Девятый

— Сэр Дан, чего это вы мрачный такой? Никак не отойдете? Не утопли ведь, и ладно, да и щеку вам несильно поцарапало, ерунда одна, даже шрама не останется. Скажите: вы вот случайно не знаете — почем нынче можно темное сердце продать? Если свежее?

Очередной Плюшкин — все считает, сколько ему достанется при разделе.

Видимо заметив на моем лице отголоски недоброжелательных мыслей, поспешно пояснил:

— Нам серебра немало понадобится — я про общину думаю. В прошлом году убегали, все бросив, и сейчас вот… Налегке ведь ушли — много добра оставили и урожай не собран остался. Назад семенное зерно не выкопаешь, а если и так, то где сеять его? Даст король землю или не даст — неведомо. Если и даст, то непаханую — расчищать придется. Значит, кроме озимых, ничего у нас не будет, да и они необязательно. Чем тогда в этот год кормиться? Голодать? Серебро надо, чтобы до урожая дожить.

Вечная проблема Средневековья — существование на грани голода с периодическим заходом за эту неприятную грань. Да и не только Средневековья — даже в двадцатом веке различных «голодоморов» хватало. А кое-где и в двадцать первом…

— Извини, Арисат, не знаю я цен.

— Я вот думаю, что может и не хватить… много нас слишком: поголодаем…

— Мы еще не вышли, не забивай себе голову.

— И то верно, если бой серьезный получится, то меньше едоков станет. Хотя лучше без такого обойтись — ничего хорошего…

Впереди послышался перестук копыт, и показался один из дозорных. Осадив рядом с нами коня, четко доложил:

— Река в паре миль, широкая.

— Верно, — кивнул я. — На карте она обозначена. Брода не нашли?

— Да хоть везде перебирайся — она широкая, но мелкая совсем. Только берег наш заболоченный да камышом порос — прорубаться придется.

— Арисат, пошли вперед работников, пусть проход сделают, чтобы обоз не задерживался. Надо до темноты успеть переправиться и поставить лагерь уже на другом берегу.

— Опасаетесь, что твари в убежище на нас осерчали?

— И этого тоже… Пусть вода за спиной останется — не помешает.





* * *


Слова дозорного оказались преуменьшением — берег не просто порос: камышовые заросли тянулись на сотни метров от воды. Когда голова обоза добралась до места работ, рубщики еще не успели до русла добраться — пришлось ждать около часа.

Поглядывая на склоняющееся к горизонту солнце, я нервничал — ночевать на болотистом берегу не хотелось. Дров для костров здесь нет, комаров четыре дивизии, да и про убежище не мог забыть, хотелось между ним и нашим лагерем иметь текучую воду. Не знаю, насколько эффективна ее защита, но очень надеюсь, что местные ее не в силу суеверий нахваливают.

Первые колеса зашуршали по «щетине», оставшейся от срубленных стеблей. Проход был столь узким, что между стенами тростника и бортами телег места не осталось. Пешеходам пришлось идти за повозками — колонна растянулась еще сильнее.

Река была мелкой, но с топким дном, поросшим водорослями. Лошадям приходилось несладко, и они лезли в глубину неохотно. Зато противоположный берег порадовал чистым песком пляжа, зеленью луга и симпатичным лесочком в сотне метров. И дрова имеются, и место для отдыха. Обернувшись, посмотрел, как первая телега подходит к середине переправы и от нее вниз по течению расплывается пятно потревоженного ила. Покосился на солнце — заходить собирается, а у нас обоз только начал перебираться…

Мои страхи оказались напрасными: до темноты успели переправиться все. И дрова заготовить успели, и круг из повозок сделать, и даже колья между ними местами вбили. Лагерь наполнился аппетитными запахами из сотен котлов, я с аппетитом умял полную миску все той же опостылевшей каши без масла, а до этого успел немного помыться выше по течению: покончил с грязью, оставшейся от утреннего приключения.

Моему примеру последовали многие — народ здесь, как я заметил, достаточно чистоплотный, а вчера подходящего водоема не встретилось.

Четвертый день похода, как бы медленно мы ни шли, все равно уже сделали больше сотни километров. Трудновато по бездорожью двигаться, но это единственное неудобство — нам не мешает ни погань, ни зловещие демы. Да и погодка отличная, будто специально для нас кто-то ее включил. Самочувствие тоже наладилось — даже утренний экстрим уже забылся.

Еще два-три дня такого пути — и доберемся до границы, а уж там…

Под утро на нас наконец напали.





* * *


Как и в первый раз, тревогу поднял попугай.

Спал я сегодня хоть и крепко, но без скачущих лошадей и коматозного состояния, — от зловещего шипения проснулся сразу. Поднял голову с походной подушки — седла, повернулся на шум. Зеленый, устроившись на специально воткнутой для него удобной ветке, принял ахтунг-форму «взрыв на макаронной фабрике» и издавал соответствующие звуки.

Тревоги я поднимать не стал — без меня уже подняли. Предприимчивый Арисат, боясь пропустить первые предвестники приближения врага, на ночь ставил рядом со мной дозорного, приказывая ему глаз не спускать с попугая. Эта мера себя оправдала — теперь вокруг, в темноте, угадывалось движение; часто звякало металлом; вся эта специфическая возня намекала на подготовку лагеря к бою.

— Зеленый, ты, если что, лети в лес, ищи скворечник и там отсиживайся.

Птиц и без того напрасно рисковать не любит — без меня разберется, но заботу проявить ведь нетрудно.


Из темноты вырос Тук:

— Сэр страж, похоже, гости к нам идут… незваные.

— Да понял я уже.

— Арисат народ расставляет, а я при вас буду. Прикрою, если что: у меня латы, щит и секира добрая, а у вас только кольчуга и меч смешной.

Эх, горбун, знал бы ты, что подобными «смешными» клинками можно сделать. Будет у меня возможность — обзаведусь настоящим мечом, размеры вбиты в голову не хуже чертежей резонатора. Эталона метра у меня пока что нет, но пропорции-то имеются, да и приблизительно прикинуть смогу — точности до миллиметра мне не требуется. Но и с этим оружием я далеко не беспомощен. Любое железо только тогда полезно, когда к нему привык, за эти дни хоть немного с ним освоился и почти уверен, что в бою оно меня не подведет.

Хотя как знать — не проверял…

Намотал портянки, вдел ноги в сапоги, затянул шнуровку на боках. Шлем на голову, застегнуть, теперь наручи — Тук помог. Топор — в жесткую петлю на поясе, ножны с мечом — туда же, арбалет и колчан — за спину. Кольчуги на ночь не снимал: все, к бою готов (теоретически).

Защитники лагеря собирались возле линии повозок. Порядок с этим делом у них был идеальный — каждый воин без дополнительных указаний знал, возле какой телеги ему следует находиться при нападении. Женщины, дети и старики отступили в центр, окружив жестоко стреноженных лошадей, коров и мелкий скот, — между этой кучей и полосой обороны осталось пустое пространство. О назначении его я догадался самостоятельно, увидев, что дружинники, несмотря на темноту, поспешно седлают лошадей. Новолуние на носу, да и тучки наползают — темень кромешная. В таких условиях кавалерия малополезна — ей свет подавай. Легко догадаться, что при начале боя зажгут факелы и костры, а затем конница начнет носиться по периметру, оперативно нанося удары по прорвавшемуся противнику.

В этом замысле мне не нравилось одно — за спинами пеших вояк (и моей в том числе) будут гореть многочисленные огни. На их фоне нас любой желающий рассмотрит без трудностей. Хотя, возможно, и без этого погань во мраке ориентируется отлично, так что хуже не будет.

Тук, застыв между телегами, небрежно взвалил лезвие секиры на наплечник, оперся на оглоблю:

— Все, сэр страж, тут и постоим. Вы бы лучше копьецо себе взяли — я буду их держать, а вы из-за спины бейте или цепляйте крюком за шею, под топор подтаскивайте.

— Не надо, с мечом я быстрее работать могу, и длина у него подходящая.

— Ну как знаете. Только под руку правую не подходите — я с замаха от самого горба бью. Если попаду таким ударом по макушке, лезвие разве что в яйцах застрянет, и то вряд ли. А чего ему там застревать? Костей-то в них нет…

На телегу, что слева, ловко забрался лучник, прислонил колчан к борту, в левую руку взял несколько стрел. Я не спешил браться за метательное оружие — стальной тетивой пока не обзавелся, а жильную долго держать в натянутом состоянии нежелательно. Даже в ненатянутом нагрузка от согнутой стальной пластины выходит приличная — не стоит усугублять.

Попугай приземлился на плечо (и как он меня в полной темноте находит?), вытянул голову в направлении реки, зашипел. Странно, я предполагал, что погань подбирается со стороны леса, который недалеко от нас темнеет: она же вроде воды текучей не жалует. Видимо, от разоренного убежища месть пришла, вдогонку, не зря я от него хотел подальше убраться. Решил поделиться своими соображениями с Туком, но тут началось.

Хором залаяли собаки, заржали лошади, от реки противно завизжали, заквакали — угрожающие звуки приближались.

— К речной стороне! Огни зажечь! — Арисат взревел, как авиалайнер на взлете.

Застучали копыта лошадей — боевым животным даже тьма не помешала. Хотя светлело на глазах — по периметру женского столпотворения быстро разгорались костры и факелы. Глядя на это, я понял еще про один плюс такого освещения — самые слабые члены общины будут скрыты от глаз врага, вряд ли погань сумеет разглядеть их через огненное кольцо. Парадокс зрения — сидя в уютной квартире, ночного двора не разглядишь, пока не щелкнешь выключателем.

Из тьмы во тьму смотреть можно, из света во мрак — бесполезно, бакайцы это понимают.

— Надули нас, как юнцов старые клячи, нарумянившись, надувают, — вздохнул Тук. — Кто ж знал, что они от реки попрут?

— Вторые все к речной стороне! — Опять крик Арисата.

Захлопали тетивы о наручи, замельтешили трассеры горящих стрел — там начинался бой.

— Мы не номерные, значит, стоим на месте, — предостерег горбун.

Лучник, который недавно столь ловко забрался в телегу, спрыгнул на землю, побежал в сторону реки. И вообще туда много кто побежал — линия обороны серьезно оголилась.

Опять кричит Арисат, но в шуме боя уже не разобрать — железо мечей звенит, топоры ударяют, луки хлопают непрерывно, и каждый считает своим долгом что-нибудь проорать… как правило, матерное.

— Всю потеху пропустим, — обиженно произнес Тук. — Эх! Так охота броню в деле проверить! Сэр страж, может, прикажете мне тоже туда податься? Вам ведь никто здесь не указ — сами можете командовать, если Арисат не устраивает.

— Остаемся на месте, Арисат меня вполне устраивает.

Совсем дисциплины не уважает — так и мечтает лазейку найти…

Попугай, перестав рычать в сторону реки, резво развернулся, уставился на лес, разинул клюв, с человеческой обескураженной интонацией поспешно выдал:

— Всем до свидания! — После чего быстро взмыл с плеча, на максимальной скорости направившись вертикально вверх.

Меня его поведение серьезно обеспокоило.

— Тук, похоже, не все от реки пошли, готовься встречать.

— Кого встречать? — не сразу врубился горбун.

После этого вопроса наш разговор сам собой прекратился — трудно продолжать светскую беседу, когда из темноты выскакивает чешуйчатая горилла и с тонким женским визгом кидается в атаку, протягивая к нам длинные когтистые лапы.

Когти, кстати, рекордные — не стриги я ногтей с детства, все равно бы таких не отрастил.

К чести Тука, он не растерялся — секира слетела с плеча, ни на миг не останавливаясь, направилась в сторону физиономии противника. Чешуйчатая «обезьяна» тягой к суициду не страдала — проворно отскочила в сторону, пропуская удар мимо. Но горбун, непостижимым образом ухитрившись изменить траекторию движения разогнавшегося тяжелого оружия, от души тюкнул противника в верхнюю часть бедра.

Погань, вновь завизжав, завалилась на землю, проворно откатилась за угол телеги, но, несмотря на мешающие оглобли, Тук успел ее подколоть коротким штырем на конце секиры, одновременно истошно заорав:

— Беда!!! На лесной стороне погань!!!