Девочка из стен

Маршалл щелкнул мышью по следующей странице форума. Какое-то время так они и сидели: Маршалл вслух зачитывал сообщения, а Эдди позади него запоминал названия новостных статей по теме. «Мужчина жил в сарае бывшей девушки». «В доме покойного пожилого человека обнаружены следы нарушителей».

— А ты не думаешь, — решил попытаться Эдди, — что в доме могут быть привидения?

— Господи, Эдди, — застонал Маршалл. — Мне и так страшно — давай хотя бы без призраков.

Эдди был перепуган не меньше, но улыбнулся. Маршалл шутил. Вполне уместно шутил. Ужасающе забавно. А еще, Эдди наконец-то стал не единственным хранителем тайны.

Брат доверился ему. Счел Эдди достойным доверия.

— Вот что мы сделаем, — наконец сказал Маршалл. — Мы, мать его, с этим разберемся. Осмотрим дом, найдем доказательства и предъявим папе с мамой. А если столкнемся с чем-то — то нас же двое. Возьмем и вышвырнем его отсюда.

— Так просто?

— Так просто. И пусть родаки выкусят. Они не станут нам помогать, пока не убедятся наверняка. Скорее, попробуют помешать. — Маршалл улыбнулся и наклонился к Эдди. — Но кто знает? Может, после они наконец-то станут к нам прислушиваться. Хоть немного зауважают. И, может, даже отвалят наконец со своими чертовыми ремонтами каждую свободную минуту.

— Ты правда так думаешь?

— Ну, зная их, сомневаюсь, — признал Маршалл. — Но ведь мы можем даже в новости попасть. Представь, как по-новому на тебя посмотрят в школе. Про нас напишут такие же статьи — но с хорошим концом. Про то, как мы выяснили, как этот кто-то забирается в дом, где прячется, и про то, как мы нашли и схватили его.

Лицо Маршалла было так близко, что Эдди мог детально рассмотреть клочковатую щетину на его щеках и созвездие прыщей над бровями. Брат взволнованно ухмыльнулся. Мышцы его шеи напряглись.

— А мы сможем? — спросил Эдди. — Ты уверен?

— Еще как! — Маршалл потрепал его по плечу. — Еще как, блин, сможем.





Гостевая спальня




Растянувшись на спине внутри стены гостевой спальни, Элиза слушала, как миссис Лора короткими мазками кисти шкрябает по плинтусу. Прошлым вечером она обнаружила на заднем крыльце ведерко краски. Брызги на жестяной крышке выдавали цвет — коричневый. Шоколадно-коричневый. Сами стены уже были выкрашены в бежевый, а отделка, значит, будет шоколадной. Останется только обновить белые оконные рамы — и комната превратится в огромный смор[16]. Элиза представила себе мамино лицо: у нее бы от ужаса глаза на лоб вылезли.

Еще кое-что, оставшееся от родителей, — персиковые стены и жемчужная отделка — было стерто. Она пока не видела результата, но предполагала, что новый слой краски окончательно похоронит под собой едва заметные очертания лошадей у самой двери, которых она нарисовала в пять лет. Родители устанавливали внизу стиральную машину, а она взяла школьные карандаши и прямо на стене изобразила трех коней — настолько реалистично, насколько смогла. Ее, конечно, жестоко наказали — отправили спать на целых два (!) часа раньше обычного. Но Элиза заранее просчитала подобные риски — и скука перевесила. И только когда обычно жизнерадостная мама, увидев ее творение, опустила голову и, сдерживая слезы, прикусила указательный палец, Элизе стало до одури стыдно — она до сих пор помнила, что почувствовала в тот момент, как ждала от мамы хоть какой-нибудь реакции, как хотела очутиться в ее объятиях и вместе с тем — подальше отсюда, подальше от нее. Дом казался таким огромным и разрушенным, а мама — такой уставшей.

Папа же сел на пол, скрестив ноги, и принялся изучать ее художества. Решение он нашел очень простое: графитовые животные не выдержат натиск обычного карандашного ластика. После его вмешательства на стене останутся разве что вдавленные очертания — следы ее усердия. Стирал он лошадей неделю с лишним — работы в этом доме никогда не занимали меньше. Элиза даже начала задаваться вопросом, уж не нравятся ли папе ее длинноногие творения с густыми веерами ресниц.

Теперь же от них не останется и следа. Раньше это испортило бы Элизе настроение на весь день, который она провела бы, оплакивая остатки закрашенных или вычищенных воспоминаний. Но у нее было настолько прекрасное утро, что разливающееся внутри тепло — сродни тому, которое остается после дремы под ласковыми солнечными лучами, — затапливало все подобные мысли. В первой — свободной — половине дня она научила Броуди прятаться. Прятаться по-настоящему, как это делала она — и он так в этом поднаторел, что найти его не удалось даже Элизе. Ни движения, ни дыхания — она почти могла бы поверить, что он вовсе не прячется, что он не заходил сегодня утром, а просто ей приснился. Броуди не было за диваном в гостиной, не было ни в одной уборной, а в пространство между стенами он забираться не хотел. («Ни за что», — сказал он ей как-то раз, заглянув в люк на потолке кладовой.) А значит, он умело использовал закоулки дома. Очень умело. Она начала обыскивать самые нелепые места: барабан сушилки, морозильную камеру — и боялась, как бы он не залез куда-то, где может задохнуться. Пришлось сдаваться.

— Ну ладно! — крикнула она. — Я сдаюсь! Ты победил! Выходи!

Самодовольно улыбаясь, Броуди выполз из-под шкафа в гостевой спальне. Оказалось, он проскользнул за него через щель внизу задней панели — эту пасть гардероб разинул, после того как Мейсоны отодвинули его от стены.

— Смотри! — Броуди подошел к Элизе и почти ткнул ей в лицо сложенными лодочкой ладонями, будто хотел показать выуженного откуда-то жука. В руках он держал куски засохшей краски, толстые и завитые, похожие на червяков с телесно-персиковыми спинками от старых стен гостевой спальни и бежевыми брюшками — от новых. Элиза разозлилась: мало того, что она продула ему в прятки, за то время, пока она его искала, Броуди успел еще и расковырять ногтями только отремонтированную стену. Но он настаивал, что всего лишь подобрал отвалившуюся краску с пола. Хотелось бы верить.

— Очень красивые, — покивала она. Завитки и правда были по-своему хороши. — Только не ешь их.

Теперь же Элиза слушала, как миссис Лора напевает за работой. Она не пыталась вывести какой-то мотив — просто мурлыкала не обремененные мелодией ноты в случайном порядке. Каждые несколько минут она, покряхтывая, вставала, делала пару шагов и снова опускалась к плинтусу. Ни мальчиков, ни даже мужа она привлекать не хотела — работа требовала слишком большой аккуратности. Малярный скотч уже убрали со стены, и теперь мать семейства Мейсонов докрашивала пропущенные участки и подправляла недочеты. Элизе нравилось проводить с ней время. Почему? Элиза объясняла это себе тем, что женщины ощущались немного по-другому, даже когда просто были рядом и не разговаривали. Возможно, дело было в том самом материнском, присущем любой матери. И любой девочке.

Был вечер среды. Завтра у мальчиков будет последний школьный день. Вероятно, им уже не задавали домашних заданий, но они все равно сидели по своим комнатам. (Или Эдди был во дворе — бродил, как обычно, между деревьями у сарая? В последнее время Элиза не старалась за всем уследить.) Мистер Ник выставлял последние оценки в своем кабинете. Дом казался тихим и почти пустым. Элиза предпочитала шумные вечера, приглушающие ее передвижения, но сегодняшнее спокойствие ее полностью устраивало. Миссис Лора снова встала, зевнула и потянулась, разминая затекшие мышцы.

Днем, перед тем как Броуди ушел, они обсуждали план дальнейших действий: как ему заглядывать к Элизе летом, когда мальчики будут дома. У них всегда были воскресные утра, по которым Мейсоны дружно отправлялись в церковь. В конце концов, будут же они уезжать то в отпуск, то на пляжи по выходным, то к родственникам на север. А может, пока мистер Ник будет пропадать в летней школе, а миссис Лора — в офисе, Маршалл найдет себе новую подработку, а Эдди… Ну, например, его отправят в летний лагерь.

В случае неожиданного отъезда Мейсонов на семейный ужин или что-нибудь в этом роде Элиза должна будет повесить на окно гостевой спальни свою футболку с единорогом — этот флаг подскажет прогуливающемуся по дамбе Броуди, что берег чист. План был вполне рабочий, и чем дальше они его шлифовали, тем большее облегчение она испытывала: последние несколько — или даже ужас сколько — дней надвигающееся лето давило на нее тяжким грузом.

Подушкой в стене гостевой комнаты ей служил сборник скандинавских мифов. Она почти дочитала его и решила на какое-то время отложить и полистать пока другие книги, которые забрала у Эдди. Элиза не хотела, чтобы мифы переместились в пылящуюся в углу маленькую стопку прочитанных произведений. Законченная книга уже не оживает по ночам, не укутывает во сне. Она становится самой обыкновенной вещью, которую хранят на память. Она перестает жить. Воскрешенные ей истории мертвым грузом ложатся меж закрытых страниц. Элиза продолжала читать рассказы скрепя сердце. В последней из открывшихся ей легенд сыновья Одина, Тор и Локи, были посланы в мир злых ледяных великанов[17]. Чтобы проскользнуть через границы незамеченными, два мужественных бога переоделись в красивых, изящных женщин. История была глупой, но полной действия, приключений и интриг — Элиза едва удерживалась от того, чтобы не проглотить ее слишком быстро. В какой-то момент король ледяных великанов сказал Тору, что никогда не видел у женщины настолько роскошной бороды, — Элизе пришлось закусить руку, чтобы не рассмеяться во весь голос. Ей тут же представился Тор, задумчиво поглаживающий свою густую рыжую бороду и убирающий ее обратно, под кружевной воротник. Бог поделился с ледяным королем секретом гладкости волос — неустанный каждодневный уход. Сидящий рядом с ним Локи покивал, подтверждая каждое сказанное слово. Перед мысленным взором Элизы он восставал в обличье Броуди: в черной маске, плаще и огромной широкополой шляпе в цветочек.

По коридору пробарабанили шаги, и в дверях раздался голос мистера Ника.

— Эй, — позвал он с такой нежностью, какой Элиза давно от него не слышала. — Как у тебя тут?

— Вполне успешно, — откликнулась миссис Лора.

— Смотрится отлично. — Он помолчал, так и застыв в дверях. Должно быть, наблюдал за ее работой. — Безумие какое-то. Этот год. Этот дом.

Миссис Лора постучала кисточкой по стенке малярного ведерка. Элиза представила, как она поворачивается к мужу и ее губы изминает усталая улыбка.

— Ты помнишь, какой скоро день? — спросил он. — Или так увлеклась реконструкцией этого нашего невозможного особняка, что все повылетало из головы?

Миссис Лора тихонько рассмеялась.


— Кое-что припоминаю. — Она зашуршала укрывающей пол клеенкой, переставляя ноги. — Тебя, например. Себя. — Она вздохнула. — Но особенно хорошо — каждый чертов поход в «Хоум Депот»[18] и точные названия всех оттенков красок.

Мистер Ник ухмыльнулся:

— Значит, в этом году не отмечаем?

— В этом году? — переспросила миссис Лора. — Давай сначала разберемся с домом. А управимся мы с ним году к… 2055? Как раз к нашей семидесятой годовщине!

— А я думаю, нужно отпраздновать. Безотлагательно. Вдвоем. По-настоящему, полноценно отдохнуть.

— Посмотри вокруг, разве это возможно? При всем желании…

— Давай уедем из города, — предложил мистер Ник.

Миссис Лора промолчала. Она окунула кисть в ведерко и снова принялась красить.

— Всего один вечер, — продолжал уговаривать мистер Ник. — Уедем из дома. Никаких семестровых ведомостей. Никакой работы. Это подождет.

— И куда же ты хочешь отправиться?

— Как тебе Берлоуэй — старый загородный дом неподалеку от Батон-Руж? Я уже все узнал. Они сдают комнаты. Можем провести там ночь.

— И променять один огромный покосившийся загородный дом на другой? — Миссис Лора фыркнула. — Допустим, — протянула она. — А мальчики?

— А что мальчики?

— Возьмем их с собой?

— Это всего на одну ночь. Одному шестнадцать, другому тринадцать…

— Только вот Эдди… — начала миссис Лора и запнулась. — Ты понимаешь, о чем я. Нельзя сказать: «Ему тринадцать» — и отмахнуться от остального. А Маршалл…

— …таков, каков есть, — закончил мистер Ник и резко выдохнул через нос. — Слушай…

— И то, как Эдди передвинул все в комнате…

— Это мы уже обсуждали.

— Да неужели?

— Тогда, может, давай попробуем обеспечить себе такую возможность? Спокойно поговорить? Чтобы мы не выходили из себя, не были слишком вымотанными и не валились без сил, прежде чем… — С каждым словом его голос все больше ожесточался. Он сделал небольшую паузу и постарался смягчить тон. — Лора, это всего на одну ночь. Нам правда это нужно, милая.

Мистер Ник пересек комнату. Скрипнули полы — он опустился на колени рядом с женой. Его голос понизился почти до шепота.

— Я только что проходил мимо комнаты Маршалла. И слышал их. Они там вместе сидят. И разговаривают.

— Да ладно?

— Я слышал, как Эдди смеялся, — продолжал он. — И они там вдвоем. Только представь! Когда ты в последний раз слышала, чтобы Эдди смеялся?

— Здорово. — Миссис Лора снова царапнула плинтус щетинистой кистью.

Мистер Ник стоял рядом и молча ждал реакции.

— Лора? — наконец не выдержал он.

— Задумалась, — пояснила она, вернув малярное ведерко на пол. — На что это было похоже? Как вообще Эдди смеется?





Решение принято




Элиза сидела в темноте и не могла сдержать расплывшуюся от уха до уха улыбку. Старших Мейсонов не будет целую ночь. Хотя она видела годовщины и повеселее — эта новость не могла не навести ее на мысли о родителях. Она вспомнила, как мама, босиком и в платье, становилась перед большим зеркалом в спальне, а сама Элиза, взобравшись на кровать, застегивала ей сережки — и в награду получала брызги лавандовых духов на запястья. В ванной жужжала отцовская бритва. Потом они уходили: папа, с перекинутым через руку пиджаком, и мама, процокав по коридору высокими каблуками, — похожие на актера и актрису из старого фильма. Элизу в такие вечера оставляли дома с няней, что, по правде говоря, было чистой воды формальностью — седовласая женщина засыпала в кресле в гостиной, едва успев прийти. Однажды Элиза воспользовалась случаем и съела остатки чокопаев, добытых неделю назад на фестивале Марди Гра, — устроила триумфальный запой, прикончив четыре или даже пять пирожных за раз. Потом до глубокой ночи она читала на крыльце. Когда сахар в ее венах наконец рассосался, она, почувствовав усталость, отправилась в кровать, не поленившись заглянуть по пути в гостиную, чтобы завалить спящую няню подушками.

Годовщина, пусть праздновали ее Мейсоны, а не родители Элизы, была радостным известием. Этот отдых пойдет на пользу не только миссис Лоре и мистеру Нику — чем меньше людей сновало по дому, тем свободнее ей дышалось. Эдди и Маршалл запрутся в своих спальнях, и, когда наступит ночь, весь огромный пустой дом будет в ее распоряжении. Конечно, придется быть осторожной, но, вероятно, она даже позовет Броуди. Надо только заставить его вести себя потише — и можно будет устроиться на заднем крыльце и поиграть в шашки. Спальни мальчиков были достаточно далеко от лестницы — они не услышат.

Хотя, пожалуй, грохочущие в коробке и звонко скачущие по доске шашки были не лучшей идеей. Слишком рискованно. Тогда можно будет расположиться в библиотеке или на террасе и почитать. Хотя читатель из Броуди выходил так себе — скорее, все кончится тем, что она просто будет пересказывать ему сюжет своей книги. Тихо-тихо.

— Значит, в следующие выходные? — уточнила миссис Лора еще до того, как закончила подправлять отделку и скомкала разбросанные по полу ленты малярного скотча. — В субботу. Отложим работу. Прямо так и оставим. Перезарядка и правда не помешает. Мальчики побудут одни. Но следующим же утром мы вернемся, так?