Демонтаж патриархата, или Женщины берут верх. Книга для мужчин
Часть 18 из 155 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
рассказала, что Павел вовсе не одинок. Когда его корпус перевели из Одесского округа в
Могилев, он захватил с собою «красивую девушку» и она там живет у него. Павел заказал на
27
мое имя и будто бы по моему поручению всякого рода женского барахла – сапоги, белье, шелковый отрез и бог знает что еще. Все это для «красивой девушки» под прикрытием
имени Коллонтай.
Я возмутилась и написала письмо в ЦК партии, прося их не связывать моего имени с
именем Павла, мы с ним в разводе де-факто. Я ни в чем не нуждаюсь, никаких заказов не
делала и впредь делать не стану. Пусть Павел поплатится…»
И все-таки Дыбенко с разрешения Сталина приехал к ней в Норвегию повидаться.
Норвежское правительство не хотело давать ему визу. Заведующий протокольной частью
МИД жаловался Коллонтай, что приезд ее мужа вызовет массу непреодолимых трудностей:
– Вы первая в мире женщина-дипломат, и это уже создает ряд неразрешимых и не
установленных по этикету задач. А тут еще приедет ваш супруг. Как мы будем сажать его во
время приемов, с кем знакомить, кто идет перед ним, кто за ним?
Коллонтай уверила дипломата, что Дыбенко на приемы и светские рауты ходить не
станет и пробудет максимум один месяц. Они не выдержали вместе и трех недель. Склеить
разбитое не удалось:
«С уходящей почтой написала Сталину, что оповещаю партию, что прошу больше не
смешивать имен Коллонтай и Дыбенко. Трехнедельное его пребывание здесь окончательно и
бесповоротно убедило меня, что наши пути разошлись. Наш брак не был зарегистрирован, так что всякие формальности излишни. В конце письма я горячо поблагодарила Иосифа
Виссарионовича за все, что он сделал для меня, чтобы вывести меня из личного тупика
жизни и за всегда чуткое отношение к товарищам».
На самом деле она не могла забыть Павла Ефимовича. Иногда мысленно писала ему
письма, но никогда их не отправляла. Приезжая по делам в Москву, часто встречала
Дыбенко, занимавшего крупные посты в армии:
«Он рассказал, что Сталин созвал на вечер комсостав. После ужина Сталин неожиданно
спросил:
– А скажи-ка мне, Дыбенко, почему ты разошелся с Коллонтай? Большую глупость
сделал.
– Это ты, товарищ Коллонтай, виновата, – упрекнул меня Дыбенко. – Зачем ты меня на
другой женила? Это ты все сделала. Почему ты послала мне вслед телеграмму в
Гельсингфорс?
Мне смешно стало от его слов, я уже не помню, что я ему телеграфировала в двадцать
третьем году, вероятно, советовала жениться поскорее… А тут еще странная встреча с
бывшей женой Павла Дыбенко. Они уже разошлись, и она теперь жена какого-то
высокопоставленного красного командира. Она пополнела и потому подурнела. Неужели я
из-за нее столько ночей не спала?»
Александра Михайловна нашла в себе силы вырвать старую любовь из сердца.
Характеру ее можно было только позавидовать. В глубоко личном письме советовала
подруге:
«Надо иметь духу себе самой признаться: в нашем возрасте влюбленности к нам быть
не может. Есть многое другое, что привязывает мужчин к нам: вспышка-тяготение, удобство
(мы умеем создавать комфорт и удобство), польщенное самолюбие и т. д. Но все же это не
любовь, не та любовь, какую мы получали, когда были в юном возрасте.
Что сделать, чтобы от того не страдать? Мой совет: отмежеваться. Я одно, он другое. А
любимого брать, как приемлешь приятную, необязательную встречу с интересным, приятным человеком… Брать встречи, как читаешь с наслаждением час-другой интересную
книгу. Закрыл книгу, положил на стол – и до следующей свободной минуты. Если вздумаешь
на отношениях к «ним» в наши годы строить жизнь, получится одно горе, одни унижения, уколы, муки. Надо научиться быть одной, внутренне одной. Ни на кого не рассчитывать!
Скажешь: холодно? Да. И немножко горько. Но зато меньше мук. Зато как
подхватываешь неожиданную радость, брошенную «им»! И внутренне удивляешься: «Да ну!
Неужели он еще так любит?»
28
Мужчины не обходили Коллонтай вниманием. Вот представительный и умеющий
ухаживать коллега приглашает в театр на «Веселую вдову», потом везет поужинать. Ужин
затягивается до утра:
«Он предлагает пройтись и проводить меня до гостиницы. Идем по аллее, светло и
незнакомо безлюдно. Я снимаю свою легкую летнюю шляпу и несу в руке. Он предлагает:
– Дайте я понесу вашу шляпу.
Я внутренне улыбаюсь. Когда мужчина любезно предлагает освободить свою даму
даже от легкой ноши, это значит, что дама ему не совсем безразлична и что он сегодня
разглядел, что она не только полпред, но и женщина».
Столь же легко, как с Дыбенко, Александра Коллонтай рассталась и со своими
недавними соратниками в борьбе за общие идеалы.
Ее интимный друг Александр Шляпников, лидер распущенной Х съездом «Рабочей
оппозиции», не понял, что наступили новые и жестокие времена. Человек прямой и
простодушный, он сожалел об утрате пролетарской чистоты, требовал восстановить рабочую
демократию и призвать к порядку оторвавшуюся от народа партийную верхушку. Весной
1923 года его сторонники образовали «Рабочую группу РКП». В деятельности группы не
было ничего антисоветского, но сам факт ее создания был воспринят как выпад против
власти.
Одного из руководителей «Рабочей группы» Кузнецова в сентябре 1923 года допросил
заместитель начальника секретного отдела ОГПУ Яков Саулович Агранов, будущий первый
заместитель наркома внутренних дел.
В протоколе допроса записали:
«Коллонтай в ее последний приезд в Москву одобрила (принципиально) наше
Могилев, он захватил с собою «красивую девушку» и она там живет у него. Павел заказал на
27
мое имя и будто бы по моему поручению всякого рода женского барахла – сапоги, белье, шелковый отрез и бог знает что еще. Все это для «красивой девушки» под прикрытием
имени Коллонтай.
Я возмутилась и написала письмо в ЦК партии, прося их не связывать моего имени с
именем Павла, мы с ним в разводе де-факто. Я ни в чем не нуждаюсь, никаких заказов не
делала и впредь делать не стану. Пусть Павел поплатится…»
И все-таки Дыбенко с разрешения Сталина приехал к ней в Норвегию повидаться.
Норвежское правительство не хотело давать ему визу. Заведующий протокольной частью
МИД жаловался Коллонтай, что приезд ее мужа вызовет массу непреодолимых трудностей:
– Вы первая в мире женщина-дипломат, и это уже создает ряд неразрешимых и не
установленных по этикету задач. А тут еще приедет ваш супруг. Как мы будем сажать его во
время приемов, с кем знакомить, кто идет перед ним, кто за ним?
Коллонтай уверила дипломата, что Дыбенко на приемы и светские рауты ходить не
станет и пробудет максимум один месяц. Они не выдержали вместе и трех недель. Склеить
разбитое не удалось:
«С уходящей почтой написала Сталину, что оповещаю партию, что прошу больше не
смешивать имен Коллонтай и Дыбенко. Трехнедельное его пребывание здесь окончательно и
бесповоротно убедило меня, что наши пути разошлись. Наш брак не был зарегистрирован, так что всякие формальности излишни. В конце письма я горячо поблагодарила Иосифа
Виссарионовича за все, что он сделал для меня, чтобы вывести меня из личного тупика
жизни и за всегда чуткое отношение к товарищам».
На самом деле она не могла забыть Павла Ефимовича. Иногда мысленно писала ему
письма, но никогда их не отправляла. Приезжая по делам в Москву, часто встречала
Дыбенко, занимавшего крупные посты в армии:
«Он рассказал, что Сталин созвал на вечер комсостав. После ужина Сталин неожиданно
спросил:
– А скажи-ка мне, Дыбенко, почему ты разошелся с Коллонтай? Большую глупость
сделал.
– Это ты, товарищ Коллонтай, виновата, – упрекнул меня Дыбенко. – Зачем ты меня на
другой женила? Это ты все сделала. Почему ты послала мне вслед телеграмму в
Гельсингфорс?
Мне смешно стало от его слов, я уже не помню, что я ему телеграфировала в двадцать
третьем году, вероятно, советовала жениться поскорее… А тут еще странная встреча с
бывшей женой Павла Дыбенко. Они уже разошлись, и она теперь жена какого-то
высокопоставленного красного командира. Она пополнела и потому подурнела. Неужели я
из-за нее столько ночей не спала?»
Александра Михайловна нашла в себе силы вырвать старую любовь из сердца.
Характеру ее можно было только позавидовать. В глубоко личном письме советовала
подруге:
«Надо иметь духу себе самой признаться: в нашем возрасте влюбленности к нам быть
не может. Есть многое другое, что привязывает мужчин к нам: вспышка-тяготение, удобство
(мы умеем создавать комфорт и удобство), польщенное самолюбие и т. д. Но все же это не
любовь, не та любовь, какую мы получали, когда были в юном возрасте.
Что сделать, чтобы от того не страдать? Мой совет: отмежеваться. Я одно, он другое. А
любимого брать, как приемлешь приятную, необязательную встречу с интересным, приятным человеком… Брать встречи, как читаешь с наслаждением час-другой интересную
книгу. Закрыл книгу, положил на стол – и до следующей свободной минуты. Если вздумаешь
на отношениях к «ним» в наши годы строить жизнь, получится одно горе, одни унижения, уколы, муки. Надо научиться быть одной, внутренне одной. Ни на кого не рассчитывать!
Скажешь: холодно? Да. И немножко горько. Но зато меньше мук. Зато как
подхватываешь неожиданную радость, брошенную «им»! И внутренне удивляешься: «Да ну!
Неужели он еще так любит?»
28
Мужчины не обходили Коллонтай вниманием. Вот представительный и умеющий
ухаживать коллега приглашает в театр на «Веселую вдову», потом везет поужинать. Ужин
затягивается до утра:
«Он предлагает пройтись и проводить меня до гостиницы. Идем по аллее, светло и
незнакомо безлюдно. Я снимаю свою легкую летнюю шляпу и несу в руке. Он предлагает:
– Дайте я понесу вашу шляпу.
Я внутренне улыбаюсь. Когда мужчина любезно предлагает освободить свою даму
даже от легкой ноши, это значит, что дама ему не совсем безразлична и что он сегодня
разглядел, что она не только полпред, но и женщина».
Столь же легко, как с Дыбенко, Александра Коллонтай рассталась и со своими
недавними соратниками в борьбе за общие идеалы.
Ее интимный друг Александр Шляпников, лидер распущенной Х съездом «Рабочей
оппозиции», не понял, что наступили новые и жестокие времена. Человек прямой и
простодушный, он сожалел об утрате пролетарской чистоты, требовал восстановить рабочую
демократию и призвать к порядку оторвавшуюся от народа партийную верхушку. Весной
1923 года его сторонники образовали «Рабочую группу РКП». В деятельности группы не
было ничего антисоветского, но сам факт ее создания был воспринят как выпад против
власти.
Одного из руководителей «Рабочей группы» Кузнецова в сентябре 1923 года допросил
заместитель начальника секретного отдела ОГПУ Яков Саулович Агранов, будущий первый
заместитель наркома внутренних дел.
В протоколе допроса записали:
«Коллонтай в ее последний приезд в Москву одобрила (принципиально) наше