Какой у нас план? — спросил Эдди. Они были окружены со всех сторон. Чердак казался отдельным домом. Чужим домом.
— Ну, — протянул Маршалл, — например, просто передвинем ящики? — Он протиснулся между стопкой картин и набитыми мусорными мешками к стене, пригибаясь под ощетинившимся гвоздями низким потолком. — Заглянем прямо отсюда. — Маршалл достал из заднего кармана фонарик и посветил в щель между скатом крыши и полом. Потом развернулся и направил луч фонаря вдаль — на противоположную сторону чердака. — Пошли.
Мальчики двинулись, и мансардный этаж застонал — казалось, сам огромный дремлющий дом зашевелился, ворочаясь с боку на бок. Ребята открывали коробки, вытаскивали зимнюю одежду и старые игрушки в поисках свернувшегося под ними незнакомца. Рылись в грудах украшений к праздникам. Вдруг Маршалл вскрикнул. Эдди взвизгнул в ответ и со всей силы вцепился в бейсбольную биту за спиной.
— Все в порядке! — Маршалл поднял руку и жестом велел Эдди успокоиться. — Просто гребаный кактус. Палец уколол. Стоял в рождественском венке. — Он пососал палец и огляделся. — Какого хрена он вообще там делает?
Поиски продолжились. Они открывали ящики видавшего виды шкафа, ползали на четвереньках, заглядывали с фонариком под металлическую громаду кондиционера. Ветер швырял воду в маленькое окошко, дождь упорно барабанил по крыше. Так прошло десять минут. Двадцать. Наконец Эдди нашел его. Удивительно маленький. Столько поисков, результат которых поместится в его ладонях. Эдди подозвал брата к чердачному окну:
— Смотри.
Отпечаток чьей-то босой ноги размером поменьше их, почти высохший, почти утопший в деревянном полу. За окном был только дождь. Каждая новая капля рябью проходилась по наплаканным им лужицам на крыше. Следы на полу вели внутрь. Будто кто-то, услышав, как они обыскивают все внизу, распахнул чердачное окно, собираясь выбраться на крышу. Но, ступив одной ногой на мокрую черепицу, передумал уходить и вернулся в дом.
— Оно все еще здесь, — заключил Эдди.
Они стояли прямо над ней
Фанерный пол прогибался под их ногами, упираясь ей в живот. Поперечные балки сковали Элизу по вытянутым вдоль тела рукам. Они стояли у нее на груди. Выдавливали воздух из легких. Она чувствовала себя заживо похороненной и боролась с желанием пнуть нависшую над ней доску коленом. Они не разговаривали. Просто стояли над ней. И, кажется, общались жестами. Вертелись, осматривались. Элиза с трудом, маленькими глотками втягивала воздух в сдавленную грудь, шевеля губами, словно золотая рыбка.
Уж не решили ли они раздавить ее?
Потом мальчики все же отправились дальше, освободив ее. Элиза вздрогнула. Нечаянно. Фанера над ней стукнулась о соседнюю доску — она напряглась всем телом, но братья не остановились. Не услышали. Они вернулись в центр комнаты и какое-то время стояли на лестнице.
Элиза прижалась лбом к фанере. Каждый вздох отдавался болью в грудной клетке. Кровь пульсировала в висках. Она пыталась разобрать, о чем они говорили.
Чуть раньше, поняв, что они обыскивают дом, Элиза попыталась выползти на крышу и сбежать, но не смогла. Дождь прошелся по ноге дробью тяжелых холодных капель, резко дохнуло холодом и влажностью, подоконник был слишком скользким, чтобы за него ухватиться, — внутри было безопаснее. Тогда.
Но теперь они перешептывались. Элизе не удалось разобрать ни слова. Мальчики могли говорить так тихо лишь по одной причине: они знали, что она рядом.
Маршалл и Эдди в унисон зашагали вниз по лестнице. Петли чердачной двери взвизгнули, и она издевательски медленно закрылась.
Элиза не шелохнулась. И не двигалась так долго, как только могла.
Уходи
Наутро дождь кончился. Безоблачное рассветное небо ярко-розовым отражалось в окнах. В воздухе подрагивал туман. После бессонной ночи цвет казался и вовсе нереальным: должно быть, усталость играла со зрением злую шутку — разве восход мог окутать дом этим туманным сиянием? За окном: по дубам, по размытому дождем газону, по серому гравию подъездной дорожки — разлилась та же оранжево-розовая дымка. Как в старом стишке: если небо красно поутру…[19]
Время ползло, часовые птицы — будто и вправду были часовыми — сменяли друг друга на певчем посту. Мейсоны встали и засобирались на мессу. Они забрались в красный «Сатурн» мистера Ника и уехали — все вместе. Мальчики расположились на заднем сиденье, старший брат повернулся и припечатал дом тяжелым взглядом, словно ожидал, что махина раскроет пасть и ощерится ему в спину. Мог ли Маршалл ошибаться больше? Дом и не думал кусаться — стоило машине выползти на длинную подъездную дорожку, он сгорбился, бесформенный, побитый, и наконец выдохнул. Сколько поперечные балки будут гнуться, пока не переломятся? Как быстро дом разрушится, распадется на черепицу, сайдинг, воздуховоды, вентиляционные отверстия, половицы? Как быстро его осколки потонут в земле? Как скоро сам Всевидящий Один не сможет определить, что возвышалось здесь однажды?
Гнуться — все равно что кланяться. Так сказал бы Одноглазый бог. И чем ниже поклон, тем труднее потом выпрямить спину.
И все же она гнулась.
Мальчик пришел, как они и уговорились — под щебетание малиновок, вскоре после отъезда Мейсонов. Он отстучал в заднюю дверь пароль, которому она его научила: раз, раз-два, раз. Она должна была ждать его. Но ее не было. Несколько минут спустя Броуди постучал еще раз — раньше ему никогда не приходилось стучать дважды — и снова замер в ожидании. Он начал терять терпение. Потом заскучал. Потом забеспокоился. Неужели ее разоблачили? Увезли? Или что похуже? Может, пробираясь в своем межстенье, она не рассчитала сил? Или за все эти месяцы она так отполировала выступы в балках, что в один ужасный момент просто не смогла ухватиться за гладкое дерево? И упала на дно этого тесного, сокрытого от чужих глаз ущелья? Не попробовать ли снова пробраться в дом через боковую дверь? Ту самую, про которую она велела ему забыть? Он встал на цыпочки, но мало что мог разглядеть через узорчатые стекла. Поэтому продолжал стучать. Вновь и вновь.
Наконец показалась Элиза.
Она изменилась. Казалось, что в теле маленькой девочки поселилась старуха: глаза очертили темные круги, плечи поникли под невидимым грузом. Девочка напоминала согнутое бурей сальное дерево, обвалившуюся, заброшенную хижину посреди леса. Она стояла в дверном проеме по ту сторону ширмы, придерживая рукой щеколду, и не спешила ее открывать. Она рассказала ему о случившемся. О том, как они пришли за ней.
Братья узнали о ней, им почти удалось ее найти. Они разорвали ее дом на части, пока искали, а затем заштопали его, будто ничего и не было. Вернулись в свои комнаты и перешептывались, должно быть, несколько часов, замирая при каждом звуке, прислушиваясь к ней. Родителям, насколько она могла судить, они ничего не сказали. Но они знали. Всю ночь двери их спален то и дело распахивались — будто они собирались застать ее врасплох, схватить прямо там, в выползшем в коридор из их комнат тусклом свечении ламп. На нее была объявлена охота. Ни с того ни с сего. Или…
Может, Броуди знал о причинах?
— Нет, — замотал головой он. — Не знаю. Правда не знаю. Подожди. Младший же и раньше был в курсе?
— Он никогда меня не искал. До этого момента.
— Но ты в порядке?
Элиза прижалась лбом к сетке, разрешетив бледную кожу пятнистой россыпью света. По-прежнему придерживая запертую дверь, она исподлобья уставилась на него. Наконец, едва шевеля губами, она заговорила.
— Ты приносишь мне краденые вещи, — выдавила она. — Лак для ногтей. Еда. Приставка. Настольные игры. Все, что ты приносил, ты крал из других домов.
Броуди поковырял дверную ручку сетчатой ширмы кончиками пальцев.
— Я еще кое-что принес. Думаю, тебе понравится.
— Ты забирал что-то из моего дома?
— Не то чтобы… — замялся он. — Почти ничего.
— Что ты украл?
— Я собирался вернуть!
— Что ты взял? Что именно?
Броуди склонил голову набок. Стиснул зубы. Пожевал губами. Если он и нервничал, то слишком уж карикатурно.
— Я не знаю. По мелочи. Диск, кажется. Пару монет, несколько долларов. Ракушку. Складной нож. Всего-то.
— Убирайся.
— Да я хоть сейчас все верну! — Он потянул сетчатую дверь обеими руками, но Элиза рывком захлопнула ее и задвинула маленькую щеколду.
— Но я правда могу сбегать домой и принести, — заныл он. — Оно все у меня под кроватью. Я не воровал, Элиза, — я просто одолжил. Иногда я беру что-то, но я же могу вернуть…
— Не произноси моего имени.
— Почему?