Девятый
Часть 36 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Блин — да чего ж ей на месте не сидится?! Ну что опять?! Неужто моей заднице не хватает приключений?!
Рванул к стене на четвереньках. Глаза уже слезились от резкой вони, из раздраженного носа по той же причине полезли сопли, желудок напрягся, готовясь к рвотным спазмам. Как бы не задохнуться в этом местном «Сочи» — кислорода здесь много быть не может.
В середине помещения костная масса начала обрушиваться — будто в воронку засасывало. Процесс этот шел по нарастающей, распространяясь все дальше и дальше. Еще немного — и до меня достанет, а лететь непонятно куда не хочется. Видимо, своим падением я нарушил хрупкий баланс этой кучи гадости — сейчас все рухнет. Ухватив рукоять меча двумя руками, со всей дури вбил острие в стену. Морщинистая поверхность поддалась — будто в плотную глину треть лезвия ушла. Если подо мной разверзнется бездна, попробую удержаться — крепкая сталь должна выдержать. Провишу пару минут и только тогда рухну — не турник это ухватистый, да и тяжестей на мне слишком много.
Как раз успею по-быстрому помолиться…
Оставшаяся масса костей и вязкой гнили обрушилась в один момент — по всей площади. Я заскрипел зубами от неожиданного короткого приступа дикой головной боли — будто виски насквозь прострелило раскаленной пулей. В лицо ударило столь концентрированным смрадом, что закашлялся. Болтаясь на рукояти меча, покосился вниз. Похоже, подземный барабан по высоте оказался гораздо больше, чем представлялось изначально, — просто я, упав сюда, оказался на ложном полу, который сейчас развалился.
Тонкие обломки пола и россыпи гнили теперь летели вниз, и лететь им было далековато — дно разверзнувшейся пропасти просматривалось метрах в тридцати ниже. Что я там, снаружи, подумывал на тему бункера? Предполагал, что найду здесь ракетную шахту? Радуйся, придурок: какую-то шахту ты все же нашел — хоть она и без ракеты, но очень странная.
Вместо баллистической ракеты на дне виднелось нечто еще более зловещее. Человеческие тела и звериные туши — мертвенно-бледные, без единого волоска, с разорванными беззубыми ртами и странно выглядевшими конечностями: будто из них кости вытащили. Руки и ноги плетьми извиваются, туловища расплываются кляксами. И какие-то неровные шланги, больше похожие на кишки, оплетающие весь этот мрак. Шланги пульсируют — явно что-то перекачивают; под действием этой пульсации вся трупная масса подрагивает, будто желе. Наверное, если туда свалюсь, то даже не ушибусь — приземление окажется мягким.
Но я лучше в лаву вулканическую нырну, чем в ЭТО.
А нырять придется — меч опускается с нехорошей скоростью, прорезая стену. Еще немного — и лететь мне вниз…
Все эти неаппетитные подробности я разглядел вовсе не под факелом — он, падая вниз, продолжал гореть, но его света на такой объем недостаточно. Да и не надо: здесь вовсю резвились те самые туманные светляки, что встречались на поверхности. Их тут, наверное, пара миллионов — все оккупировали. Видно все, будто в луче прожектора.
Блин, как же меня угораздило сюда попасть! До чего же неохота к этим шлангам лететь и всему остальному — есть предчувствие, что добром это не кончится.
Факел долетел до дна, шлепнувшись на кляксу распластавшегося человеческого тела. Ярко-оранжевое пламя вмиг охватило бледную кожу, резво побежало по пульсирующему шлангу, петлей извернувшемуся из разорванного рта, достигло места, где «кишка» исчезала в студенистой массе.
И вот тут пыхнуло так, что я больше не смотрел — крепко зажмурил глаза, опасаясь, что их может повредить огнем. Ну точно дурак — что толку их беречь, если все равно запекусь в несколько секунд. Волна жара ударила снизу с такой силой, что я закачался на рукояти меча, будто осиновый лист на ветру, заорал, чувствуя, как начинают трещать волосы, выбившиеся из-под шлема.
Будто отвечая на мой крик, послышался протяжный громоподобный стон — похоже, само подземелье страдает от нестерпимой боли. А затем заревела вода, обрушиваясь с большой высоты. Меня обдало новой волной жара, теперь уже мокрого (но не менее обжигающего). Шум низвергавшегося водопада усилился, и когда меч наконец вывернулся из стены, я не удивился последствиям — упал не в кровавую помойку, оставленную неведомыми маньяками, а в жидкость. Не едкая кислота и не лава вулканическая.
Благодать — обыкновенная холодная вода.
Впечатление, будто в слив душа угодил: сверху льет, снизу засасывает, и в стороны водоворотом пихает, из-за чего то и дело соударяюсь со стенами. С трудом держусь на плаву и стараюсь не наглотаться — может, водица и ключевая, да только смешана с тем дерьмом, что дно шахты заполняло. Держаться нелегко — вместо спасательного жилета на мне железная кольчуга; наручи, шлем и тяжелые сапоги тоже не прибавляют плавучести.
Очередной удар — и меня засасывает во что-то уж совсем нехорошее — будто в трубу, о стенки которой бьюсь ежесекундно. А затем с хорошо знакомым звуком смываемого унитаза вообще накрывает с головой.
И куда теперь? В канализацию, что ли? Ну уж нет!
Не понимаю, где верх, а где низ, но все равно отчаянно барахтаюсь. За все свои двадцать девять лет ни разу не тонул, а здесь уже второй! Ногой ударяюсь в твердое, отталкиваюсь, рвусь вперед. Голова выходит из воды, в до сих пор зажмуренные глаза сквозь веки несмело стучится солнечный свет…
Озеро в окружении странного леса — все деревья пьяно наклонились к воде: некоторые даже кроны уже намочили. Я болтаюсь посредине, а вокруг будто гуща кофейная бурлит — со дна поднимаются клубы мути, извергаемые, по-видимому, той самой трубой, вынесшей меня на поверхность.
Дуракам везет — без помощи фортуны я бы оттуда ни за что не выбрался.
Зато теперь буду знать, что соваться в убежище погани — очень удачная мысль, если тебя донимают суицидальные мысли.
А я подобным не страдаю — очень жизнь люблю…
Увязая в топком дне, обессиленно выбрался на берег. Как прелестно — день только начался, а я уже выжат будто лимон.
И куда теперь? На противоположной стороне озера берег поднимается, переходя в склон холма, и там, над деревьями, вытягивается грязное облачко. Откуда оно? Думается мне, что ответ лишь один — из убежища. Тот бардак, что устроил мой факел, местная система пожаротушения ликвидировала оперативно, но все же не мгновенно. Горячий дым, подчиняясь законам физики, вышел через отверстие на потолке шахты и добрался до пролома, устроенного иридианами.
Поднялся, пошел в обход озера. Только сейчас увидел, что продолжаю сжимать меч в руке — ухитрился не потерять его при всех этих приключениях. Болтаясь над зловонной пропастью, вцепился в рукоять так сильно, что даже сейчас с трудом разжал пальцы — будто судорогой свело. Топорик тоже никуда не делся — висит на поясе. Как я с таким грузом не пошел ко дну?
Удивительно…
Как бы не критиковали бакайцы мое оружие, один раз оно меня уже спасло — упал бы прямиком в пламя еще до начала затопления шахты. А будь у меня тяжелый двуручник с грубым лезвием — не смог бы вбить его глубоко в стену. В итоге отделался подгоревшими волосами и бровями, да кончик носа печет немного.
Повезло…
Преодолел полосу «пьяного леса», поднялся по склону, впереди разглядел стволы огромных сосен, окружающие вход в убежище. Там, вокруг столба поднимающегося из земли дыма, суетится народ. Отлично — значит, не один я ноги унес.
Навстречу кинулся Конфидус, взволнованно выкрикнул:
— Дан, что с вами?! Откуда вы появились и почему мокрый?! И в грязи?!
Устало отмахнулся:
— Лучше не спрашивайте… неудачно умылся…
— У вас кровь на лице — вся щека исцарапана.
Видимо, ссадило о стену, когда по трубам носился.
Легко отделался…
— Конфидус, а остальные где? Успели выбраться? Не утонули?
— Утонули?! Дан, с вами все в порядке?! Где же им тонуть было?!
Понятно — значит, верхний ярус убежища не затопило.
— Они живы?
— Да, все выбрались, когда этот дым пошел, вот только вас потеряли и хотели лезть назад, но дым не позволял.
Над головой захлопали крылья — Зеленый, описав круг, побрезговал приземляться на грязное плечо и, пристроившись на ветке, укоризненно отругал:
— Ты вывозился как свинья!
— Я бы на тебя посмотрел, побывай ты там, откуда я еле выбрался! Предатель, бросил меня! Конфидус, а тварь?! Убили ее?..
— Убили! — радостно заявил подошедший Арисат. — Ох и перепугала она нас — хорошо, хоть одна была. Настоящий черный охранник — будто из смолы отлит, и прячется ловко. Первый раз такой страх увидел.
— Они только в убежищах бывают — просыпаются, когда кто-нибудь вламывается, — пояснил епископ.
— Слыхал я про это и рад очень — броди они по земле, худо пришлось бы. Он ведь шустрый как молния — не будь сетей, порвал бы там всех. Ламиду щеку снес и шею посек — хорошо жилы не повредило. Но все равно раны скверные, как бы не слег в землю… Напади дюжина таких тварей на Талль, туго бы пришлось…
— Да не нападают они на города и деревни. Говорят, они быстрые оттого, что живут недолго: как вылезет из кокона своего, так почти сразу и умирает. За это время надо успеть убить тех, кто проник в логово, — это его задача. Так ведь, Дан?
Я неопределенно буркнул, преувеличивая степень своего недомогания (впрочем, не особо и преувеличивал).
— Мы сердце у него вырезали, — торжествующе заявил Арисат. Не встретив с моей стороны реакции, чуть обескураженно пояснил: — Темное сердце — совсем темное. Мне даже показалось сперва, что черное. Вот было бы здорово — за черное можно целый замок купить, на хорошей земле. Так говорят. Но и темное ничего — серебра за него немало отсыплют.
Покосившись на дым, продолжавший выступать из земли, представил затопленную шахту, заполненную мерзостью и смрадом, и сотни потайных закутков с коконами самых разнообразных тварей. Стенки коконов шевелятся, рассыпаются — твари, потягиваясь после спячки, ждут вечера, чтобы заняться своим любимым делом.
Что за дело? Не хочу знать и даже рядом при этом не хочу находиться!
— Арисат, собирай всех, уходим отсюда. Нам здесь делать больше нечего — надо успеть подальше отойти от убежища до темноты.
— До вечера еще далеко — успеем, — оптимистично заявил воин, направляясь к лошадям.
Глава 16
О ПОЛЬЗЕ ДОСПЕХОВ
Физически крепкий человек при пешей ходьбе по ровной местности преодолевает за час пять-шесть километров. Если он способен держать такую скорость целый день, то с учетом минимум восьми часов на отдых, прием пищи и сон сможет пройти от восьмидесяти до девяноста шести километров. Если верить инструкторам, натаскивавшим меня перед заброской, некоторые тренированные люди в состоянии делать и по сто, причем на протяжении нескольких суток. Хотя при этом откровенно признавались, что людьми таких ходоков назвать трудно — настоящие звери.
Наш обоз за час преодолевал не более трех километров — судя по тому, что двигался он приблизительно в два раза медленнее, чем я (если спешившись). Шестнадцать часов в день тащиться телега не может — лошадям нужен отдых, вода и еда. Лопать овес из торб на ходу они не любят, да и распрягать их приходится время от времени, чтобы не начались проблемы. Скорость всего войска не может быть выше, чем скорость самой тихоходной повозки, а тихоходных хватало. Да и поломки донимали — то колесо отвалится, то еще что-нибудь не так. Поодиночке идти, конечно, для основной массы быстрее получится, вот только в нашем случае это невозможно — остается ползти улиткой.
Сколько за день выходит? Хорошо, если тридцать километров. Даже с учетом нашей спешки больше не получится — бездорожье не позволит, да и «техника» слишком капризна. Основной материал при производстве здешних повозок — жерди. Их укладывают на основу из нескольких досок и тех же жердей, но уже высококачественных. Колеса деревянные, крепятся к осям (тоже деревянным) с помощью шедевра деревянной механики — дубового подшипника. Металлических деталей очень мало — вряд ли во всей телеге наберется хотя бы килограмм железа.
Почему эти осиновые тарантасы не разваливаются после первой колдобины, до сих пор не понимаю…
Кстати, похоже, железо здесь в цене: уж очень явно его экономят. Надо при случае наладить его производство в промышленных масштабах и стать первым местным олигархом.
Но это на будущее, а пока… Если я прав в своих подсчетах, то мы удалились от Талля приблизительно на сто километров — расстояние, которое крепкий человек может преодолеть за день.
У нас ушло три дня…
Глядя на мрачные лица возничих и бредущих наравне с телегами людей, я видел в их взглядах, обращенных на меня, все те же неутешительные подсчеты или просто понимание ситуации. Мы идем слишком медленно и слишком заметно — погань десять раз успеет подготовить на границе теплую встречу. Почему именно на границе? Да потому что там у нее основные силы, и сбивать лапы, выдвигаясь нам навстречу, смысла нет — мы ведь сами к ней пришагаем… нет у нас другого выхода…
Люди сейчас чуток повеселели — моих намеков Конфидусу хватило. Новость быстро пролетела по обозу, и народ приободрился. Как же — все с нетерпением ждут встречи с королевскими войсками, ударившими нам навстречу. Сотни рыцарей, тысячи мечников и копейщиков, шеренги стрелков с длинными луками. Девушки прихорашиваются, готовят одежду понаряднее, чтобы во всей красе встретить потенциальных ухажеров; бакайцы — те, что на повозках, — полируют оружие, чтобы все видели: воины едут, а не абы кто; иридиане пребывают в задумчивости — для еретиков встреча с властями никогда не сулит ничего хорошего, но тоже надеются на лучшее.
Во всем обозе лишь один человек знает, что это гнусное вранье и напрасные надежды, никто нас не ждет и не собирается встречать. Точнее, ждут, конечно, но только вовсе не королевские войска…
Этот всезнающий человек — я.
Нелегко с невозмутимым видом ехать во главе полуторатысячной толпы заложников моих далеко не бесспорных предположений. Я ведь до сих пор ни в чем до конца не уверен. Мой план основан на случайно обнаруженном факте и на том, что погань не любит действовать прямолинейно-грубо — предпочитает тратить минимум усилий для максимального результата. Тот набег на Талль, затеянный ради подталкивания нас к уходу по морю, не забылся. Но ведь не факт, что она так будет поступать всегда. Если я ошибусь, то мало кто из нас уцелеет. Шанс есть лишь у опытных мужиков вроде Арисата, благодаря воинской выучке и хорошей лошади можно вырваться из засады и добраться до противоположного берега. Причем без брода, ведь на нем, подозреваю, нехороших ребят будет как негров в Африке.
Зато если не ошибаюсь — выберутся все.
Или почти все…
Арисат появился, стоило о нем вспомнить:
Рванул к стене на четвереньках. Глаза уже слезились от резкой вони, из раздраженного носа по той же причине полезли сопли, желудок напрягся, готовясь к рвотным спазмам. Как бы не задохнуться в этом местном «Сочи» — кислорода здесь много быть не может.
В середине помещения костная масса начала обрушиваться — будто в воронку засасывало. Процесс этот шел по нарастающей, распространяясь все дальше и дальше. Еще немного — и до меня достанет, а лететь непонятно куда не хочется. Видимо, своим падением я нарушил хрупкий баланс этой кучи гадости — сейчас все рухнет. Ухватив рукоять меча двумя руками, со всей дури вбил острие в стену. Морщинистая поверхность поддалась — будто в плотную глину треть лезвия ушла. Если подо мной разверзнется бездна, попробую удержаться — крепкая сталь должна выдержать. Провишу пару минут и только тогда рухну — не турник это ухватистый, да и тяжестей на мне слишком много.
Как раз успею по-быстрому помолиться…
Оставшаяся масса костей и вязкой гнили обрушилась в один момент — по всей площади. Я заскрипел зубами от неожиданного короткого приступа дикой головной боли — будто виски насквозь прострелило раскаленной пулей. В лицо ударило столь концентрированным смрадом, что закашлялся. Болтаясь на рукояти меча, покосился вниз. Похоже, подземный барабан по высоте оказался гораздо больше, чем представлялось изначально, — просто я, упав сюда, оказался на ложном полу, который сейчас развалился.
Тонкие обломки пола и россыпи гнили теперь летели вниз, и лететь им было далековато — дно разверзнувшейся пропасти просматривалось метрах в тридцати ниже. Что я там, снаружи, подумывал на тему бункера? Предполагал, что найду здесь ракетную шахту? Радуйся, придурок: какую-то шахту ты все же нашел — хоть она и без ракеты, но очень странная.
Вместо баллистической ракеты на дне виднелось нечто еще более зловещее. Человеческие тела и звериные туши — мертвенно-бледные, без единого волоска, с разорванными беззубыми ртами и странно выглядевшими конечностями: будто из них кости вытащили. Руки и ноги плетьми извиваются, туловища расплываются кляксами. И какие-то неровные шланги, больше похожие на кишки, оплетающие весь этот мрак. Шланги пульсируют — явно что-то перекачивают; под действием этой пульсации вся трупная масса подрагивает, будто желе. Наверное, если туда свалюсь, то даже не ушибусь — приземление окажется мягким.
Но я лучше в лаву вулканическую нырну, чем в ЭТО.
А нырять придется — меч опускается с нехорошей скоростью, прорезая стену. Еще немного — и лететь мне вниз…
Все эти неаппетитные подробности я разглядел вовсе не под факелом — он, падая вниз, продолжал гореть, но его света на такой объем недостаточно. Да и не надо: здесь вовсю резвились те самые туманные светляки, что встречались на поверхности. Их тут, наверное, пара миллионов — все оккупировали. Видно все, будто в луче прожектора.
Блин, как же меня угораздило сюда попасть! До чего же неохота к этим шлангам лететь и всему остальному — есть предчувствие, что добром это не кончится.
Факел долетел до дна, шлепнувшись на кляксу распластавшегося человеческого тела. Ярко-оранжевое пламя вмиг охватило бледную кожу, резво побежало по пульсирующему шлангу, петлей извернувшемуся из разорванного рта, достигло места, где «кишка» исчезала в студенистой массе.
И вот тут пыхнуло так, что я больше не смотрел — крепко зажмурил глаза, опасаясь, что их может повредить огнем. Ну точно дурак — что толку их беречь, если все равно запекусь в несколько секунд. Волна жара ударила снизу с такой силой, что я закачался на рукояти меча, будто осиновый лист на ветру, заорал, чувствуя, как начинают трещать волосы, выбившиеся из-под шлема.
Будто отвечая на мой крик, послышался протяжный громоподобный стон — похоже, само подземелье страдает от нестерпимой боли. А затем заревела вода, обрушиваясь с большой высоты. Меня обдало новой волной жара, теперь уже мокрого (но не менее обжигающего). Шум низвергавшегося водопада усилился, и когда меч наконец вывернулся из стены, я не удивился последствиям — упал не в кровавую помойку, оставленную неведомыми маньяками, а в жидкость. Не едкая кислота и не лава вулканическая.
Благодать — обыкновенная холодная вода.
Впечатление, будто в слив душа угодил: сверху льет, снизу засасывает, и в стороны водоворотом пихает, из-за чего то и дело соударяюсь со стенами. С трудом держусь на плаву и стараюсь не наглотаться — может, водица и ключевая, да только смешана с тем дерьмом, что дно шахты заполняло. Держаться нелегко — вместо спасательного жилета на мне железная кольчуга; наручи, шлем и тяжелые сапоги тоже не прибавляют плавучести.
Очередной удар — и меня засасывает во что-то уж совсем нехорошее — будто в трубу, о стенки которой бьюсь ежесекундно. А затем с хорошо знакомым звуком смываемого унитаза вообще накрывает с головой.
И куда теперь? В канализацию, что ли? Ну уж нет!
Не понимаю, где верх, а где низ, но все равно отчаянно барахтаюсь. За все свои двадцать девять лет ни разу не тонул, а здесь уже второй! Ногой ударяюсь в твердое, отталкиваюсь, рвусь вперед. Голова выходит из воды, в до сих пор зажмуренные глаза сквозь веки несмело стучится солнечный свет…
Озеро в окружении странного леса — все деревья пьяно наклонились к воде: некоторые даже кроны уже намочили. Я болтаюсь посредине, а вокруг будто гуща кофейная бурлит — со дна поднимаются клубы мути, извергаемые, по-видимому, той самой трубой, вынесшей меня на поверхность.
Дуракам везет — без помощи фортуны я бы оттуда ни за что не выбрался.
Зато теперь буду знать, что соваться в убежище погани — очень удачная мысль, если тебя донимают суицидальные мысли.
А я подобным не страдаю — очень жизнь люблю…
Увязая в топком дне, обессиленно выбрался на берег. Как прелестно — день только начался, а я уже выжат будто лимон.
И куда теперь? На противоположной стороне озера берег поднимается, переходя в склон холма, и там, над деревьями, вытягивается грязное облачко. Откуда оно? Думается мне, что ответ лишь один — из убежища. Тот бардак, что устроил мой факел, местная система пожаротушения ликвидировала оперативно, но все же не мгновенно. Горячий дым, подчиняясь законам физики, вышел через отверстие на потолке шахты и добрался до пролома, устроенного иридианами.
Поднялся, пошел в обход озера. Только сейчас увидел, что продолжаю сжимать меч в руке — ухитрился не потерять его при всех этих приключениях. Болтаясь над зловонной пропастью, вцепился в рукоять так сильно, что даже сейчас с трудом разжал пальцы — будто судорогой свело. Топорик тоже никуда не делся — висит на поясе. Как я с таким грузом не пошел ко дну?
Удивительно…
Как бы не критиковали бакайцы мое оружие, один раз оно меня уже спасло — упал бы прямиком в пламя еще до начала затопления шахты. А будь у меня тяжелый двуручник с грубым лезвием — не смог бы вбить его глубоко в стену. В итоге отделался подгоревшими волосами и бровями, да кончик носа печет немного.
Повезло…
Преодолел полосу «пьяного леса», поднялся по склону, впереди разглядел стволы огромных сосен, окружающие вход в убежище. Там, вокруг столба поднимающегося из земли дыма, суетится народ. Отлично — значит, не один я ноги унес.
Навстречу кинулся Конфидус, взволнованно выкрикнул:
— Дан, что с вами?! Откуда вы появились и почему мокрый?! И в грязи?!
Устало отмахнулся:
— Лучше не спрашивайте… неудачно умылся…
— У вас кровь на лице — вся щека исцарапана.
Видимо, ссадило о стену, когда по трубам носился.
Легко отделался…
— Конфидус, а остальные где? Успели выбраться? Не утонули?
— Утонули?! Дан, с вами все в порядке?! Где же им тонуть было?!
Понятно — значит, верхний ярус убежища не затопило.
— Они живы?
— Да, все выбрались, когда этот дым пошел, вот только вас потеряли и хотели лезть назад, но дым не позволял.
Над головой захлопали крылья — Зеленый, описав круг, побрезговал приземляться на грязное плечо и, пристроившись на ветке, укоризненно отругал:
— Ты вывозился как свинья!
— Я бы на тебя посмотрел, побывай ты там, откуда я еле выбрался! Предатель, бросил меня! Конфидус, а тварь?! Убили ее?..
— Убили! — радостно заявил подошедший Арисат. — Ох и перепугала она нас — хорошо, хоть одна была. Настоящий черный охранник — будто из смолы отлит, и прячется ловко. Первый раз такой страх увидел.
— Они только в убежищах бывают — просыпаются, когда кто-нибудь вламывается, — пояснил епископ.
— Слыхал я про это и рад очень — броди они по земле, худо пришлось бы. Он ведь шустрый как молния — не будь сетей, порвал бы там всех. Ламиду щеку снес и шею посек — хорошо жилы не повредило. Но все равно раны скверные, как бы не слег в землю… Напади дюжина таких тварей на Талль, туго бы пришлось…
— Да не нападают они на города и деревни. Говорят, они быстрые оттого, что живут недолго: как вылезет из кокона своего, так почти сразу и умирает. За это время надо успеть убить тех, кто проник в логово, — это его задача. Так ведь, Дан?
Я неопределенно буркнул, преувеличивая степень своего недомогания (впрочем, не особо и преувеличивал).
— Мы сердце у него вырезали, — торжествующе заявил Арисат. Не встретив с моей стороны реакции, чуть обескураженно пояснил: — Темное сердце — совсем темное. Мне даже показалось сперва, что черное. Вот было бы здорово — за черное можно целый замок купить, на хорошей земле. Так говорят. Но и темное ничего — серебра за него немало отсыплют.
Покосившись на дым, продолжавший выступать из земли, представил затопленную шахту, заполненную мерзостью и смрадом, и сотни потайных закутков с коконами самых разнообразных тварей. Стенки коконов шевелятся, рассыпаются — твари, потягиваясь после спячки, ждут вечера, чтобы заняться своим любимым делом.
Что за дело? Не хочу знать и даже рядом при этом не хочу находиться!
— Арисат, собирай всех, уходим отсюда. Нам здесь делать больше нечего — надо успеть подальше отойти от убежища до темноты.
— До вечера еще далеко — успеем, — оптимистично заявил воин, направляясь к лошадям.
Глава 16
О ПОЛЬЗЕ ДОСПЕХОВ
Физически крепкий человек при пешей ходьбе по ровной местности преодолевает за час пять-шесть километров. Если он способен держать такую скорость целый день, то с учетом минимум восьми часов на отдых, прием пищи и сон сможет пройти от восьмидесяти до девяноста шести километров. Если верить инструкторам, натаскивавшим меня перед заброской, некоторые тренированные люди в состоянии делать и по сто, причем на протяжении нескольких суток. Хотя при этом откровенно признавались, что людьми таких ходоков назвать трудно — настоящие звери.
Наш обоз за час преодолевал не более трех километров — судя по тому, что двигался он приблизительно в два раза медленнее, чем я (если спешившись). Шестнадцать часов в день тащиться телега не может — лошадям нужен отдых, вода и еда. Лопать овес из торб на ходу они не любят, да и распрягать их приходится время от времени, чтобы не начались проблемы. Скорость всего войска не может быть выше, чем скорость самой тихоходной повозки, а тихоходных хватало. Да и поломки донимали — то колесо отвалится, то еще что-нибудь не так. Поодиночке идти, конечно, для основной массы быстрее получится, вот только в нашем случае это невозможно — остается ползти улиткой.
Сколько за день выходит? Хорошо, если тридцать километров. Даже с учетом нашей спешки больше не получится — бездорожье не позволит, да и «техника» слишком капризна. Основной материал при производстве здешних повозок — жерди. Их укладывают на основу из нескольких досок и тех же жердей, но уже высококачественных. Колеса деревянные, крепятся к осям (тоже деревянным) с помощью шедевра деревянной механики — дубового подшипника. Металлических деталей очень мало — вряд ли во всей телеге наберется хотя бы килограмм железа.
Почему эти осиновые тарантасы не разваливаются после первой колдобины, до сих пор не понимаю…
Кстати, похоже, железо здесь в цене: уж очень явно его экономят. Надо при случае наладить его производство в промышленных масштабах и стать первым местным олигархом.
Но это на будущее, а пока… Если я прав в своих подсчетах, то мы удалились от Талля приблизительно на сто километров — расстояние, которое крепкий человек может преодолеть за день.
У нас ушло три дня…
Глядя на мрачные лица возничих и бредущих наравне с телегами людей, я видел в их взглядах, обращенных на меня, все те же неутешительные подсчеты или просто понимание ситуации. Мы идем слишком медленно и слишком заметно — погань десять раз успеет подготовить на границе теплую встречу. Почему именно на границе? Да потому что там у нее основные силы, и сбивать лапы, выдвигаясь нам навстречу, смысла нет — мы ведь сами к ней пришагаем… нет у нас другого выхода…
Люди сейчас чуток повеселели — моих намеков Конфидусу хватило. Новость быстро пролетела по обозу, и народ приободрился. Как же — все с нетерпением ждут встречи с королевскими войсками, ударившими нам навстречу. Сотни рыцарей, тысячи мечников и копейщиков, шеренги стрелков с длинными луками. Девушки прихорашиваются, готовят одежду понаряднее, чтобы во всей красе встретить потенциальных ухажеров; бакайцы — те, что на повозках, — полируют оружие, чтобы все видели: воины едут, а не абы кто; иридиане пребывают в задумчивости — для еретиков встреча с властями никогда не сулит ничего хорошего, но тоже надеются на лучшее.
Во всем обозе лишь один человек знает, что это гнусное вранье и напрасные надежды, никто нас не ждет и не собирается встречать. Точнее, ждут, конечно, но только вовсе не королевские войска…
Этот всезнающий человек — я.
Нелегко с невозмутимым видом ехать во главе полуторатысячной толпы заложников моих далеко не бесспорных предположений. Я ведь до сих пор ни в чем до конца не уверен. Мой план основан на случайно обнаруженном факте и на том, что погань не любит действовать прямолинейно-грубо — предпочитает тратить минимум усилий для максимального результата. Тот набег на Талль, затеянный ради подталкивания нас к уходу по морю, не забылся. Но ведь не факт, что она так будет поступать всегда. Если я ошибусь, то мало кто из нас уцелеет. Шанс есть лишь у опытных мужиков вроде Арисата, благодаря воинской выучке и хорошей лошади можно вырваться из засады и добраться до противоположного берега. Причем без брода, ведь на нем, подозреваю, нехороших ребят будет как негров в Африке.
Зато если не ошибаюсь — выберутся все.
Или почти все…
Арисат появился, стоило о нем вспомнить: