День, когда пропала Вероника

– Я вас понимаю, – Дине вдруг захотелось утешить его, – должно пройти время.

– Да, – кивнул Иван, словно она сумела прочитать то, что творилось у него в душе.

Выйдя из кухни, они снова оказались в длинном кишкообразном коридоре, единственном темном месте квартиры. Коридор упирался в дверь, ведущую в одну из комнат. Справа от нее была еще одна дверь.

– Это моя комната, – кивнул на нее Иван, проходя мимо, – а вот эту я предлагаю вам. Она больше и здесь есть балкон.

Дина и Иван вошли в просторное помещение с высокими потолками. Темно-зеленые обои с выцветшими вензелями, справа возле входа старое пианино. Слева – большой раскладной диван. Старая лакированная стенка, густо уставленная хрусталем. Шифоньер, закрывающийся на ключ. В углу старенький телевизор и большой стол, который можно разложить, если кто-нибудь заглянет в гости. Дверь на застекленный балкон, уставленный растениями.

Дина закусила губу, чтобы не разреветься. Обстановка до боли напоминала ту, что царила в квартире бабушки и дедушки Вероники, в свое время казавшейся ей верхом мечтаний.

– Я согласна, – не раздумывая, выпалила она.

– Правда? – Иван вдруг просиял, выдохнул и тут же зачастил, – вы не переживайте, в квартире очень чисто. Я не вожу компании. Убирать общие зоны можем по очереди. Телевизор меня не беспокоит, я, правда, попрошу предупреждать, если вы вдруг захотите кого-то привести, чтобы я мог уйти на время из дома, – он вдруг густо покраснел и отвернулся. Дина даже умилилась такой застенчивости. Парень был так непохож на уверенного в себе и собственной привлекательности Родиона. При мысли о последнем ее снова прошиб пот.

– Я не буду никого приводить, – покачала она головой, – мне все подходит, идеально.

– Цену вы знаете?

– Да, – кивнула она, – если хотите, я сразу заплачу за два месяца вперед.

Парень неожиданно вызвал доверие, и Дина была уверена – интуиция ее не обманывает, ему можно доверять. Он не возьмет деньги и не вышвырнет ее вон, здесь она в безопасности.

– Я напишу вам расписку, – засуетился Иван, – помочь вам с вещами?

– Вот все мои вещи, – Дина кивнула на небольшой чемоданчик, который продолжала держать в руках, а Иван постарался ничем не выдать своего удивления.

– Хотите кофе? – предложил он и снова смутился, – я не буду вам докучать, просто, может, вы устали с дороги и хотите что-нибудь выпить или перекусить?

– От кофе не откажусь, – улыбнулась Дина.

Парень ей понравился. Одежда, старомодная и потертая, выглядела чистой и еще от нее неуловимо пахло лавандой. Как от платьев бабушки Вероники.

Дина глубоко вдохнула, стараясь отогнать воспоминания. Разговор с живой душой, чтобы отвлечься, вот, что ей нужно было сейчас.

Иван сварил кофе в турке, приправил гвоздикой и кардамоном, разлил в изящные старомодные чашки и, поставив одну перед Диной, принялся доставать из холодильника домашнее варенье, пастилу, масло и сыр.

– Дядя сказал, что вы ищите родственника, – нерешительно начал он.

– Да, дедушку по материнской линии, – отвела глаза Дина, делая маленький глоток, – завтра схожу в ЗАГС, попытаюсь найти кое-какие документы.

– Если хотите, я могу вас туда отвести, это рядом со школой, где я работаю, – немедленно вызвался Иван, кладя нехитрые угощения на красивые тарелки и пододвигая их поближе к Дине.

– Вы работаете в школе? – Дина изобразила удивление и восхищение, в попытке перевести разговор с нее самой на хозяина квартиры.

– Да, я учитель английского, – кисло подтвердил Иван.

– Как интересно! – фальшиво воскликнула она, зачерпывая ложечкой душистое варенье, которое Иван налил в небольшую хрустальную вазочку, кладя ее в рот и замирая от восхищения, – как вкусно, что это?

– Айва с грецким орехом, – лицо парня осветила улыбка, моментально его преобразившая. Мелкие морщинки, лучами разбежавшиеся от светлых глаз, подчеркнули темные пушистые ресницы. Ровные белые зубы. А самое главное выражение – счастливое лицо человека, искренне увлеченного своим делом.

– Это я сам варил, – после секундной паузы выдал он. Дина поперхнулась.

– Серьезно? – проглотив душистое лакомство поинтересовалась она.

– Да, я обожаю консервацию, – оживился Иван, – пойдемте, что-то покажу.

Он вскочил со стула и вышел из кухни, Дине ничего не оставалось, как последовать за ним, втихаря зачерпнув еще ложечку варенья – божественно!

Иван стоял возле открытой двери ведущей в кладовку. Многочисленные полки были густо уставлены банками со всевозможной консервацией – помидоры, огурцы, перец, грибы, какие-то невообразимые салаты. Варенья, джемы, повидла. Дина в шоке уставилась на сокровищницу и почувствовала, как свело живот от голода.

– Знаете, на учительскую зарплату сильно не пошикуешь, вот я и готовлюсь с лета, – принялся объяснять Иван, – да и нравится мне это дело, прям расслабляюсь во время процесса, люблю выбирать на рынке лучшие продукты, постоянно ищу новые рецепты. Говорят, получается вкусно. Или вы думаете, что это странное увлечение для мужчины? – внезапно спохватился он.

– Нет-нет, что вы! – бурно запротестовала Дина и вдруг не сдержала улыбку. Иван нравился ей все больше и больше, – знаете, многие женщины почку отдадут за мужа, который будет их кормить и консервацию на зиму делать.

– И приносить три копейки? – вдруг сник Иван, тяжело вздыхая. Очевидно, что тема собственной невостребованности была его больной мозолью.

– Знаете, Иван, мир сейчас так меняется, что женщина сама может приносить деньги в дом, в то время как мужчина будет о нем заботиться, – пожала плечами Дина, искренне желая утешить гостеприимного хозяина.

– Только не здесь, – покачал головой Иван, – здесь время остановилось. Здесь мужчина добытчик, а соленья крутит женщина.

– Надо же кому-то ломать стереотипы, – улыбнулась Дина и устремила плотоядный взгляд на банку с огурцами, – это будет большой наглостью, если я попрошу вас угостить меня вон теми огурчиками? Я могу их купить, – спохватилась она.

– Ну что вы, я с удовольствием вас угощу! Сейчас картошку поставлю.






* * *


Наверное, она могла бы говорить с этим некрасивым, но очень трогательным и ранимым парнем до самого утра. Да что там, она, наверное, и с дьяволом бы проговорила лишь бы не оставаться наедине с собой и собственными мыслями.



После ужина она, несмотря на протесты Ивана, помогла ему вымыть посуду, а затем, дождавшись, когда он примет душ и пожелает ей спокойной ночи, долго лежала в ванной и бездумно рассматривала потолок, безупречно чистый, но медленно проигрывающий битву времени. Некогда белую краску уже покрыла желтая патина, по углам разбежались предательские трещинки, она даже пересчитала их. Двадцать восемь и намечающаяся двадцать девятая. Белый кафель, наподобие того, что был в ванной родственников Вероники. Блестящая старая фаянсовая раковина. Здесь было мило и уютно, но отчего-то ей хотелось выть, кричать и вырваться из этого нормального мира, где, наверняка до смерти матери Ивана царили любовь, нежность и взаимопонимание.

Она не принадлежит милой нормальности. Она преступница, пария, зло захватило ее. Ей вдруг показалось, что вода в белой, потрепанной временем ванной темнеет, словно та чернота, что была внутри у нее, изливается и покрывает все вокруг смоляными маслянистыми пятнами.

Резким движением она встала и уткнула лицо в мягкое пушистое полотенце, любезно одолженное хозяином до того, как она разживется собственным. Дина вдруг отчетливо поняла, что этот момент, наверное, никогда не наступит. Что правильней и легче всего будет просто пройти в большую просторную комнату, выйти на милый балкончик, усаженный ухоженными растениями, открыть раму и перегнувшись, оборвать все страдания несколькими секундами свободного полета. Подумала и рассмеялась. Какая же она дура и неудачница. Это же первый этаж, куда она упадет? На клумбу?

Одевшись и наспех расчесавшись, Дина осторожно, чтобы не разбудить хозяина, прошла в свою комнату. Телевизор включать не стала. Темнота обрушилась, стоило ей лечь в постель, и вновь стало тяжело дышать.

Она убила Родиона. Человека, которого она любила больше жизни. Да, пускай он предал ее и сломал, она все равно продолжала его любить. А сейчас его больше нет, и она превратилась в утку, которую рано или поздно догонит гончая.

Может быть сдаться? Провести остаток жизни в тюрьме? Там, по крайней мере, будут кормить и подчинят ее жизнь строгому порядку. Возможно, она найдет спасение в рутине. Когда не нужно ни о чем думать, когда все решают за тебя – когда вставать, гулять, мыться, ходить в туалет и ложиться спать. Ты отупеваешь, превращаешься в животное. А какая рефлексия у животного? Никакой.

Да, наверное, так будет лучше. Что она о себе возомнила? Что сумеет жить под чужой личиной и ничем себя не выдать? Она же не героиня кино, она обычный человек, которому такие задачи не по плечу. Завтра же отправится к этому Иннокентию и сдастся. Про женщину, которая ей помогла, ничего не скажет, чтобы не подставлять ее.

Погруженная в собственные мысли, она не заметила, как уснула, а проснулась от дурманящих запахов, среди которых четко различила аромат свежезаваренного кофе и еще чего-то из детства. Захотелось бежать на кухню прямо в пижаме, но затем она вспомнила, что в доме не одна. Тихонько проскользнула в ванную, умылась, оделась и, по завету спасительницы, все-таки накрасилась. Пойдет в тюрьму красивой, мрачно усмехнулась сама себе в зеркале.

Иван, увидев Дину, неожиданно трогательно смутился и залепетал:

– Инна, присоединитесь ко мне за завтраком? Я гору оладий нажарил, вот сметана, варенье. Попробуйте еще клубничное, мне кажется, неплохо получилось в этом году, – он кивнул на стол, где в старомодных вазочках рубиново мерцала сладкая тягучая жидкость.

Дина почувствовала, как желудок свело от голода. Хотя бы позавтракает так, чтобы вспоминать об этом до конца жизни.

Оладьи и варенье были божественными, и Дина с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза и не застонать от блаженства. Иван старательно развлекал ее байками из школы, но все они были невеселыми. В районной школе, куда его занесла судьба, английский и Шекспир были никому не нужны. Его ученики так прямо ему и говорили, мол, отстаньте от нас Иван Иванович, мы все равно из школы в пятнадцать лет уйдем на завод работать.

– Понимаете, учиться немодно, – сокрушенно вздыхал Иван, подкладывая в блюдечко еще варенье и подливая Дине кофе, – они даже бьют тех, кто делает домашнюю работу.

– Ужас какой! – возмутилась Дина, – зачем же вообще преподавать в школе ненужные предметы и мучить и учителей, и детей? Какая-то бесполезная трата времени и ресурсов!

– Нет, что вы, я не рассматриваю это, как бесполезную трату времени. Хоть что-нибудь в них да оседает, – грустно покачал головой Иван.

Некоторое время они помолчали, каждый думая о том, что все произнесенное всего лишь жонглирование правильными словами. Просто то, что необходимо произнести, чтобы доказать самому себе, что жизнь твоя не пуста и не бесполезна.

Дина первой нарушила паузу. Откашлявшись и собравшись духом, она спросила, глядя в окно, где вдруг разыгралось не по-осеннему яркое солнце:

– Скажите, а как можно связаться с вашим дядей? Он сегодня дежурит?

– Нет, они с тетей уехали в санаторий на двадцать один день, а что вы хотели? – тут же спохватился всегда готовый услужить Иван.

Дина вдруг поняла, что эта его услужливость ее даже раздражает. Наверное, поэтому ему так часто и прилетает от учеников. Он не тот человек, который может дать отпор и постоять за себя. В нем нет внутреннего стержня, который был у нее, Дины. Который позволял оставаться на плаву, чтобы ни случилось. Впрочем, сейчас даже ее стержень погнулся, не выдержав груза вины и ответственности.

– Да так, ничего. Я, пожалуй, пойду в ЗАГС, сделаю запрос, про дедушку, – для пущей убедительности соврала она.

Дине отчаянно захотелось на свежий воздух, под солнце. Перспектива того, что до конца жизни она не сможет просто так прогуляться по улице, обострила все чувства и вызвала банальные желания. Погреться под ласковыми лучами, почувствовать легкий ветерок, пробирающийся под одежду и щекочущий шею, пошуршать осенними листьями и насладиться миллионом оттенков охры.

– Я вас провожу, нам по пути! – Иван тут же вскочил и принялся убирать со стола, аккуратно складывая посуду в мойку.

– Нет, что вы, не стоит, просто объясните мне, где это находится, – запротестовала Дина.

– Нет-нет, Инна, поверьте, у нас городок тихий, но такая красавица, как вы, способна привлечь ненужное внимание. Мне совсем несложно вас проводить.

Слова про красавицу укутали сердце в вату и моментально проникли в мозг сладким ядом. Красавица, надо же. Так ее называл только Родион и то только в самом начале их отношений. И вдруг подумала – а зачем ей так торопиться? Сдаться в тюрьму она всегда успеет.

От этой простой мысли стало легче. И почему она вчера об этом не подумала? Наверное, от того, что ночью все видится в черном свете. Недаром умные люди советуют никогда не принимать решений на ночь глядя, лучше «переспать» с мыслью и дождаться утра.

Автоматически она встала рядом с Иваном и принялась вытирать посуду, которую он привычными движениями отмывал до скрипа.

Они справились за несколько минут и вскоре вышли из подъезда, синхронно подставив бледные лица ошалевшему от собственной смелости солнцу.

– Знаете, Инна, сейчас так много говорят о глобальном потеплении, о всех тех ужасах и катастрофах, которое оно вызывает. И я лично ужасаюсь и согласен на благо планеты перестать пользоваться пластиком, экономить воду и сажать деревья, но вот в такие моменты, как этот, я бессовестно радуюсь изменению климата. Ведь еще пять лет тому назад в конце сентября дожди нас просто смывали. Главной задачей было добежать до работы и не схватить воспаление легких, а сейчас посмотрите.

Иван повел рукой, словно пытаясь охватить окружающее пространство, и Дина, проследив за ним взглядом, увидела все в новом свете. В воздухе дрожала мелкая осенняя пыль и пожелтевшие листья плавно фланировали, беззвучно опадая на землю и укутывая ее в теплое легкое пальто, сплетенное из золотых нитей. Пауки ткали невесомые паутины, заманивая жертв, в тщетной попытке наесться перед долгой зимой. Воробьи и голуби, обнаглев, подходили все ближе к прохожим в поисках крошек, а птицы, что сильнее и благороднее, сбивались в стаи, чтобы лететь в теплые края. Наверное, через несколько лет теплые края будут здесь и им не придется никуда лететь. Не сойдут ли птицы с ума, нарушив привычную программу? Ведь в них на уровне инстинктов заложено сбиваться в стаи каждую осень и улетать далеко. Дина хорошо понимала, насколько болезненным может быть такой сбой. Ведь ее собственная программа зависла, и от этого ей было отчаянно плохо. Она не хотела, чтобы и другие испытывали такую же боль. Даже птицы.

– Мы эгоисты, – тряхнула волосами Дина и почувствовала легкость.