Дар демона
Часть 11 из 60 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Верю, – после паузы кивнул маг.
– Что именно ты помнишь?
– Отрывки, – пожал плечами Арон. – А иногда я не помню, а просто знаю… Мэль, у меня есть дети?
Полукровка вздрогнул.
– Ты это у меня спрашиваешь?!
– Больше не у кого. – Арон криво улыбнулся.
– Ты никогда не упоминал при мне об этом. – Полуэльф хмыкнул при мысли, пришедшей в голову следом. – От мальчиков детей не бывает.
Маг рассмеялся, на этот раз вполне искренне.
– Данный факт мне известен, о мудрейший из мудрых! Но разве это значит, что в моей жизни никогда не было женщин?
– Были, конечно, – признал Мэа-таэль. – Но прежде отеческих порывов я за тобой не замечал. Хотя… – От внезапно появившейся идеи полуэльфу стало очень не по себе.
– Да? – полюбопытствовал Арон.
– Ничего, потерял мысль, – пробормотал Мэа-таэль, на самом деле изо всех сил стараясь от означенной мысли избавиться. Конечно, Арон Тонгил – Темный, но неужели для восстановления памяти он способен принести в жертву собственного ребенка?
Они почти до утра сидели в покоях Арона, и полуэльф рассказывал о прошлом. Не все, конечно, и даже не десятую часть тех мелочей, из которых состоит жизнь любого человека, но достаточно, чтобы жадный блеск в глазах мага чуть поутих и поток его вопросов уменьшился.
Все встало на свои места, нашлось объяснение всем неправильностям в поведении мага; только вот, когда полуэльф уже входил в свои комнаты, перед мысленным взором внезапно и четко проявилась картина…
Арон Тонгил и черноволосый мальчик лет десяти идут по темным переходам подземелья, по коридору, ведущему к лабораториям мага. Мальчик шагает беззаботно, взгляд у ребенка невинно-доверчивый, бесстрашный. Вот он поднимает голову, что-то спрашивает у Арона, и Мэа-таэль замечает, как сильно они похожи, маг и этот ребенок.
Арон кивает, улыбается и распахивает перед сыном дверь самой страшной из лабораторий – той, откуда люди никогда не возвращаются живыми…
В монастыре Ресан привык выстаивать долгие службы, часами петь священные гимны и читать бесконечные молитвы на гортанном языке древней Аккеи. Но Темная магия, пропитавшая каждый угол замка, давила на юношу; если утренние чтения Ресан еще сумел выдержать, то к вечеру сил почти не осталось.
Чтец начал запинаться уже в первую четверть часа, а потом у юноши и вовсе сел голос. Тар Аримир недовольно хмурился, но изменить ничего не мог и в конце концов отослал Ресана, строго-настрого велев тому лечить горло. Великая Солнечная неделя только начиналась, и если в другие дни бог Солнца мог простить небрежение при исполнении молитвенного долга, то в свою святую седмицу был строг.
Освободившись, Ресан некоторое время побродил по восточному крылу. Выходить на галерею, ведущую в основное здание, он не рискнул – теперь там стояли два мрачных стражника. Побродил, а потом вернулся в еще пустую комнату для слуг и завалился спать, загадав проснуться вскоре после полуночи. Невидимка внутри него умел безошибочно отмерять время сна и никогда не ошибался.
Не подвел он и в этот раз.
Остальные слуги крепко спали, не потревоженные пробуждением юноши. Ресан тихо сполз на пол и вытащил из-под койки с вечера приготовленный дорожный мешок, надел лямки. Выскользнул за дверь. На галерею юноша идти поостерегся, вышел через двор к той башне, на которую днем ему показал мальчишка. Обходной путь оказался намного длиннее – впрочем, на то он и обходной.
И во внутреннем дворе восточного крыла, и дальше было безлюдно. Больше всего Ресан опасался нарваться на особую стражу Тонгила – его оборотней, которые стерегли замок ночами, когда стражники-люди спали. Но пока Светлые боги миловали.
Впереди выросла башня – громада с черными провалами окон. Ресан достал из мешка лунник – белый камень, светящийся в темноте, сжал в руке. И двинулся вверх по пустой, без единого стражника, лестнице. На третьем этаже свернул в темный коридор и пошел, отсчитывая двери.
Вот и нужная. Если только его не обманули…
Несмотря на глубокую ночь, дверь отворилась прежде, чем костяшки пальцев юноши во второй раз прикоснулись к ее темному дереву. Выпустила широкую полосу света и явила Риена – изрядно вытянувшегося за последние месяцы, потерявшего прежний загар и более бледного, чем хотелось бы Ресану.
При виде гостя лицо младшего ар-Корма утратило остатки румянца.
– Ты что здесь делаешь? Да еще в таком виде? – выдохнул он испуганным шепотом.
– Я за тобой, – последовал твердый ответ.
Риен выглянул в коридор и, убедившись, что никто за ними не наблюдает, втащил гостя в комнату. Тщательно запер дверь и развернулся, прижимаясь к деревянной поверхности спиной. С обреченным видом посмотрел на черноволосого и приглушенно воскликнул:
– Ох, Росана, ну нельзя же быть такой дурой! Или ты хочешь втравить нас в еще худшие неприятности?
Риен тоскливо смотрел на сестру, столь на себя не похожую, затянутую в мужской костюм, да еще с этими черными волосами, и пытался не думать о том, что теперь с ними обоими будет. В том, что будет непременно, юноша не сомневался – Тонгил знал обо всем, творящемся в его замке. Но даже если Росане чудом богов повезет стать исключением, обязательно вмешается проклятый полуэльф.
– В жизни не поверю, что отец тебя отпустил, – вздохнул Риен. – Сбежала?
Росана независимо пожала плечами.
– Ну да.
Было странно смотреть на худого паренька с разворотом плеч, совсем не подобающим изящной девушке, с мальчишеской плоской грудью и сознавать, что это действительно его красивая вредина-сестра.
Только лицо осталось почти прежним.
– Амулет личины? – осведомился Риен без особой надобности. Девушка кивнула.
– Сними, а? – попросил юноша. – Не могу тебя в этом облике видеть, не по себе как-то.
– Понимаю. Я себя за последние недели девушкой перестал… перестала ощущать. – Росана расстегнула сережку с каплей жемчужины – такие носят многие юноши с четырнадцати лет, – сняла с шеи подвеску, потом тонкий обруч кольца. И наконец вынула из воротника рубашки маленькую, почти незаметную иглу с утолщением на конце.
– Амулет на четырех якорях? – с невольным уважением проговорил Риен. Сестра усмехнулась.
– На пяти, – и распустила косицу на виске, вынув из нее серебристую нить.
Облик потек, меняясь: сузились плечи, проявились изящные бедра, а на груди красноречиво приподнялась рубашка. Посветлели волосы, став того же оттенка, что и у Риена.
– Ну как, теперь обнимешь? – поинтересовалась Росана, сумев каким-то образом соединить в одном вопросе ехидство с любовью и заботой о нем, Риене. А потом со всхлипом повисла у брата на шее…
Глава 15
Прием у императора закончился катастрофой.
Конечно, и прежде несдержанность Росаны ар-Корм приводила к неприятностям. Керану, старшему брату, когда он был еще жив, дважды пришлось драться на поединке с кипящими от негодования благородными тарами, не имевшими возможности вызвать на дуэль саму обидчицу. Одна ее невинная шутка над наследным принцем стоила графу унизительного извинения перед императором, а самой Росане – полгода в монастыре.
Однако ее прежние выходки и рядом не стояли с последней: девушка прилюдно оскорбила Темного мага. И не просто Темного мага, что уже невесело, а Тонгила – того самого, который за последние годы сумел подмять под себя весь север империи. И сам его величество, и Императорский Совет отчего-то в дела Темного не вмешивались, избирательным образом ослепнув и оглохнув.
Да, великолепный бал в честь весеннего равноденствия обернулся катастрофой.
Узнав, что натворила его сумасбродная дочь, граф лишь бросил короткий ледяной взгляд на ничего еще не понявшую девушку, продолжавшую улыбаться от радости своей победы и посрамления чернокнижника, и велел начальнику стражи немедленно отвезти ее в самое дальнее от столицы имение, в окрестности Кирет-града. А сам остался в столице, надеялся еще что-то исправить.
В изгнании Росана с удовольствием вспоминала лицо мага, которому она так изящно указала на его – безродного выскочки – место. На неуместность его пребывания среди благородных господ. Вспоминала, как удалось, благодаря подслушанным сплетням, найти его самое уязвимое место и надавить на него, как Тонгил окаменел, а потом сорвался и устроил вульгарный скандал.
Да, поначалу думать об этом было приятно, но шло время, и вскоре доверенная служанка стала приносить ей странные новости. Такие, как известие о небывало сильном дожде, который упрямо не выходил за границы майората графа ар-Корма, не прекращался ни днем, ни ночью, размыл укрепленные берега рек и подпоры мостов, превратил всегда сухие долины в заливные луга, а затем и вовсе в болота.
Потом прошел слух о нападениях на людей и скот невиданных прежде водных хищников в серых ребристых панцирях, в два человеческих роста длиной, с частоколом зубов в огромной пасти. Затем – о новой болезни, когда от укуса обычных комаров людей вдруг начинала косить лихорадка. И, наконец, о дне, когда все внезапно закончилось: исчезли прожорливые твари, выздоровели люди, не по-весеннему жаркое солнце принялось выпаривать воду, а сильный ветер – относить образовавшиеся облака дальше на запад, не давая им вновь пролиться дождем.
Оказалось, что граф откупился от колдуна, пожертвовав единственным оставшимся в живых сыном – отправил пятнадцатилетнего Риена в замок Тонгила заложником.
Узнав о последствиях своей «победы», Росана разбила все, что попалось под руку, а потом проплакала целую ночь. Последний раз она так ревела, когда услышала о гибели Керана. Но если в смерти старшего брата девушка была невиновна, то Риен пострадал из-за нее.
Никто из родителей к ней так и не приехал, ничего не сообщил, только Делия прислала длинное письмо, кое-где в пятнах потекших чернил. Младшая сестра рассказала, как отправляли Риена и как хорошо держался братишка, хотя понимал: шансов вернуться живым у него немного. Как графиня после того слегла и не вставала неделю, а граф, враз почерневший, почти не выходил из кабинета, а если когда и появлялся, то часто замирал и смотрел в одну точку, словно на что-то, остальным невидимое. И как сама Делия не могла сдержать слез каждый раз, когда думала о случившемся…
В письме сестра ни разу ни в чем не упрекнула Росану, но от этого было только больнее.
После бала, на котором Росана сломала жизнь брату, прошло полтора месяца. Почти все это время, вынужденно проведенное в киретской глухомани под домашним арестом в компании одной лишь горничной, девушка мучилась и переживала. О происходившем дома она узнавала только из писем сестры – никто из родителей на ее послания не отвечал. Иногда Росане казалось, что отец с матерью, угнетенные потерей сына, вычеркнули непутевую дочь из своей жизни. Сложно сказать, что бы натворила расстроенная девушка дальше, но случайно подслушанный разговор дал ей подсказку, придав жизни смысл и цель.
Росана сидела в тенистой беседке в крохотном парке – единственном месте, куда ей разрешалось выходить, – когда по усыпанной гравием дорожке, не заметив ее за сплетением ветвей, прошли двое. Один – кряжистый, наполовину седой начальник стражи, второй – незнакомый Росане молодой воин.
– Останешься за главного, пока не вернусь, – говорил седой. – За девчонкой следи внимательно: граф боится, что эта сумасбродка попытается сбежать.
– Почему ее вообще здесь держат? – Энтузиазма в голосе молодого не ощущалось. – Почему не отдали Тонгилу вместо наследника, раз уж она все это заварила?
– Чародей сам назначил цену. – Начальник стражи покачал головой. – От девчонки отказался… Ну да ладно, вернемся к делу. Стража должна стоять не только у комнат самой девицы, но также у главных дверей и черного хода. И не забудь… – Люди отошли уже слишком далеко, и навострившая уши Росана не смогла больше уловить ни слова из их разговора.
Но побег… Стало быть, драгоценный родитель, побрезговавший написать и пару строк провинившейся дочери, всерьез озаботился превращением этого дома в тюрьму для нее.
Что теперь? Через полгода – год, когда все успокоится, ее, как племенную кобылу, продадут какому-нибудь высокородному недорослю, а Риен так и сгниет среди мрачных лесов севера? Может, отец и любил своих детей, но положение в обществе всегда стояло для него на первом месте.
Росана медленно поднялась на ноги, одернула подол платья. В ее голове уже формировался план, и подробности его привели бы графа в ужас. Печаль и переживания девушки приняли осязаемую форму, Росана не собиралась успокаиваться, пока не исправит то, что натворила, а упрямства в ней было больше, чем во всех остальных ар-Кормах, вместе взятых.
Обыскав выделенные ей комнаты на предмет хоть чего-то подходящего для побега и ничего не найдя, девушка глубоко задумалась…
Шел седьмой день с тех пор, как уехал старый волчара, сотник Игрем, и стражники успели слегка расслабиться. Последние полтора месяца, посвященные охране девицы ар-Корм, называть тяжелыми было никак нельзя, но с отъездом Игрема, все же гонявшего их иногда с полной выкладкой по лесу, жизнь и вовсе показалась медом.
Молодой Исан, воспитанник ар-Корма, заместителем Игрема стал недавно и в глуши успел заскучать. Да и работа ли это для молодого амбициозного дворянина – сторожить взбалмошную девицу, пусть даже дочь графа?
Исану хотелось на границу, за подвигами и славой. Так что стражников он особо не проверял, почти все время посвящая изучению военного дела – юноша мечтал стать великим полководцем.
Игрем стражников ставил всегда по двое и каждую ночь, страдая бессонницей, обходил лично. У будущего великого воителя сон оказался крепким, поэтому уже на вторую ночь стражи решили кидать жребий и караулить по одному, а на третью и вовсе спихнули это дело на молодежь.
– Что именно ты помнишь?
– Отрывки, – пожал плечами Арон. – А иногда я не помню, а просто знаю… Мэль, у меня есть дети?
Полукровка вздрогнул.
– Ты это у меня спрашиваешь?!
– Больше не у кого. – Арон криво улыбнулся.
– Ты никогда не упоминал при мне об этом. – Полуэльф хмыкнул при мысли, пришедшей в голову следом. – От мальчиков детей не бывает.
Маг рассмеялся, на этот раз вполне искренне.
– Данный факт мне известен, о мудрейший из мудрых! Но разве это значит, что в моей жизни никогда не было женщин?
– Были, конечно, – признал Мэа-таэль. – Но прежде отеческих порывов я за тобой не замечал. Хотя… – От внезапно появившейся идеи полуэльфу стало очень не по себе.
– Да? – полюбопытствовал Арон.
– Ничего, потерял мысль, – пробормотал Мэа-таэль, на самом деле изо всех сил стараясь от означенной мысли избавиться. Конечно, Арон Тонгил – Темный, но неужели для восстановления памяти он способен принести в жертву собственного ребенка?
Они почти до утра сидели в покоях Арона, и полуэльф рассказывал о прошлом. Не все, конечно, и даже не десятую часть тех мелочей, из которых состоит жизнь любого человека, но достаточно, чтобы жадный блеск в глазах мага чуть поутих и поток его вопросов уменьшился.
Все встало на свои места, нашлось объяснение всем неправильностям в поведении мага; только вот, когда полуэльф уже входил в свои комнаты, перед мысленным взором внезапно и четко проявилась картина…
Арон Тонгил и черноволосый мальчик лет десяти идут по темным переходам подземелья, по коридору, ведущему к лабораториям мага. Мальчик шагает беззаботно, взгляд у ребенка невинно-доверчивый, бесстрашный. Вот он поднимает голову, что-то спрашивает у Арона, и Мэа-таэль замечает, как сильно они похожи, маг и этот ребенок.
Арон кивает, улыбается и распахивает перед сыном дверь самой страшной из лабораторий – той, откуда люди никогда не возвращаются живыми…
В монастыре Ресан привык выстаивать долгие службы, часами петь священные гимны и читать бесконечные молитвы на гортанном языке древней Аккеи. Но Темная магия, пропитавшая каждый угол замка, давила на юношу; если утренние чтения Ресан еще сумел выдержать, то к вечеру сил почти не осталось.
Чтец начал запинаться уже в первую четверть часа, а потом у юноши и вовсе сел голос. Тар Аримир недовольно хмурился, но изменить ничего не мог и в конце концов отослал Ресана, строго-настрого велев тому лечить горло. Великая Солнечная неделя только начиналась, и если в другие дни бог Солнца мог простить небрежение при исполнении молитвенного долга, то в свою святую седмицу был строг.
Освободившись, Ресан некоторое время побродил по восточному крылу. Выходить на галерею, ведущую в основное здание, он не рискнул – теперь там стояли два мрачных стражника. Побродил, а потом вернулся в еще пустую комнату для слуг и завалился спать, загадав проснуться вскоре после полуночи. Невидимка внутри него умел безошибочно отмерять время сна и никогда не ошибался.
Не подвел он и в этот раз.
Остальные слуги крепко спали, не потревоженные пробуждением юноши. Ресан тихо сполз на пол и вытащил из-под койки с вечера приготовленный дорожный мешок, надел лямки. Выскользнул за дверь. На галерею юноша идти поостерегся, вышел через двор к той башне, на которую днем ему показал мальчишка. Обходной путь оказался намного длиннее – впрочем, на то он и обходной.
И во внутреннем дворе восточного крыла, и дальше было безлюдно. Больше всего Ресан опасался нарваться на особую стражу Тонгила – его оборотней, которые стерегли замок ночами, когда стражники-люди спали. Но пока Светлые боги миловали.
Впереди выросла башня – громада с черными провалами окон. Ресан достал из мешка лунник – белый камень, светящийся в темноте, сжал в руке. И двинулся вверх по пустой, без единого стражника, лестнице. На третьем этаже свернул в темный коридор и пошел, отсчитывая двери.
Вот и нужная. Если только его не обманули…
Несмотря на глубокую ночь, дверь отворилась прежде, чем костяшки пальцев юноши во второй раз прикоснулись к ее темному дереву. Выпустила широкую полосу света и явила Риена – изрядно вытянувшегося за последние месяцы, потерявшего прежний загар и более бледного, чем хотелось бы Ресану.
При виде гостя лицо младшего ар-Корма утратило остатки румянца.
– Ты что здесь делаешь? Да еще в таком виде? – выдохнул он испуганным шепотом.
– Я за тобой, – последовал твердый ответ.
Риен выглянул в коридор и, убедившись, что никто за ними не наблюдает, втащил гостя в комнату. Тщательно запер дверь и развернулся, прижимаясь к деревянной поверхности спиной. С обреченным видом посмотрел на черноволосого и приглушенно воскликнул:
– Ох, Росана, ну нельзя же быть такой дурой! Или ты хочешь втравить нас в еще худшие неприятности?
Риен тоскливо смотрел на сестру, столь на себя не похожую, затянутую в мужской костюм, да еще с этими черными волосами, и пытался не думать о том, что теперь с ними обоими будет. В том, что будет непременно, юноша не сомневался – Тонгил знал обо всем, творящемся в его замке. Но даже если Росане чудом богов повезет стать исключением, обязательно вмешается проклятый полуэльф.
– В жизни не поверю, что отец тебя отпустил, – вздохнул Риен. – Сбежала?
Росана независимо пожала плечами.
– Ну да.
Было странно смотреть на худого паренька с разворотом плеч, совсем не подобающим изящной девушке, с мальчишеской плоской грудью и сознавать, что это действительно его красивая вредина-сестра.
Только лицо осталось почти прежним.
– Амулет личины? – осведомился Риен без особой надобности. Девушка кивнула.
– Сними, а? – попросил юноша. – Не могу тебя в этом облике видеть, не по себе как-то.
– Понимаю. Я себя за последние недели девушкой перестал… перестала ощущать. – Росана расстегнула сережку с каплей жемчужины – такие носят многие юноши с четырнадцати лет, – сняла с шеи подвеску, потом тонкий обруч кольца. И наконец вынула из воротника рубашки маленькую, почти незаметную иглу с утолщением на конце.
– Амулет на четырех якорях? – с невольным уважением проговорил Риен. Сестра усмехнулась.
– На пяти, – и распустила косицу на виске, вынув из нее серебристую нить.
Облик потек, меняясь: сузились плечи, проявились изящные бедра, а на груди красноречиво приподнялась рубашка. Посветлели волосы, став того же оттенка, что и у Риена.
– Ну как, теперь обнимешь? – поинтересовалась Росана, сумев каким-то образом соединить в одном вопросе ехидство с любовью и заботой о нем, Риене. А потом со всхлипом повисла у брата на шее…
Глава 15
Прием у императора закончился катастрофой.
Конечно, и прежде несдержанность Росаны ар-Корм приводила к неприятностям. Керану, старшему брату, когда он был еще жив, дважды пришлось драться на поединке с кипящими от негодования благородными тарами, не имевшими возможности вызвать на дуэль саму обидчицу. Одна ее невинная шутка над наследным принцем стоила графу унизительного извинения перед императором, а самой Росане – полгода в монастыре.
Однако ее прежние выходки и рядом не стояли с последней: девушка прилюдно оскорбила Темного мага. И не просто Темного мага, что уже невесело, а Тонгила – того самого, который за последние годы сумел подмять под себя весь север империи. И сам его величество, и Императорский Совет отчего-то в дела Темного не вмешивались, избирательным образом ослепнув и оглохнув.
Да, великолепный бал в честь весеннего равноденствия обернулся катастрофой.
Узнав, что натворила его сумасбродная дочь, граф лишь бросил короткий ледяной взгляд на ничего еще не понявшую девушку, продолжавшую улыбаться от радости своей победы и посрамления чернокнижника, и велел начальнику стражи немедленно отвезти ее в самое дальнее от столицы имение, в окрестности Кирет-града. А сам остался в столице, надеялся еще что-то исправить.
В изгнании Росана с удовольствием вспоминала лицо мага, которому она так изящно указала на его – безродного выскочки – место. На неуместность его пребывания среди благородных господ. Вспоминала, как удалось, благодаря подслушанным сплетням, найти его самое уязвимое место и надавить на него, как Тонгил окаменел, а потом сорвался и устроил вульгарный скандал.
Да, поначалу думать об этом было приятно, но шло время, и вскоре доверенная служанка стала приносить ей странные новости. Такие, как известие о небывало сильном дожде, который упрямо не выходил за границы майората графа ар-Корма, не прекращался ни днем, ни ночью, размыл укрепленные берега рек и подпоры мостов, превратил всегда сухие долины в заливные луга, а затем и вовсе в болота.
Потом прошел слух о нападениях на людей и скот невиданных прежде водных хищников в серых ребристых панцирях, в два человеческих роста длиной, с частоколом зубов в огромной пасти. Затем – о новой болезни, когда от укуса обычных комаров людей вдруг начинала косить лихорадка. И, наконец, о дне, когда все внезапно закончилось: исчезли прожорливые твари, выздоровели люди, не по-весеннему жаркое солнце принялось выпаривать воду, а сильный ветер – относить образовавшиеся облака дальше на запад, не давая им вновь пролиться дождем.
Оказалось, что граф откупился от колдуна, пожертвовав единственным оставшимся в живых сыном – отправил пятнадцатилетнего Риена в замок Тонгила заложником.
Узнав о последствиях своей «победы», Росана разбила все, что попалось под руку, а потом проплакала целую ночь. Последний раз она так ревела, когда услышала о гибели Керана. Но если в смерти старшего брата девушка была невиновна, то Риен пострадал из-за нее.
Никто из родителей к ней так и не приехал, ничего не сообщил, только Делия прислала длинное письмо, кое-где в пятнах потекших чернил. Младшая сестра рассказала, как отправляли Риена и как хорошо держался братишка, хотя понимал: шансов вернуться живым у него немного. Как графиня после того слегла и не вставала неделю, а граф, враз почерневший, почти не выходил из кабинета, а если когда и появлялся, то часто замирал и смотрел в одну точку, словно на что-то, остальным невидимое. И как сама Делия не могла сдержать слез каждый раз, когда думала о случившемся…
В письме сестра ни разу ни в чем не упрекнула Росану, но от этого было только больнее.
После бала, на котором Росана сломала жизнь брату, прошло полтора месяца. Почти все это время, вынужденно проведенное в киретской глухомани под домашним арестом в компании одной лишь горничной, девушка мучилась и переживала. О происходившем дома она узнавала только из писем сестры – никто из родителей на ее послания не отвечал. Иногда Росане казалось, что отец с матерью, угнетенные потерей сына, вычеркнули непутевую дочь из своей жизни. Сложно сказать, что бы натворила расстроенная девушка дальше, но случайно подслушанный разговор дал ей подсказку, придав жизни смысл и цель.
Росана сидела в тенистой беседке в крохотном парке – единственном месте, куда ей разрешалось выходить, – когда по усыпанной гравием дорожке, не заметив ее за сплетением ветвей, прошли двое. Один – кряжистый, наполовину седой начальник стражи, второй – незнакомый Росане молодой воин.
– Останешься за главного, пока не вернусь, – говорил седой. – За девчонкой следи внимательно: граф боится, что эта сумасбродка попытается сбежать.
– Почему ее вообще здесь держат? – Энтузиазма в голосе молодого не ощущалось. – Почему не отдали Тонгилу вместо наследника, раз уж она все это заварила?
– Чародей сам назначил цену. – Начальник стражи покачал головой. – От девчонки отказался… Ну да ладно, вернемся к делу. Стража должна стоять не только у комнат самой девицы, но также у главных дверей и черного хода. И не забудь… – Люди отошли уже слишком далеко, и навострившая уши Росана не смогла больше уловить ни слова из их разговора.
Но побег… Стало быть, драгоценный родитель, побрезговавший написать и пару строк провинившейся дочери, всерьез озаботился превращением этого дома в тюрьму для нее.
Что теперь? Через полгода – год, когда все успокоится, ее, как племенную кобылу, продадут какому-нибудь высокородному недорослю, а Риен так и сгниет среди мрачных лесов севера? Может, отец и любил своих детей, но положение в обществе всегда стояло для него на первом месте.
Росана медленно поднялась на ноги, одернула подол платья. В ее голове уже формировался план, и подробности его привели бы графа в ужас. Печаль и переживания девушки приняли осязаемую форму, Росана не собиралась успокаиваться, пока не исправит то, что натворила, а упрямства в ней было больше, чем во всех остальных ар-Кормах, вместе взятых.
Обыскав выделенные ей комнаты на предмет хоть чего-то подходящего для побега и ничего не найдя, девушка глубоко задумалась…
Шел седьмой день с тех пор, как уехал старый волчара, сотник Игрем, и стражники успели слегка расслабиться. Последние полтора месяца, посвященные охране девицы ар-Корм, называть тяжелыми было никак нельзя, но с отъездом Игрема, все же гонявшего их иногда с полной выкладкой по лесу, жизнь и вовсе показалась медом.
Молодой Исан, воспитанник ар-Корма, заместителем Игрема стал недавно и в глуши успел заскучать. Да и работа ли это для молодого амбициозного дворянина – сторожить взбалмошную девицу, пусть даже дочь графа?
Исану хотелось на границу, за подвигами и славой. Так что стражников он особо не проверял, почти все время посвящая изучению военного дела – юноша мечтал стать великим полководцем.
Игрем стражников ставил всегда по двое и каждую ночь, страдая бессонницей, обходил лично. У будущего великого воителя сон оказался крепким, поэтому уже на вторую ночь стражи решили кидать жребий и караулить по одному, а на третью и вовсе спихнули это дело на молодежь.