День, когда разорвался мир

– Бэйл? – спросила я тихо.

Бэйл потер рукой лоб и опустился на один из стульев.

– Я бы не называл это впечатляющим, – пробормотал он. – Карта опасна.

– Но ты сам ее создал? – спросил Гилберт.

Бэйл тяжело кивнул:

– Да. Я. И я думал, что уничтожил ее, когда собрался исчезнуть. Я был уверен, что ее уничтожили вместе с моим старым детектором. Вероятно, Хоторн понял, как ее восстановить.

Я переводила взгляд с одного на другого:

– Но если с помощью нее мы наконец сможем противостоять «Красной буре», то у нас у всех появился шанс…

– Хоторна совсем не волнует «Красная буря», – перебил меня Бэйл.

Казалось, внутри него идет борьба, я буквально видела, как он сражался сам с собой.

Наконец Бэйл взял свой детектор. Через какое-то время он нашел то, что искал. Он напечатал что-то на экране и активировал функцию проекции. Затем одним движением руки он вызвал изображение карты мира, которое повисло между нами в воздухе. Оно вращалось по кругу.

Я наклонилась вперед. На карте видны были границы десяти территорий, а также различные зоны. Были обозначены все десять кураториумов – Москва, Сидней, Гонг-Конг, Каир…

На эту карту я часами смотрела на уроке географии. Каждый, кто хотел стать бегуном, должен был знать наизусть все города, каждую страну и каждую даже самую мелкую речку. Мы должны были знать, какие климатические особенности ожидают нас в том или ином регионе, особенно там, где влияние Великого смешения было особенно велико, и еще очень много всего…

Я знала каждое пятнышко на планете. И насколько я могла видеть, в этой карте не было ничего необычного.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила я, но тут Бэйл активировал что-то на своем детекторе, и на карте появилось множество зеленых точек.

От некоторых точек вниз уходили тончайшие линии. Они вырастали из поверхностей стран, затем уходили вглубь, словно стремились к земному ядру. Каждая новая линия была длиннее предыдущей, словно лестница, ведущая все дальше и дальше вниз.

Вот только куда?

– Это и есть карта времени, – сказал Бэйл. – Ну или, по крайней мере, в какой-то степени ее пригодная копия. Я думал, что уничтожил оригинал; то, что вы сейчас видите, я реконструировал по своим воспоминаниям.

Бэйл еще раз нажал на экран своего детектора, и в воздухе возникло что-то вроде указателя, который напомнил мне о том, как проходила вихревая гонка. Каждая станция была отмечена точкой, были старт и цель… и находилась эта цель в самом низу, в конце лестницы.

Гилберт обошел карту, внимательно ее разглядывая. Он любил карты, любил строить планы и наблюдать за их успешным воплощением в жизнь. В любое другое время он рассматривал бы эту карту как свою новую любимую игрушку. Но вместо того чтобы восхищаться ею, он выглядел так, словно собирался сложить сверхсложный пазл, от составления которого зависели жизни всех нас.

– Что хочет сделать Хоторн? – спросил он, протягивая руку к голограмме и поворачивая карту туда-сюда несколько раз.

– Он ищет кого-нибудь, кто сможет с помощью карты переместиться в прошлое, – объяснил Бэйл. – В две тысячи двадцатый год. Для этого ему нужны бегуны во времени.

Гилберт убрал руки от голограммы и прищурил глаза:

– Ты имеешь в виду… год Великого смешения?

К вихрю-прародителю? Я хотела рассмеяться, но, глядя на Бэйла, поняла, что он совсем не шутил. Но это же было чистой воды сумасшествием! Одно только представление о том, что можно так далеко прыгнуть во времени…

Ведь даже прыжок в Альпы, в день моей вихревой гонки, на два дня в прошлое, сильно повлиял на меня. А Великое смешение вообще произошло почти восемьдесят лет назад!

Гилберт, казалось, тоже не знал, как реагировать на это.

– Чтобы сделать что?

Бэйл глубоко выдохнул:

– Он долго уверял меня, что кураториум просто хочет исследовать вихрь-прародитель. Чтобы лучше понимать мутантов. Чтобы, возможно, даже разработать для них лекарство.

Лекарство? Против мутации? Я невольно подумала о Луке. Мы тоже всегда считали его воспламеняющуюся кровь болезнью, но теперь… Я больше не верила в это.

Лука не был болен. И я пожалела, что никогда не говорила ему об этом.

– Только в свой последний год в качестве бегуна я понял, что на самом деле планирует Хоторн, – продолжал Бэйл.

Теперь он не сводил с нас глаз. Он переводил взгляд с меня на Гилберта и обратно. Словно впервые хотел разделить с кем-то тяжесть своего ужасного открытия.

Я непроизвольно затаила дыхание.

– Думаю, что он хочет использовать энергию вихря-прародителя, чтобы повернуть вспять мутацию мира.

Гилберт выглядел словно громом пораженный. Я чувствовала себя точно так же. Повернуть мутацию вспять?


– Но ведь ты сказал, что прошлое изменить невозможно, – прошептала я.

– Этого и не нужно делать, – произнес Бэйл. – Это не имеет ничего общего с прошлым, это касается только самого вихря-прародителя. Хоторн… приказал провести секретные исследования. Он работал вместе с учеными в разных кураториумах, в первую очередь с теми, кто проводил эксперименты с мутантами. Один из них выяснил, что самый первый вихрь оставил в мире следы. И они действуют до сих пор.

– Ты думаешь, что вихрь-прародитель никогда и не исчезал полностью? – спросил Гилберт и тут же покачал головой. – Я тоже читал об этой теории, Бэлиен, но ее несколько лет назад отвергли как вымысел. Ни одно из измерений, проведенных на вихрях, не выявило никаких отклонений.

– Потому что исследователи кураториума просто идиоты, которые никогда не выходят из своих лабораторий, – мрачно ответил Бэйл. – Энергия вихря-прародителя по-прежнему воздействует на мир. Она как… – Он наморщил лоб, а затем крепко сцепил в замок свои руки. – Вихрь-прародитель был своего рода взорвавшейся звездой, верно? Когда он возник, то испускал излучение во все стороны подобно солнцу – так возникло Великое смешение. – Он разомкнул руки и широко раздвинул пальцы, изображая взрыв. – Всё, на что воздействовали лучи, подверглось мутации. Но при этом никто не заметил, что лучи проникли не только через землю, но и сквозь время. Его энергия действовала тогда, действует сейчас и будет действовать всегда.

Я, не двигаясь, смотрела на Бэйла и пыталась понять, что он говорит. Гилберт же, напротив, метался по помещению, словно хищная кошка.

– И ты считаешь, что если воздействовать на первый вихрь в две тысячи двадцатом году, если его – чисто теоретически – обезвредить, то…

– …удалось бы одним ударом устранить из мира всю энергию вихря. Вот так.

Гилберт громко сглотнул:

– Но… как? Даже обычные вихри можно только подавить, но не уничтожить. А вихрь-прародитель во много раз мощнее, чем они.

– Этого он мне никогда не говорил, – сказал Бэйл. – Он всегда утверждал, что нужно подождать, пока я доделаю карту.

Я заметила, что начала дрожать.

– А что в таком случае будет с мутантами? – тихо спросила я.

Ведь все сводилось именно к этому. Без энергии вихря больше не было бы никаких грундеров, швиммеров, цюндеров и вирблеров.

Бэйл пожал плечами:

– Кто знает? Может, они снова станут людьми. А может быть, все погибнут. – Он произнес это с невероятным спокойствием. – Ну что? – Бэйл взглянул на меня с вызовом. – Еще несколько дней назад ты подумала бы, что идея жить в мире без мутантов не так уж плоха.

– Да что ты знаешь! – возмущенно набросилась я на него. Мне было так обидно – так обидно! – что Бэйл считал, будто у меня нет сердца и я не знаю сострадания. – Мою мать убили мутанты, ясно? Цюндеры. Они хладнокровно гнали ее на погибель, совершенно безобидную женщину, до которой им не было никакого дела. Они отняли ее у меня просто из желания убивать! А я выжила только потому, что какой-то бегун выступил против них и спас меня. Так что да, Бэлиан Треверс, защитник угнетенных, мир без мутантов звучал бы для меня просто божественно!

Пока я говорила, Бэйл отвел от меня взгляд, в котором снова была она – невероятная усталость.

Как же я ненавидела его таким! Он выглядел так, словно чувствовал себя виноватым. Но почему? Часть меня хотела просто обнять его, крепко прижать к себе и сказать, что мы преодолеем все, если только будем вместе. Что неважно, какие демоны в нем таятся, они никогда не смогут стать сильнее нас.

– Значит, он просто хочет вычеркнуть мутантов из уравнения, – в смятении пробормотал Гилберт, продолжая вращать карту по кругу.

– Совершенно точно. – Бэйл пренебрежительно фыркнул. – Я уверен, он рассказал другим руководителям, что таким образом сможет мгновенно остановить все очаги войны на земле. Словно люди не продолжат радостно ненавидеть друг друга, даже если чужаки вдруг исчезнут.

Гилберт сверкнул глазами.

– Но для начала ему бы поверили, – медленно выговорил он. – И, возможно, даже прославляли бы его.

В ответ на это Бэйл лишь мрачно кивнул.

Я потерла лоб тыльной стороной ладони. В висках билась тупая боль. Все это было для меня совершенно немыслимо и… и слишком пугающе.

– А как работает эта карта? – тихо спросила я.

Бэйл взглянул на меня с вызовом:

– Ты действительно хочешь знать, Барби?

«Да, – подумала я, а потом сразу же: – Нет». Но эта карта касалась и меня. Если все это было правдой и если, кроме меня и Бэйла, не было других бегунов во времени, то этой картой могли воспользоваться только мы. И кураториум сделает все, чтобы заставить нас это сделать.

У меня закружилась голова. Я только сейчас поняла, почему так негодовал Гилберт. Я действительно не могла оставаться здесь, если не хотела допустить исполнения этого абсолютно безумного плана.

– Да, – сказала я наконец, обращаясь к Бэйлу. – То есть… Я не понимаю, как вообще можно перенестись так далеко назад. Ведь в Санктуме ты сказал мне, что со временем все обстоит так же, как с пространством. Что невозможно произвольно искривить вихрь так далеко сквозь время. Прыжок на семьдесят девять лет – как это возможно?

– Это и невозможно, – сказал Бэйл. – Никто не сможет пережить такой прыжок.

– Но…

– Но совершить такой прыжок возможно.

С этими словами Бэйл встал и подошел ко мне. Он встал рядом и указал на несколько линий на карте, которые тянулись вниз из разных мест на Земле. Сначала на самые короткие, затем на те, которые опускались все ниже и ниже.

– Каждый прыжок ведет в прошлое все дальше. Всего десять прыжков, каждый длиной не более девяти лет. При этом они достаточно длинные, чтобы не приходилось совершать их слишком часто, но достаточно короткие, чтобы каждый из них можно было пережить.

Я наклонилась вперед. Затем, повторяя за Бэйлом, провела пальцем по первой линии, ведущей вниз от Нового Лондона.

– Но зачем для этого нужна карта? – спросила я. – Почему нельзя просто так прыгнуть назад?

Бэйл улыбнулся. Усталость исчезла из его взгляда, и теперь глаза его энергично блестели. Я не могла отрицать, как мне не хватало этого Бэйла – слегка безумного, немного одержимого Бэйла.