День, когда разорвался мир

– Этот юноша, несомненно, производит впечатление. Он рассказывал вам, что уже в четыре года мог прыгать через вихри?

– Нет, – тихо ответила я, не зная, к чему клонит Хоторн.

– Он не любит говорить о своем прошлом. – Хоторн снова улыбнулся. – Его родители не дали ему ни родительскую ласку, ни родной дом. Когда я услышал о его способностях и навестил его семью в их обшарпанной квартирке в пригороде Нового Лондона, его отец сразу же предложил мне взять его на обучение. Чтобы он стал бегуном. Разумеется, ожидая при этом некую финансовую компенсацию.

Иными словами, отец Бэйла продал собственного сына. Я закрыла глаза и увидела маленького худого мальчика, стоявшего среди натренированных претендентов… и победившего их всех.

– Зачем вы мне это рассказываете? – спросила я, хотя часть меня впитывала в себя слова Хоторна как губка.

– Потому что хочу, чтобы вы поняли, почему Бэлиен с таким упорством уклоняется от того, что мы с ним создали, – сказал Хоторн. – Так было не всегда. Долгое время он был убежден в правоте нашего дела, работал дни и ночи, чтобы максимально овладеть перемещениями во времени, объездил весь мир, чтобы найти рифты, по которым можно пройти сквозь время.

– Он делал все это только потому, что вы обманывали его! – воскликнула я. – Потому что вы сказали ему, что так он сможет помочь мутантам!

– Ах, вот что он вам рассказывал? – спросил Хоторн, и его голос звучал насмешливо. – Нет, все было совсем не так. Я всегда был честен с моим мальчиком. Он с самого начала знал, что мы собирались сделать. Есть лишь одна причина, почему он сбежал от своего предназначения. Он боится. Боится потерять то, что делает его таким особенным.

Он лгал, он должен был лгать. Бэйл никогда не пошел бы на такое.

– Я вам не верю.

Хоторн вздохнул и откинулся на спинку стула. Внимательно и долго, слишком долго, он смотрел на меня.

– Скажите, мисс Коллинз, вам знакомо понятие «биологическое вторжение»?

Биологическое чего?

– Оно обозначает явление, которое постоянно существует в нашей природе, – опередил мой вопрос Хоторн. – Какой-нибудь чужой вид вторгается в экосистему, к которой не принадлежит и где у него нет естественных врагов. За короткое время оккупанты распространяются и вытесняют местные виды. Иногда они их даже уничтожают.

Он умолк, скрестив ноги.

– Мутанты – это своего рода такие же оккупанты, – продолжил он. – У них тоже нет естественных врагов, поскольку они во всех отношениях значительно превосходят людей. Я знаю, что кураториум презентует другую картину. Мы стараемся изображать мутантов тупыми и звероподобными, при этом понимая, что они являются новым, самым сильным видом на земле. А в вихревых войнах две тысячи двадцатого года они не уничтожили людей только потому, что пока не могли полностью контролировать свои способности. Эти силы одолели их, стали управлять ими, но с тех пор все изменилось.

Хоторн нажал на свой детектор и быстрыми движениями руки вызвал в пространстве между нами видеозапись. Это были съемки дня нападения на кураториум в Новом Лондоне. Цюндеры «Красной бури» бродили по коридорам, и я задохнулась, увидев, как Бэйл, Фагус и я убегали от тех, кто пытался меня похитить.



– Я уже много лет наблюдаю за «Красной бурей», – произнес Хоторн. – За это время она стала намного организованнее, иначе нападение на наш институт было бы просто невозможным. Говорят, что у них был даже своего рода предводитель. В некотором роде атака на наш кураториум пошла нам на пользу, потому что благодаря ей другие руководители осознали, что так больше не может продолжаться.

На пользу?! Да он сошел с ума!

Хоторн вызвал карту мира и спроецировал ее в воздухе. Красные символы пламени были разбросаны по всем материкам, большинство находилось в Южной Америке, Африке, Исландии и Японии…

Все эти точки показывали места, в которых «Красная буря» была особенно активна. Я знала, что они распространились, но чтобы так?

– Заметь, на этой карте показаны только цюндеры, – сказал Хоторн. – Даже используя все наши средства, невозможно выяснить, на какие территории распространились швиммеры, не говоря уже о вирблерах. Так что, мисс Коллинз, не питайте иллюзий, как Бэлиен: грядет биологическое вторжение мутантов.

– Но это не так! – возмутилась я. – Я своими глазами видела, как люди и мутанты живут вместе. Бок о бок. Так могло быть во всем мире! Мы только должны приложить усилия.

– Нет! – рявкнул Хоторн, но сразу же взял себя в руки. – Нет, – повторил он гораздо спокойнее. – Мир будет только тогда, когда восстановится статус-кво. В природе вещей на протяжении миллионов лет заложено то, что судьбу мира определяет только один вид, а примитивные формы жизни ему подчиняются. Из-за вихрей возник дисбаланс, который рано или поздно приведет к уничтожению одного из двух видов. И я поклялся защищать нас как самый сильный вид. – Взгляд Хоторна стал жестким и расчетливым. – И вы тоже.

Я вспомнила клятву, которую мы давали во время награждения победителей. Клятву, которая была зафиксирована в первом параграфе Закона о вихрях:

Жизнь человека всегда важнее жизни мутанта.

– Я не буду вам помогать, – твердо сказала я.

Пусть я буду клятвопреступницей, дезертиром. Все это можно пережить. Но я никогда не стану убийцей.

Хоторн выглядел так, словно сожалел о моем решении.

– У Бэлиена тоже не хватило мужества сделать последний шаг, – сказал он. Потом вздохнул и одним движением руки убрал из воздуха проекцию. – Я надеялся, что с вами будет иначе.

Я беспомощно смотрела, как Хоторн встал и прошелся по лаборатории. Он открыл отделение в стене, которое выдвинулось с мягким щелчком, достал оттуда какой-то прибор и подошел ко мне.

Я сразу поняла, что это было за устройство. Эту синюю полосу с белыми узорами в виде знака Convectum я узнала бы повсюду.

– Вы знали, мисс Коллинз, – продолжил Хоторн как бы между прочим, – что в последние годы среди мутантов, живущих в наших зонах, имела место, скажем так, определенная убыль?

Я из последних сил контролировала выражение своего лица. Но Хоторн смотрел не на меня, его взгляд был направлен только на мой детектор.

– Я долго не понимал, в чем дело. Я предполагал, что в зонах могла снизиться рождаемость мутантов, но исследования показали, что причиной было не это. Тогда я заподозрил охранников зоны в том, что они часто… с преувеличенным рвением исполняют свои обязанности. Но нет, это тоже не объясняло быстрый спад количества обитателей зон. – И тут он посмотрел на меня: – Хотите знать, что было в итоге причиной исчезновения мутантов?

Нет. Нет, я совершенно не хотела этого знать.


– Причиной был мой собственный главный штурман. Ваш дядя.

Я со всей силы сжала губы.

Так вот почему Гилберт не спешил мне на помощь. Как давно Хоторн знал про него? Тогда почему, черт побери, он так долго не трогал Гилберта?!

Страх перед тем, что он мог сделать с Гилбертом, сдавил мне горло. Где он сейчас? В тюрьме? Неужели он сидел в одной из тех камер, куда обычно бросали мутантов? Или все было намного хуже?

Тут Хоторн спроецировал что-то в воздухе – на сей раз с моего детектора.

– Предполагаю, что мятежники, которые захватили вас, были убеждены, что находятся в безопасности? Деактивировав систему геолокации, они хотели воспрепятствовать обнаружению их местоположения. Все верно? – Он сделал небольшую паузу. – Так вот, они ошибались.

Я непроизвольно всхлипнула – и даже не заметила, насколько мое тело сжалось от напряжения. Он знал. Хоторн знал, где находится Санктум! Он знал о контрабанде сплитов, о вылазках в зоны. Он знал обо всем.

Передо мной двигалась карта, изображение опустилось ближе к полу. На ней не было видно Санктума, потому что он был укрыт кронами деревьев. И все же мне удалось обнаружить горную цепь… и водопад… и аллею, ведущую в город.

– Очень хорошая маскировка. Почти безукоризненная, – похвалил Хоторн и переместил изображение дальше, вдоль пути, по которому мы шли после моего прибытия.

Он задержался на большой поляне, где приземлялись Бэйл и все остальные. И на ней я увидела… множество бегунов в синей униформе.

Их были сотни. Тысячи. Это были все те бегуны, которых я видела на территории нью-йоркского института.

Мои мысли мчались наперегонки с чувствами, и, хотя мягкая улыбка Хоторна не изменилась, я видела в ней злой оскал.

Лишь теперь я поняла, что все это значило.

– Вы собрали бегунов совсем не затем, чтобы атаковать «Красную бурю»… – прошептала я.

– О нет. Конечно, ответный удар все-таки произойдет, но моя задача в качестве верховного главы – это гибко реагировать на угрозу, которая в данный момент считается наиболее актуальной.

– Этот город не представляет никакой угрозы, – возразила я, хотя знала, что это не имеет значения.

Хоторн наклонился вперед.

– Руководители территорий отнесутся к этому иначе, – сказал он. – Но… разумеется, я мог и не отдавать приказ нападать на это поселение. Честно говоря, для меня оно не имеет совершенно никакого значения. Никто никогда не должен был об этом узнать. Ни о самом поселении, ни о причине, по которой такому количеству мутантов удалось сбежать из зон. Я могу позаботиться о том, чтобы всё это осталось тайной. Ваш дядя сможет даже продолжать работать обычным штурманом. Я выведу своих бегунов, перебросив их туда, где от них будет значительно больше пользы, если…

Его фраза повисла в воздухе, но ему необязательно было договаривать ее до конца. Я и так всё поняла. Он может сделать всё это, если я ему помогу.

И тут слезы наконец потекли у меня по щекам. Так вот каким было решение, которое я должна была принять? Ни о чем таком не могло быть и речи! Если я откажусь воспользоваться картой времени, то Санктум падет здесь, сейчас, прямо у меня на глазах. Хоторн отправит в тюрьмы или в лаборатории всех – детей, стариков, всех.

Но если я соглашусь ему помочь, то обреку на гибель всех мутантов сразу. В том числе и тех, кто находился в Санктуме.

– Я еще никогда не направляла вихрь в другое время, – солгала я дрожащим голосом. – Вы сами знаете, Бэлиену потребовались годы, чтобы научиться этому. Я абсолютно не в состоянии сделать то, что вы от меня хотите.

– Ну, в этом мы убедимся только тогда, когда вы попытаетесь это сделать, верно? Не переживайте, я очень терпеливый человек.

– Но…

– Мисс Коллинз, мне нужна ваша помощь. Вы сделаете то, что для кураториума лучше всего.

– Для кураториума – да. Но что будет с мутантами? Ведь они даже не знают, что станет с ними в таком случае!

– Так или иначе судьба будет более благосклонна к ним, – сказал Хоторн. – В этом мире может существовать только сильный вид. На нынешнем пути обе стороны ожидает лишь страдание. У Бэлиена не было необходимой мотивации, чтобы сделать то, что нужно. Для вас ведь это не будет проблемой, верно?

Я не могла остановить слезы и продолжала плакать. В глубине души я знала, что уже сделала свой выбор.

Я не могла лежать здесь и смотреть, как он приказывает втоптать в землю город, который за короткое время стал мне таким родным. В этом городе жили Сьюзи, Аллистер, Робур, Атлас и многие другие. Лис наверняка тоже давно была там.

Я знала, с моей стороны было трусостью так думать, потому что потеря Санктума – это меньшее зло. В конце концов, что такое один город по сравнению со всеми существами-мутантами в мире?

Я закрыла глаза. Всю свою жизнь я считала себя сильной. Я ошибалась.

– Хорошо, – прошептала я. – Я совершу для вас этот прыжок.

– Я всегда знал, что могу на вас рассчитывать, – сказал Хоторн и холодно улыбнулся.





30


Лоретта Алькотт смотрела на меня как на жвачку, которая прилепилась к ее подошве и которую она с большим удовольствием размазала бы сейчас об асфальт.