Демонтаж патриархата, или Женщины берут верх. Книга для мужчин
Часть 17 из 155 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
момент большевиков выбили из Крыма. Утвердили наркомом пропаганды и агитации
Украины, но через два месяца пришлось бежать из Киева. Она вернулась в Москву. В
большевистском руководстве она считала себя женщиной номер один. Но вместе с Лениным
из эмиграции приехала Инесса Федоровна Арманд и стала самой влиятельной женщиной в
Москве – в силу особых, личных отношений с вождем.
В 1921 году вместе с недавним наркомом труда Александром Гавриловичем
Шляпниковым Коллонтай выступила против бюрократизма в партии. Считается, что и
Шляпников был до революции ее любовником. В историю их выступление вошло как
знаменитая «Рабочая оппозиция». На съезде Ленин заклеймил «Рабочую оппозицию».
Коллонтай широким жестом попросила освободить ее от работы в ЦК и предоставить
отпуск для литературной работы. Она уехала к мужу. Дыбенко с трудом окончил военную
академию и был назначен командиром и комиссаром 6-го стрелкового корпуса в Одессе.
Он занял большой особняк, обставил его дорогой мебелью и коврами и устраивал
гулянки. Павел Ефимович просто не знал, что такое супружеская верность. Сама Александра
Михайловна бросала мужчин, но ей еще никто не изменял.
Известный всему городу роман с одной из его пассий Валентиной Стефеловской стал
поводом для выяснения отношений. Коллонтай не желала быть второй. Но и импульсивный
Дыбенко не ожидал, что Коллонтай найдет в себе силы расстаться с ним. Он выстрелил в
себя.
«Павел лежал на каменном полу, по френчу текла струйка крови, – вспоминала
Коллонтай. – Павел остался жив. Орден Красного Знамени отклонил пулю, и она прошла
мимо сердца».
Александре Коллонтай было пятьдесят лет. Измена Павла, ради которого она
пожертвовала всем, была первым звоночком. Больше мужчины не станут из-за нее
стреляться. Но она не собиралась ставить на себе крест. Она должна пересмотреть свою
жизнь:
26
«Голова моя гордо поднята, и нет в моих глазах просящего взгляда женщины, которая
цепляется за уходящее чувство мужчины… Хочу разработать тему об отрыве любви от
биологии, от сексуальности, о перевоспитании чувств и эмоций».
В большую политику ей хода нет. Ленин ее не любит – она дважды вставала к нему в
оппозицию. В феврале 1922 года Коллонтай передала в исполком Коминтерна заявление
двадцати двух бывших членов «рабочей оппозиции» с требованием прекратить репрессии
против инакомыслящих в партии. ХI съезд осудил заявление и предупредил Шляпникова и
Коллонтай, что если они продолжат антипартийную деятельность, то будут исключены из
партии.
Понимая, что ей нужно вырваться из этой жизни, она попросилась на загранработу.
Она знает иностранные языки, жила за границей, у нее много видных знакомых за рубежом.
Но в исполкоме Коминтерна хозяин – Григорий Евсеевич Зиновьев, старый друг и соратник
Ленина. К тому же в Коминтерне есть своя гранд-дама – жена Зиновьева Зинаида Лилина.
Коллонтай обратилась за помощью к новому генеральному секретарю ЦК партии
Сталину, с которым у нее сложились неплохие отношения. Сталин нуждался в сторонниках и
благожелательно отнесся к просьбе Коллонтай, все еще очень популярной в стране. Осенью
1922 года ее отправили советником в полпредство в Норвегии.
По дороге она записывала в дневнике:
«Грустно мне сознавать, что я уже не вернусь на свою любимую работу среди
трудящихся женщин, что порвутся дорогие мне связи с тысячами советских гражданок, которые встречали меня возгласами энтузиазма: «Вот она, наша Коллонтай!» Ну вот, я и на
территории капиталистической Финляндии с ее духом белогвардейщины. За стеной
полпредства враждебный нам мир… Первое, что я сделала, – это купила себе две пары
туфелек, такие легкие, красивые и по ноге».
Когда-то молодая революционерка Александра Коллонтай, направлявшаяся на
пароходе в Америку, чтобы агитировать американцев за социализм, гневно писала:
«Ненавижу этих сытых, праздных, самовлюбленных пассажиров первого класса! Таких
чужих по духу! Ненавижу эту бестолковую, праздную жизнь, убивание времени на еду, пустую болтовню, какие-то маскарады, концерты».
Прошли годы, и Коллонтай откровенно наслаждалась комфортом на шведском
пароходе:
«Длинный, во всю столовую каюту стол, уставленный закусками. Целые пирамиды
разных сортов шведского хлеба, селедки со всякими приправами, блюда горячего отварного
картофеля, покрытого салфеткой, чтобы не остыл, копченая оленина, соленая ярко-красная
лососина, окорок копченый и окорок отварной с горошком, тонкие ломтики холодного
ростбифа, а рядом сковорода с горячими круглыми биточками, креветки, таких крупных нет
и в Нормандии, блюда с холодными рябчиками, паштеты из дичи, целая шеренга сыров на
всякие вкусы, к ним галеты и на стеклянной подставке шарики замороженного сливочного
масла.
И за все эти яства единая цена за завтрак, ешь сколько хочешь. Если блюда на столе
опустеют, их пополняют. Таков обычай в Швеции».
Отправившись на работу за границу, Коллонтай захлопнула за собой дверь в прошлую
жизнь. Но оторваться от Дыбенко оказалось не так просто. Она делилась с ближайшей
подругой:
«Мой муж стал засыпать меня телеграммами и письмами, полными жалоб на свое
душевное одиночество, что я несправедливо порвала с ним, что случайная ошибка,
«мимолетная связь» не может, не должна повлиять на чувства глубокой привязанности и
товарищества…
Письма были такие нежные, трогательные, что я уже начала сомневаться в
правильности своего решения разойтись с Павлом. И вот явилась моя секретарша. Она
Украины, но через два месяца пришлось бежать из Киева. Она вернулась в Москву. В
большевистском руководстве она считала себя женщиной номер один. Но вместе с Лениным
из эмиграции приехала Инесса Федоровна Арманд и стала самой влиятельной женщиной в
Москве – в силу особых, личных отношений с вождем.
В 1921 году вместе с недавним наркомом труда Александром Гавриловичем
Шляпниковым Коллонтай выступила против бюрократизма в партии. Считается, что и
Шляпников был до революции ее любовником. В историю их выступление вошло как
знаменитая «Рабочая оппозиция». На съезде Ленин заклеймил «Рабочую оппозицию».
Коллонтай широким жестом попросила освободить ее от работы в ЦК и предоставить
отпуск для литературной работы. Она уехала к мужу. Дыбенко с трудом окончил военную
академию и был назначен командиром и комиссаром 6-го стрелкового корпуса в Одессе.
Он занял большой особняк, обставил его дорогой мебелью и коврами и устраивал
гулянки. Павел Ефимович просто не знал, что такое супружеская верность. Сама Александра
Михайловна бросала мужчин, но ей еще никто не изменял.
Известный всему городу роман с одной из его пассий Валентиной Стефеловской стал
поводом для выяснения отношений. Коллонтай не желала быть второй. Но и импульсивный
Дыбенко не ожидал, что Коллонтай найдет в себе силы расстаться с ним. Он выстрелил в
себя.
«Павел лежал на каменном полу, по френчу текла струйка крови, – вспоминала
Коллонтай. – Павел остался жив. Орден Красного Знамени отклонил пулю, и она прошла
мимо сердца».
Александре Коллонтай было пятьдесят лет. Измена Павла, ради которого она
пожертвовала всем, была первым звоночком. Больше мужчины не станут из-за нее
стреляться. Но она не собиралась ставить на себе крест. Она должна пересмотреть свою
жизнь:
26
«Голова моя гордо поднята, и нет в моих глазах просящего взгляда женщины, которая
цепляется за уходящее чувство мужчины… Хочу разработать тему об отрыве любви от
биологии, от сексуальности, о перевоспитании чувств и эмоций».
В большую политику ей хода нет. Ленин ее не любит – она дважды вставала к нему в
оппозицию. В феврале 1922 года Коллонтай передала в исполком Коминтерна заявление
двадцати двух бывших членов «рабочей оппозиции» с требованием прекратить репрессии
против инакомыслящих в партии. ХI съезд осудил заявление и предупредил Шляпникова и
Коллонтай, что если они продолжат антипартийную деятельность, то будут исключены из
партии.
Понимая, что ей нужно вырваться из этой жизни, она попросилась на загранработу.
Она знает иностранные языки, жила за границей, у нее много видных знакомых за рубежом.
Но в исполкоме Коминтерна хозяин – Григорий Евсеевич Зиновьев, старый друг и соратник
Ленина. К тому же в Коминтерне есть своя гранд-дама – жена Зиновьева Зинаида Лилина.
Коллонтай обратилась за помощью к новому генеральному секретарю ЦК партии
Сталину, с которым у нее сложились неплохие отношения. Сталин нуждался в сторонниках и
благожелательно отнесся к просьбе Коллонтай, все еще очень популярной в стране. Осенью
1922 года ее отправили советником в полпредство в Норвегии.
По дороге она записывала в дневнике:
«Грустно мне сознавать, что я уже не вернусь на свою любимую работу среди
трудящихся женщин, что порвутся дорогие мне связи с тысячами советских гражданок, которые встречали меня возгласами энтузиазма: «Вот она, наша Коллонтай!» Ну вот, я и на
территории капиталистической Финляндии с ее духом белогвардейщины. За стеной
полпредства враждебный нам мир… Первое, что я сделала, – это купила себе две пары
туфелек, такие легкие, красивые и по ноге».
Когда-то молодая революционерка Александра Коллонтай, направлявшаяся на
пароходе в Америку, чтобы агитировать американцев за социализм, гневно писала:
«Ненавижу этих сытых, праздных, самовлюбленных пассажиров первого класса! Таких
чужих по духу! Ненавижу эту бестолковую, праздную жизнь, убивание времени на еду, пустую болтовню, какие-то маскарады, концерты».
Прошли годы, и Коллонтай откровенно наслаждалась комфортом на шведском
пароходе:
«Длинный, во всю столовую каюту стол, уставленный закусками. Целые пирамиды
разных сортов шведского хлеба, селедки со всякими приправами, блюда горячего отварного
картофеля, покрытого салфеткой, чтобы не остыл, копченая оленина, соленая ярко-красная
лососина, окорок копченый и окорок отварной с горошком, тонкие ломтики холодного
ростбифа, а рядом сковорода с горячими круглыми биточками, креветки, таких крупных нет
и в Нормандии, блюда с холодными рябчиками, паштеты из дичи, целая шеренга сыров на
всякие вкусы, к ним галеты и на стеклянной подставке шарики замороженного сливочного
масла.
И за все эти яства единая цена за завтрак, ешь сколько хочешь. Если блюда на столе
опустеют, их пополняют. Таков обычай в Швеции».
Отправившись на работу за границу, Коллонтай захлопнула за собой дверь в прошлую
жизнь. Но оторваться от Дыбенко оказалось не так просто. Она делилась с ближайшей
подругой:
«Мой муж стал засыпать меня телеграммами и письмами, полными жалоб на свое
душевное одиночество, что я несправедливо порвала с ним, что случайная ошибка,
«мимолетная связь» не может, не должна повлиять на чувства глубокой привязанности и
товарищества…
Письма были такие нежные, трогательные, что я уже начала сомневаться в
правильности своего решения разойтись с Павлом. И вот явилась моя секретарша. Она