Детские страхи пожилого юноши
Часть 10 из 15 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
В СССР, как известно, секса не было. Вернее, не было информации о нем. Как наши папы и мамы учились «этому» – непонятно. Среди сверстников 13-летнего мальчика гуляли порнографические открытки – черно-белые самодельные фотографии или порнографические карты, так же черно-белые. Их можно было купить на рынке из-под полы у цыган, и стоили они баснословно дорого – целых 10 рублей. В Никитином подъезде один пацан овладел нехитрым искусством фотографии и спокойно шлепал нехитрые фотоснимки, переснимая их с западных порножурналов, а потом загоняя это желающим. Желающих было много, но Сашка Карпенко – так звали пацана – сбывал свою продукцию только проверенным людям, потому и не попадался.
Но, несмотря на то, что через некоторое количество лет и Никита приобщился к миру запретной и взрослой любви, его отношение к девочкам не поменялось. А сформировалось оно под влиянием все тех же книг, где о физической стороне любви было написано мало, но зато очень много – о душевных переживаниях, сердечном томлении и неземных страстях. И однажды с Никитой произошел случай, который надолго определил отношение к нему его одноклассниц.
В советской школе была хорошая традиция: девочки на 23 февраля поздравляют мальчиков с Днем Советской армии, а мальчики поздравляют девочек с 8 марта. И в очередной праздник Никита приготовил подарок для своей соседки по парте. В общем-то, ему нравилась совсем другая девочка, Лена Лебедева, такая хрупкая, маленькая, с большущими голубыми глазами. Но ей он стеснялся дарить подарок. В общем, он приготовил открытку и что-то там еще своей соседке по парте Светке. Она тоже была ничего, но не в его вкусе. Свои подарки мальчишки разложили по партам, а потом девочки зашли в класс, мальчишки хором прокричали «Поздравляем» и дальше начался урок. А на переменке Никита случайно увидел, как Лена Лебедева плачет.
Он и подумать не мог, что самой красивой – по его мнению – девочке класса НИКТО НИЧЕГО НЕ ПОДАРИТ!
Шестое лирическое отступление о том, что самые красивые женщины могут быть самыми несчастными и о том, почему женщину можно купить?
Самые красивые часто – самые несчастные. Все думают, что они как раз счастливы, что их любят и моментально разбирают мужики. Фиг! Как раз именно потому, что ВСЕ мужики так думают, никто к ним и не подходит. Тем более, многие комплексуют, мол, она такая красивая, а я рядом с ней…. Нет, конечно, речь идет о серьезных отношениях, а не о…. Как раз купить красивую женщину можно запросто…. Тем более, купить – это необязательно за деньги. Или вещи. Есть кое-что другое: карьера, причем, не только ее – твоя карьера, твоя перспективность. Женщины любят УСПЕШНЫХ мужчин. Что поделать – инстинкт продолжения рода, женщина хочет, чтобы ее дети не ходили в обносках из сэконд-хэнда, хорошо питались и учились в престижной школе, а потом – в престижном ВУЗе. А если ты непризнанный гений, то шансы у тебя…
…Итак, Ленке Лебедевой и еще одной девочке, которая тоже Никите нравилась, никто ничего не подарил. И он, узнав об этой несправедливости, сразу после уроков прибежал домой и стал лихорадочно думать, что бы такое подарить. Ну, выбор тогда был небольшой, как говорили в то время: «Лучший подарок – это книга!» Для Никиты, книжного мальчика, который предпочитал вместо футбола с пацанами во дворе библиотеку, книга была действительно очень значимым подарком. И он выбрал из своей домашней библиотеки самые лучшие, на его взгляд, книги, красиво все это завернул в целлофан, ленточки, цветы, купил у бабушек две астры – они еще удивлялись, мол, на похороны что ли…. И потом поехал домой к Ленке Лебедевой. Приехав, мальчик, словно шпион, тщательно проверился и потом только поднялся на третий этаж и позвонил в дверь. План был прост – положить на коврик у двери подарок и цветок, а потом быстро убежать. Все так и произошло. Стремительно сбегая вниз по лестнице, Никита только услышал, как отец Ленки спрашивал у соседей что-то…
Такую же операцию юный романтик проделал и с другой девочкой, Ларисой Гончаренко, которая жила с ним в одном доме и которую тоже не поздравили.
Его вычислили быстро. Хотя Никита старательно подписывал книжки и открытки печатными буквами. Но мудрая классная руководительница Людмила Лукинична как-то невзначай после уроков сказала Никите: «Спасибо за чуткое отношение к товарищам девочкам». Честное слово, так и сказала. Нет, дело не в том, что дети учились еще при КПСС, просто она так всегда говорила – товарищи ученики, товарищи мальчики…
После этого случая отношение классной к Никите Васнецову в корне поменялась – она даже позволила пересдать ему единицу по черчению и двойку по геометрии. Изменилось и отношение одноклассниц: если раньше Никиту считали чудаком, ботаном и вообще не от мира сего, то с того дня девчонки стали относится к Никите с удивительной нежностью, истоки которой он, маленький дундук, тогда не понимал. И – самое главное – никогда не использовал эту нежность, так сказать, в корыстных целях. А девочки очень долго опекали Васнецова и даже когда более взрослые пацаны его обижали, становились на защиту мальчишки. И – вот парадокс – их слушали и оставляли Никиту в покое.
И еще один парадокс – когда Никита вырос, отслужил в армии, стал сильным и независимым – вся эта нежность, которая проявляется у женщин по отношению, например, к слабому и маленькому котенку, куда-то пропала…
Глава восемнадцатая, в которой высказывается сожаление о том, что сегодня школьников не посылают в трудовые лагеря
Неотъемлемой и незаслуженной чертой советского общества были так называемые «трудовые лагеря». Нет, это не трудовые лагеря типа концлагерей Пол Пота в Кампучии, где людей убивали мотыгами. И не трудовые лагеря американского президента Франклина Делано Рузвельта времен Великой Депрессии в США. И даже не лагеря строгого режима, где трудом перевоспитывали преступников, осужденных советским справедливым судом.
Но советские трудовые лагеря были весьма остроумным изобретением коммунистической партии, которое позволяло решить или хотя бы помочь в решении так называемой продовольственной программы. Дело в том, что к концу 70-х, когда нефтедоллары от продажи найденной в Тюмени нефти стали понемногу иссякать, а развитие социалистических правительств в Африке или Азии требовали все больше и больше средств, власти в СССР спохватились. Потому что оказалось, что советская промышленность развивалась хорошо только в области гонки вооружений или же в добывающих отраслях. Что тяжелое машиностроение лидировало только в узких сегментах – выпуск самосвалов и тракторов. И что сельское хозяйство развивается крайне плохо, поэтому мяса, молока и прочих продуктов питания Стране Советов катастрофически не хватает. А в самом сельском хозяйстве не хватает рабочих рук – молодежь бежит из деревни в города, и никто не хочет корячиться в колхозах за копейки.
Впрочем, и сама система колхозов себя совершенно не оправдала – коллективное хозяйство на деле означало ничье. То есть, в таком хозяйстве и тащили всё и все, кому не лень, и хозяйствовали из рук вон плохо. А тот же колхозник, кое-как покормив колхозную скотину, тащил украденные корма к своей ЛИЧНОЙ корове, которая и надои давала рекордные, и выглядела, как корова, а не как Кощей Бессмертный.
И вот поняв все это, а может быть часть этого, но решив хоть что-то делать, коммунистическая партия Советского Союза – КПСС – решила посылать советских людей по разнарядке «на картошку». То есть, трудиться: либо в колхозы – помогать собирать урожай, либо на овощебазы – помогать этот урожай сохранять. Точнее, перебирать, сортировать и упаковывать.
Ездили «на картошку» все – институты, заводы, ну и, конечно же, советские школьники, начиная с 7-класса. Правда, школьники чаще всего ездили на уборку – не на картошку, а на помидоры, на огурцы, на капусту и прочие овощи и фрукты.
Ездили примерно на 3 недели в период школьных каникул, в июне-июле. А также в конце августа – когда кто желал. В каждом классе заранее составлялись списки и с учетом этих списков формировались так называемые отряды, или, проще говоря, производственные бригады. Бригады создавали по классам. И поскольку Никита был в седьмом классе, то бригада его класса была «брошена» на огурцы и помидоры. То есть, на сбор и сортировку овощей. Хотя в «трудовые лагеря» ездили в разные сезоны – можно было выбирать, в июне или июле, или в августе. И если ехали в начале лета, то прополка, а если в конце, то уборка. Хотя, в принципе, распорядок был один – с утра зарядка, завтрак, потом развод или развоз на работы, днем обед, потом личное время – футбол, волейбол, телевизор, а вечером – дискотека. Ну, то есть, танцы.
Никита в основном ездил в эти трудовые лагеря в конце лета. Потому что один раз съездил в начале, когда в основном работа была на прополке, и потом зарекся вообще брать тяпку, или, как говорят в Украине, сапку, в руки. После первого же дня борьбы с сорняками спина страшно болела и не разгибалась, на руках были мозоли и даже волдыри, а ноги тряслись. Просто Никита не умел сачковать, а так как к сельскому труду он, изнеженный городской мальчик, был не приучен, то и результат был на лицо. Точнее, на руках. Ну и погодка была не фонтан – то дожди, то холод собачий… В общем, ни позагорать, ни поиграть в футбол.
Поэтому Никита всегда ездил в трудовые лагеря, когда уже надо было собирать урожай. То ли дело, когда не пропалываешь, а собираешь огурцы или помидоры – это просто праздник! И нормы божеские, и пока идешь по рядку или носишь ящики с помидорами, налопаешься даров полей от пуза. А так как Васнецов был «помидорная душа» и мог слопать в один миг два-три килограмма томатов, то к концу трудового дня ему часто приходилось бегать в ближайшую посадку.
Тем, кто не знает, поясняю – в Украине, поскольку это в основном степные районы, эти степи прореживали лесополосами высаженных деревьев, чтобы ветрам негде было разгуляться и суховеи не разгонялись до ураганной силы. И посадки были прекрасным местом для того, чтобы сесть и подумать.
О многом!
Не только огурцы или помидоры, или, например, лук, собирали школьники. Иногда самым большим везунчикам выпадало счастье – они ездили на сбор черешни. Тем, кто хоть раз побывал в этом сказочном раю, завидовал весь лагерь. А эти небожители еще и приносили с собой кульки с красными, розовыми и даже почти черными черешнями, сладкими и сочными, как мечта. Правда, спустя некоторое время эти счастливчики уже не могли не только смотреть на эту черешню – слышать о ней не хотели. И всю ночь курсировали по маршруту «кровать – уборная». То есть, туалет.
И все же работать на сборе черешни – это было счастье. Городские дети не часто имели возможность лакомиться черешней, а на базаре она стоила весьма дорого. В овощных магазинах, если черешня и продавалась, то была мелкой, несладкой и вообще не похожей на черешню. Зато в селах же она росла иногда прямо на улице, и сельские дети не понимали того трепетного волнения, которое охватывало «городских», когда они внезапно натыкались на это сказочное дерево – черешня.
Никите с фруктами, и, в частности, с черешней, повезло – его бабушка и дедушка жили, хоть и в городе, но в частном секторе. И у них был свой сад, был огород, а в саду росли яблони, абрикосы, малина-клубника, вишни, сливы и, конечно же, черешня. А еще немного дальше, возле автобазы, росла бесхозная черешня, пусть не такая сладкая, но ничейная. И, конечно же, несметное множество шелковицы – черной, белой, розовой, какой угодно! Летом ее можно было пожирать до тех пор, пока желудок не начинал ворчать. Надо ли рассказывать о том, во что превращалась одежда Никиты после таких шелковичных набегов?
Двадцать дней пребывания школьников в трудовом лагере, видимо, довольно неплохо влияли на выполнение Продовольственной программы в стране. Ну и, конечно же, сами школьники отъедались, оздоравливались – ведь почти весь день они проводили на свежем воздухе. Именно на свежем, чистом воздухе – никаких автомобилей, городского транспорта, шума, гама… Правда, были некоторые трения с местными. С местным населением. Об этом стоит рассказать подробнее.
Обычно, местных сельских пацанов на таких простых сельхозработах не использовали. Они чаще всего помогали родителям уже на колхозных фермах или в МТС, с техникой, например, на комбайнах или тракторах. Если вообще работали, ибо многие норовили после 7 класса уехать в город и поступить в ПТУ или еще где-то пристроится. Те же из сельских хлопцев, кто работал в колхозах или на машинно-тракторной станции, в принципе, уже считались совершенно другой кастой. И грубый неквалифицированный физический труд оставляли приезжим горожанам. А на уборочной они обычно зарабатывали настолько много денег, что потом спокойно могли купить себе мотоцикл. Не какой-то там велосипед, а мотоцикл!
Тогда не знали таких модных слов – «байк», не было «рокеров» и прочих буржуйских заманух, но гоняли сельские мальчишки на мотиках и мопедах по селам неслабо. И уже это изначально порождало между сельскими и городскими некие трения. Были и другие моменты. Например, в селах говорили на смеси украинского и русского – на суржике. Горожане в основном говорили на русском. Украинский и суржик считались признаком некой убогости и забитости, провинциальности и дремучести. А сельских хлопцев дразнили обидной кличкой – «быки».
Отсюда и драки…
Был еще один камень преткновения – «быки» по вечерам приходили к городским на танцы. А поскольку сельские девочки были уже как бы «не то», то… В общем, как ни банально, но шерше ля фам… И как раз на почве извечного соперничества мужчин перед дамами и происходили постоянные стычки. Правда, все было чинно-благородно – драки обычно происходили один на один и до первой крови, а если была какая общая свалка, то упавших не добивали и вообще не наступало озверение и месилово.
То ли дело 21 век…
Седьмое лирическое отступление о морали, идеологии и простых человеческих качествах
Сегодня много говорят о морали и аморальности. С началом развала СССР стали снова ругать свое прошлое – мол, коммунисты не так руководили, не то строили, не туда стремились. И на первый взгляд, после открывшихся архивов и белых пятен истории вроде бы так оно и было – ужасы сталинского режима, лагеря, кровопролитная война с массой ненужных жертв…
Но это было только на первый взгляд.
А потом, когда прошло пять, десять, двадцать лет – вот тогда стало ясно, что шли-то мы туда! Потому что тогда мы жили лучше! Может, в целом, беднее, но равноправие – было, справедливость – была, уверенности в завтрашнем дне – хоть отбавляй! И от каждого – по способностям, каждому – по труду. Каждый мог сам ковать свое будущее – учиться, работать, делать карьеру…
Да, были ошибки, просчеты, нас втравливали в войны, нам навязывали экономические доктрины, нас не хотели видеть сильным государством. И первым делом стремились уничтожить морально. И как раз именно это было сложно сделать. Потому что была мораль! Была у людей совесть и честь!
Когда коммунистическая партия перестала осуществлять жесткое идеологическое руководство за моралью и нравственностью граждан бывшего СССР, то сразу же место морали заняла аморальность. Оскотинение пошло стремительными темпами, а все то животное, что есть в любом человеке, моментально полезло наружу… Как-то очень быстро скотство стало чуть ли не добродетелью, профессия проститутки – престижной, бандит и рэкетир стал уважаемым членом общества, вор – основой добропорядочности, взяточник – умело ориентирующимся в конъюнктуре. И это было только началом.
А позже полезло такое, что странно было – как все эти люди жили в СССР? Откуда в них взялось жлобство, хамство, агрессия и ненависть ко всем, кто имеет другое мнение, отличное от их мнения, где они взяли столько уверенности в том, что только они вправе решать, как жить другим людям?
И все это в самой отвратительной и мерзкой форме воплотилось именно в стране, в которой жил Никита Васнецов – в Украине. Правда, все это случилось через много лет после того, как мальчик стал взрослым…
…Но вернемся к продовольственной программе и работе в полях.
В целом трудовой лагерь напоминал пионерский. Пионерские лагеря сегодня в некоторых постсоветских странах снова заменили на лагеря скаутов. В принципе, это было одно и то же. Ведь сама пионерская организация были скопирована со скаутских отрядов, просто галстуки стали красными, а идеология – коммунистической.
Так вот, в пионерских лагерях было больше развлечений – игры, походы, если лагерь был на море или речке – то и купание. А также просмотр кинофильмов, кружки по интересам, спорт и те же танцы. Все то же самое было и в трудовом лагере, просто днем вместо пляжа была работа в поле. Но в целом в конце смены в этом лагере детям, ударно трудившимся даже выплачивали заработную плату. И хотя Никита всегда выполнял норму, получал он на руки денег не так много – где-то рублей 12–15. Хотя некоторые его товарищи зарабатывали до 70 рублей – примерно зарплата школьной уборщицы за месяц работы. Позже Васнецов догадался, что существует такое явление, как «приписки» – когда то, что собрали на поле одни школьники, преподаватели или бригадиры приписывали другим и, конечно же, себе. Ведь колхоз платил деньги за трудодни, то есть, за общий объем выполненных работ, а кто и сколько – это уже решало школьное руководство.
Но, несмотря на то, что через некоторое количество лет и Никита приобщился к миру запретной и взрослой любви, его отношение к девочкам не поменялось. А сформировалось оно под влиянием все тех же книг, где о физической стороне любви было написано мало, но зато очень много – о душевных переживаниях, сердечном томлении и неземных страстях. И однажды с Никитой произошел случай, который надолго определил отношение к нему его одноклассниц.
В советской школе была хорошая традиция: девочки на 23 февраля поздравляют мальчиков с Днем Советской армии, а мальчики поздравляют девочек с 8 марта. И в очередной праздник Никита приготовил подарок для своей соседки по парте. В общем-то, ему нравилась совсем другая девочка, Лена Лебедева, такая хрупкая, маленькая, с большущими голубыми глазами. Но ей он стеснялся дарить подарок. В общем, он приготовил открытку и что-то там еще своей соседке по парте Светке. Она тоже была ничего, но не в его вкусе. Свои подарки мальчишки разложили по партам, а потом девочки зашли в класс, мальчишки хором прокричали «Поздравляем» и дальше начался урок. А на переменке Никита случайно увидел, как Лена Лебедева плачет.
Он и подумать не мог, что самой красивой – по его мнению – девочке класса НИКТО НИЧЕГО НЕ ПОДАРИТ!
Шестое лирическое отступление о том, что самые красивые женщины могут быть самыми несчастными и о том, почему женщину можно купить?
Самые красивые часто – самые несчастные. Все думают, что они как раз счастливы, что их любят и моментально разбирают мужики. Фиг! Как раз именно потому, что ВСЕ мужики так думают, никто к ним и не подходит. Тем более, многие комплексуют, мол, она такая красивая, а я рядом с ней…. Нет, конечно, речь идет о серьезных отношениях, а не о…. Как раз купить красивую женщину можно запросто…. Тем более, купить – это необязательно за деньги. Или вещи. Есть кое-что другое: карьера, причем, не только ее – твоя карьера, твоя перспективность. Женщины любят УСПЕШНЫХ мужчин. Что поделать – инстинкт продолжения рода, женщина хочет, чтобы ее дети не ходили в обносках из сэконд-хэнда, хорошо питались и учились в престижной школе, а потом – в престижном ВУЗе. А если ты непризнанный гений, то шансы у тебя…
…Итак, Ленке Лебедевой и еще одной девочке, которая тоже Никите нравилась, никто ничего не подарил. И он, узнав об этой несправедливости, сразу после уроков прибежал домой и стал лихорадочно думать, что бы такое подарить. Ну, выбор тогда был небольшой, как говорили в то время: «Лучший подарок – это книга!» Для Никиты, книжного мальчика, который предпочитал вместо футбола с пацанами во дворе библиотеку, книга была действительно очень значимым подарком. И он выбрал из своей домашней библиотеки самые лучшие, на его взгляд, книги, красиво все это завернул в целлофан, ленточки, цветы, купил у бабушек две астры – они еще удивлялись, мол, на похороны что ли…. И потом поехал домой к Ленке Лебедевой. Приехав, мальчик, словно шпион, тщательно проверился и потом только поднялся на третий этаж и позвонил в дверь. План был прост – положить на коврик у двери подарок и цветок, а потом быстро убежать. Все так и произошло. Стремительно сбегая вниз по лестнице, Никита только услышал, как отец Ленки спрашивал у соседей что-то…
Такую же операцию юный романтик проделал и с другой девочкой, Ларисой Гончаренко, которая жила с ним в одном доме и которую тоже не поздравили.
Его вычислили быстро. Хотя Никита старательно подписывал книжки и открытки печатными буквами. Но мудрая классная руководительница Людмила Лукинична как-то невзначай после уроков сказала Никите: «Спасибо за чуткое отношение к товарищам девочкам». Честное слово, так и сказала. Нет, дело не в том, что дети учились еще при КПСС, просто она так всегда говорила – товарищи ученики, товарищи мальчики…
После этого случая отношение классной к Никите Васнецову в корне поменялась – она даже позволила пересдать ему единицу по черчению и двойку по геометрии. Изменилось и отношение одноклассниц: если раньше Никиту считали чудаком, ботаном и вообще не от мира сего, то с того дня девчонки стали относится к Никите с удивительной нежностью, истоки которой он, маленький дундук, тогда не понимал. И – самое главное – никогда не использовал эту нежность, так сказать, в корыстных целях. А девочки очень долго опекали Васнецова и даже когда более взрослые пацаны его обижали, становились на защиту мальчишки. И – вот парадокс – их слушали и оставляли Никиту в покое.
И еще один парадокс – когда Никита вырос, отслужил в армии, стал сильным и независимым – вся эта нежность, которая проявляется у женщин по отношению, например, к слабому и маленькому котенку, куда-то пропала…
Глава восемнадцатая, в которой высказывается сожаление о том, что сегодня школьников не посылают в трудовые лагеря
Неотъемлемой и незаслуженной чертой советского общества были так называемые «трудовые лагеря». Нет, это не трудовые лагеря типа концлагерей Пол Пота в Кампучии, где людей убивали мотыгами. И не трудовые лагеря американского президента Франклина Делано Рузвельта времен Великой Депрессии в США. И даже не лагеря строгого режима, где трудом перевоспитывали преступников, осужденных советским справедливым судом.
Но советские трудовые лагеря были весьма остроумным изобретением коммунистической партии, которое позволяло решить или хотя бы помочь в решении так называемой продовольственной программы. Дело в том, что к концу 70-х, когда нефтедоллары от продажи найденной в Тюмени нефти стали понемногу иссякать, а развитие социалистических правительств в Африке или Азии требовали все больше и больше средств, власти в СССР спохватились. Потому что оказалось, что советская промышленность развивалась хорошо только в области гонки вооружений или же в добывающих отраслях. Что тяжелое машиностроение лидировало только в узких сегментах – выпуск самосвалов и тракторов. И что сельское хозяйство развивается крайне плохо, поэтому мяса, молока и прочих продуктов питания Стране Советов катастрофически не хватает. А в самом сельском хозяйстве не хватает рабочих рук – молодежь бежит из деревни в города, и никто не хочет корячиться в колхозах за копейки.
Впрочем, и сама система колхозов себя совершенно не оправдала – коллективное хозяйство на деле означало ничье. То есть, в таком хозяйстве и тащили всё и все, кому не лень, и хозяйствовали из рук вон плохо. А тот же колхозник, кое-как покормив колхозную скотину, тащил украденные корма к своей ЛИЧНОЙ корове, которая и надои давала рекордные, и выглядела, как корова, а не как Кощей Бессмертный.
И вот поняв все это, а может быть часть этого, но решив хоть что-то делать, коммунистическая партия Советского Союза – КПСС – решила посылать советских людей по разнарядке «на картошку». То есть, трудиться: либо в колхозы – помогать собирать урожай, либо на овощебазы – помогать этот урожай сохранять. Точнее, перебирать, сортировать и упаковывать.
Ездили «на картошку» все – институты, заводы, ну и, конечно же, советские школьники, начиная с 7-класса. Правда, школьники чаще всего ездили на уборку – не на картошку, а на помидоры, на огурцы, на капусту и прочие овощи и фрукты.
Ездили примерно на 3 недели в период школьных каникул, в июне-июле. А также в конце августа – когда кто желал. В каждом классе заранее составлялись списки и с учетом этих списков формировались так называемые отряды, или, проще говоря, производственные бригады. Бригады создавали по классам. И поскольку Никита был в седьмом классе, то бригада его класса была «брошена» на огурцы и помидоры. То есть, на сбор и сортировку овощей. Хотя в «трудовые лагеря» ездили в разные сезоны – можно было выбирать, в июне или июле, или в августе. И если ехали в начале лета, то прополка, а если в конце, то уборка. Хотя, в принципе, распорядок был один – с утра зарядка, завтрак, потом развод или развоз на работы, днем обед, потом личное время – футбол, волейбол, телевизор, а вечером – дискотека. Ну, то есть, танцы.
Никита в основном ездил в эти трудовые лагеря в конце лета. Потому что один раз съездил в начале, когда в основном работа была на прополке, и потом зарекся вообще брать тяпку, или, как говорят в Украине, сапку, в руки. После первого же дня борьбы с сорняками спина страшно болела и не разгибалась, на руках были мозоли и даже волдыри, а ноги тряслись. Просто Никита не умел сачковать, а так как к сельскому труду он, изнеженный городской мальчик, был не приучен, то и результат был на лицо. Точнее, на руках. Ну и погодка была не фонтан – то дожди, то холод собачий… В общем, ни позагорать, ни поиграть в футбол.
Поэтому Никита всегда ездил в трудовые лагеря, когда уже надо было собирать урожай. То ли дело, когда не пропалываешь, а собираешь огурцы или помидоры – это просто праздник! И нормы божеские, и пока идешь по рядку или носишь ящики с помидорами, налопаешься даров полей от пуза. А так как Васнецов был «помидорная душа» и мог слопать в один миг два-три килограмма томатов, то к концу трудового дня ему часто приходилось бегать в ближайшую посадку.
Тем, кто не знает, поясняю – в Украине, поскольку это в основном степные районы, эти степи прореживали лесополосами высаженных деревьев, чтобы ветрам негде было разгуляться и суховеи не разгонялись до ураганной силы. И посадки были прекрасным местом для того, чтобы сесть и подумать.
О многом!
Не только огурцы или помидоры, или, например, лук, собирали школьники. Иногда самым большим везунчикам выпадало счастье – они ездили на сбор черешни. Тем, кто хоть раз побывал в этом сказочном раю, завидовал весь лагерь. А эти небожители еще и приносили с собой кульки с красными, розовыми и даже почти черными черешнями, сладкими и сочными, как мечта. Правда, спустя некоторое время эти счастливчики уже не могли не только смотреть на эту черешню – слышать о ней не хотели. И всю ночь курсировали по маршруту «кровать – уборная». То есть, туалет.
И все же работать на сборе черешни – это было счастье. Городские дети не часто имели возможность лакомиться черешней, а на базаре она стоила весьма дорого. В овощных магазинах, если черешня и продавалась, то была мелкой, несладкой и вообще не похожей на черешню. Зато в селах же она росла иногда прямо на улице, и сельские дети не понимали того трепетного волнения, которое охватывало «городских», когда они внезапно натыкались на это сказочное дерево – черешня.
Никите с фруктами, и, в частности, с черешней, повезло – его бабушка и дедушка жили, хоть и в городе, но в частном секторе. И у них был свой сад, был огород, а в саду росли яблони, абрикосы, малина-клубника, вишни, сливы и, конечно же, черешня. А еще немного дальше, возле автобазы, росла бесхозная черешня, пусть не такая сладкая, но ничейная. И, конечно же, несметное множество шелковицы – черной, белой, розовой, какой угодно! Летом ее можно было пожирать до тех пор, пока желудок не начинал ворчать. Надо ли рассказывать о том, во что превращалась одежда Никиты после таких шелковичных набегов?
Двадцать дней пребывания школьников в трудовом лагере, видимо, довольно неплохо влияли на выполнение Продовольственной программы в стране. Ну и, конечно же, сами школьники отъедались, оздоравливались – ведь почти весь день они проводили на свежем воздухе. Именно на свежем, чистом воздухе – никаких автомобилей, городского транспорта, шума, гама… Правда, были некоторые трения с местными. С местным населением. Об этом стоит рассказать подробнее.
Обычно, местных сельских пацанов на таких простых сельхозработах не использовали. Они чаще всего помогали родителям уже на колхозных фермах или в МТС, с техникой, например, на комбайнах или тракторах. Если вообще работали, ибо многие норовили после 7 класса уехать в город и поступить в ПТУ или еще где-то пристроится. Те же из сельских хлопцев, кто работал в колхозах или на машинно-тракторной станции, в принципе, уже считались совершенно другой кастой. И грубый неквалифицированный физический труд оставляли приезжим горожанам. А на уборочной они обычно зарабатывали настолько много денег, что потом спокойно могли купить себе мотоцикл. Не какой-то там велосипед, а мотоцикл!
Тогда не знали таких модных слов – «байк», не было «рокеров» и прочих буржуйских заманух, но гоняли сельские мальчишки на мотиках и мопедах по селам неслабо. И уже это изначально порождало между сельскими и городскими некие трения. Были и другие моменты. Например, в селах говорили на смеси украинского и русского – на суржике. Горожане в основном говорили на русском. Украинский и суржик считались признаком некой убогости и забитости, провинциальности и дремучести. А сельских хлопцев дразнили обидной кличкой – «быки».
Отсюда и драки…
Был еще один камень преткновения – «быки» по вечерам приходили к городским на танцы. А поскольку сельские девочки были уже как бы «не то», то… В общем, как ни банально, но шерше ля фам… И как раз на почве извечного соперничества мужчин перед дамами и происходили постоянные стычки. Правда, все было чинно-благородно – драки обычно происходили один на один и до первой крови, а если была какая общая свалка, то упавших не добивали и вообще не наступало озверение и месилово.
То ли дело 21 век…
Седьмое лирическое отступление о морали, идеологии и простых человеческих качествах
Сегодня много говорят о морали и аморальности. С началом развала СССР стали снова ругать свое прошлое – мол, коммунисты не так руководили, не то строили, не туда стремились. И на первый взгляд, после открывшихся архивов и белых пятен истории вроде бы так оно и было – ужасы сталинского режима, лагеря, кровопролитная война с массой ненужных жертв…
Но это было только на первый взгляд.
А потом, когда прошло пять, десять, двадцать лет – вот тогда стало ясно, что шли-то мы туда! Потому что тогда мы жили лучше! Может, в целом, беднее, но равноправие – было, справедливость – была, уверенности в завтрашнем дне – хоть отбавляй! И от каждого – по способностям, каждому – по труду. Каждый мог сам ковать свое будущее – учиться, работать, делать карьеру…
Да, были ошибки, просчеты, нас втравливали в войны, нам навязывали экономические доктрины, нас не хотели видеть сильным государством. И первым делом стремились уничтожить морально. И как раз именно это было сложно сделать. Потому что была мораль! Была у людей совесть и честь!
Когда коммунистическая партия перестала осуществлять жесткое идеологическое руководство за моралью и нравственностью граждан бывшего СССР, то сразу же место морали заняла аморальность. Оскотинение пошло стремительными темпами, а все то животное, что есть в любом человеке, моментально полезло наружу… Как-то очень быстро скотство стало чуть ли не добродетелью, профессия проститутки – престижной, бандит и рэкетир стал уважаемым членом общества, вор – основой добропорядочности, взяточник – умело ориентирующимся в конъюнктуре. И это было только началом.
А позже полезло такое, что странно было – как все эти люди жили в СССР? Откуда в них взялось жлобство, хамство, агрессия и ненависть ко всем, кто имеет другое мнение, отличное от их мнения, где они взяли столько уверенности в том, что только они вправе решать, как жить другим людям?
И все это в самой отвратительной и мерзкой форме воплотилось именно в стране, в которой жил Никита Васнецов – в Украине. Правда, все это случилось через много лет после того, как мальчик стал взрослым…
…Но вернемся к продовольственной программе и работе в полях.
В целом трудовой лагерь напоминал пионерский. Пионерские лагеря сегодня в некоторых постсоветских странах снова заменили на лагеря скаутов. В принципе, это было одно и то же. Ведь сама пионерская организация были скопирована со скаутских отрядов, просто галстуки стали красными, а идеология – коммунистической.
Так вот, в пионерских лагерях было больше развлечений – игры, походы, если лагерь был на море или речке – то и купание. А также просмотр кинофильмов, кружки по интересам, спорт и те же танцы. Все то же самое было и в трудовом лагере, просто днем вместо пляжа была работа в поле. Но в целом в конце смены в этом лагере детям, ударно трудившимся даже выплачивали заработную плату. И хотя Никита всегда выполнял норму, получал он на руки денег не так много – где-то рублей 12–15. Хотя некоторые его товарищи зарабатывали до 70 рублей – примерно зарплата школьной уборщицы за месяц работы. Позже Васнецов догадался, что существует такое явление, как «приписки» – когда то, что собрали на поле одни школьники, преподаватели или бригадиры приписывали другим и, конечно же, себе. Ведь колхоз платил деньги за трудодни, то есть, за общий объем выполненных работ, а кто и сколько – это уже решало школьное руководство.