Дамба

Внезапно заглох мотор. С харкающим звуком, как если бы кто-то прочистил горло перед публичным выступлением. Потом заработал опять, но как-то странно, неровно и с беспорядочными выхлопами, и вскоре смолк окончательно. София прокатилась еще несколько десятков метров по инерции, с выжатым сцеплением, и вынуждена была опустить ноги. Попробовала запустить снова. Пустой, бессильно подвывающий звук стартера. В чем дело? Бензин?

Открыла крышку бензобака – заполнен почти до половины.

Она еще надеялась на чудо, не отпускала ключ, пока унылое завывание не перешло в отдельные судорожные, хриплые вздохи.

Сел аккумулятор.

Поставила правую ногу на землю.

Мощный электрический разряд боли, от колена в пах, – такой, что чуть не упала. Слава богу, догадалась поставить рожок подножки. Зажмурилась и выждала, пока хоть немного отпустят мучительные волны боли.

Поставила на землю здоровую левую ногу, подождала, обеими руками осторожно перенесла через седло правую и попробовала шагнуть – очень больно, но боль можно пересилить, лишь бы не потерять сознание. Может, попросить о помощи? Оглянулась и вздрогнула: ни души. Куда все подевались? Издалека мчался темно-зеленый “вольво V-70”. Она жалобно замахала руками, но водитель даже не снизил скорость, пролетел мимо.

Серый, блестящий от дождя асфальт, кое-где пузырящиеся лужи. Сколько до дома? Километров около семи. При такой ходьбе она доберется к концу дня, не раньше.

Эвелина, Эвелина…

Короткий шажок. София даже не пыталась сдержать крик боли – зачем, когда вокруг никого? Еще один.

Дождь ненадолго прекратился. Поверхность воды в реке гладкая, мертво поблескивающая, как оксидированная сталь.

Все как обычно. Пока. Но где-то там, совсем недалеко, чуть выше по течению, зреет, копит силы и вот-вот обрушится смертельная лавина.





Глава 42




Гуннар Ларссон намертво вцепился в безжизненное тело приятеля. Вода то и дело хлестала по лицу желтоватой пеной, но он не делал даже попыток прикрыть рот. Упрямо, хоть и без малейшей пользы отталкивался ногами в шерстяных носках. Всем телом ощущал непреодолимую силу воды. Тяжелая, как свинец, она толкала его вперед и вниз, вперед и вниз.

Вода стремится вниз, в этом ее природа, смысл и суть – стремиться вниз. Куда падают капли дождя? Вот именно, они падают вниз, собираются в крошечные стрелки, всегда указывающие вниз. Маленькие, почти незаметные ручейки находят какую-нибудь ямку в перегное – и замирают. Замирают, но не успокаиваются, ждут, пока ямка переполнится, и вот уже не еле заметно поблескивающая стрелочка, а целый ручей устремляется вниз, сливается с другими… В природе воды не заложено ощущение достигнутого, она всегда стремится вниз, как и миллионы лет назад. Ручейки сливаются в реки. Дно пологое – вода течет медленно и спокойно, чуть покруче – начинает шуметь, пениться, закручивать воронки, а попадается обрыв – падает стремглав.

Вниз, вниз, вниз…

И что? – думал Гуннар Ларссон, стараясь держать ноздри над поверхностью. Разве это ее вина? Разве это вина воды? Мы совершенно безразличны воде, она нас даже не замечает, как и вся природа. А мы зазнались. Строим плохо и ненадежно.

Литр воды весит килограмм. Собственно, килограмм – это и есть литр воды. Скажем, вода падает вниз со скоростью один метр в секунду – получаем десять ватт. Так, должно быть, все и начиналось: сидел какой-нибудь тоскующий по электричеству умник и прикидывал – а если десять килограммов? А если десять тонн? Сидел-сидел и покосился на Люлеэльвен.

А что теперь? Все расчеты – прахом. Гуннар пытался оценить происходящее как-то по-иному, но в голову лез один и тот же вывод: все прахом. Переполненные осенними дождями водохранилища, миллионы киловатт. Десятки, если не сотни атомных бомб. Сколько тепла могли бы дать эти мега- и гигаватты! Мало того что он, Гуннар Ларссон, вот-вот пойдет на дно, мало того что не его одного ждет такая судьба – Хинкен и десятки, если не сотни неизвестных ему уже погибли. Но какое бессмысленное расточительство!

Он прижался потеснее к Хинкену. Может, повезет и в огромном брюхе приятеля еще сохранились остатки тепла. Ноги и руки онемели от холода. Продолжал отталкиваться, но понимал, насколько бессмысленны эти попытки. Что произойдет раньше – утонет или умрет от переохлаждения? Не такого конца он ждал, но уж если выбирать, то лучше второе. Лучше замерзнуть. Захлебнуться – это вроде как медленная виселица. Судороги, последние попытки ухватить глоток воздуха… ну нет. А замерзнуть – как уснуть. Как от снотворных, которые принимает Лидия, – он иногда украдкой воровал таблетку-другую. Маленькие, голубоватые, как осколки льда. Всегда дожидался, пока она уснет, – тогда можно считать, день закончился. Крика больше не будет, Лидия не станет сдирать с себя памперсы и нарочно мочиться на матрас. Садился у телевизора и смотрел – неважно что. Боевики, детективы, “Бинго”, спорт… да, пожалуй, спорт лучше всего. Если день выдавался скверным, приходил в себя довольно долго. Пил кофе, потом потихоньку вытаскивал из упаковки ледяную таблетку и долго смотрел на прямоугольную светящуюся картинку. Картинка постепенно теряла резкость, мутнела и превращалась в дверь. Туда можно войти и спрятаться, как охотник в хижине. Горит очаг, а за дверью покой и огромный затаившийся мир.

Гуннар удивлялся сам себе: он не испытывал ничего похожего на панику. Мысли текли ровно и солидарно, ни одна не забегала вперед и не спешила перебить другую, успевшую появиться раньше. Впрочем, так и должно быть, в его-то возрасте и при его жизни причины для паники если и есть, то их очень мало.

Охота… вот чего ему не хватало больше всего. Первое, что он сделал бы, будь он властен над своей жизнью, – опять завел собаку. От Бамсе пришлось избавиться: Лидия издевалась над ним, мучила, била, и пес, натурально, начал огрызаться, а потом и укусил по-настоящему. Гуннар поступил старым дедовским способом: отвел беднягу в лес и пристрелил. Дал Бамсе большой кусок колбасы… а пес, пока он загонял в ствол патрон, лизал ему руку и смотрел, не отрываясь, преданными карими глазами. А когда вернулся домой, Лидия как с цепи сорвалась. Бесилась, швыряла в него посудой – мол, где же ты пропадал так долго? Так и не дала возможности погоревать по другу.

А сейчас… сейчас она уже проснулась. Скорее всего. Проснулась и вовсю надрывается. Это даже хорошо, успокоил себя Гуннар. Может, кто-нибудь услышит и ей не придется лежать одной и мучиться.

– Тебе-то хорошо, Хинкен, – попытался он позавидовать другу.

Челюсти настолько свело холодом, что получилось что-то вроде “э-э-о-о-ошо-инке”.

Как помогла бы сейчас голубая таблетка! Но нет ее, что же тут поделаешь, нет – значит, нет.

Хинкен уже по пути туда, на другую сторону. И он, Гуннар, скоро к нему присоединится.

Поперхнулся и закашлялся. Ноги уже почти не сгибались в коленях, но он, зажмурившись, упрямо продолжал отталкиваться по-лягушачьи.

Внезапно их нелепый экипаж на что-то наткнулся. Гуннар Ларссон открыл глаза и тут же закрыл. Заслонил ладонью, чтобы не выколоть, и открыл опять. Мешанина сучьев и ветвей. Он ухватился за сук побольше. Движение прекратилось, можно оглядеться. Вырванное дерево во что-то уперлось… как это могло получиться? Во что-то, что способно противостоять мощному и быстрому течению. Они теперь стояли на месте, а вода с журчанием обтекала огромную тушу Хинкена. Гуннар сунулся туда, сюда – везде одно и то же. Вода. Ни клочка суши. Но ведь они не плывут? Их уже не уносит река?

Гуннар начал одну за другой отодвигать ветви и уже нанесенный мусор – надо же понять, в чем дело. Чуть подальше он заметил что-то большое, во всяком случае, больше, чем ствол дерева. Какая-то здоровенная штуковина, почти целиком затонула, только край торчит. Он протянул руку пощупать и мгновенно понял: релинг!

Это же лодка… Лодка!

Но почему она не плывет по течению, да еще каким-то чудом держит на себе весь мусор?

Протиснулся поближе к носу и нащупал в воде трос. Вот оно что… трудно представить, чтобы кто-то заякорил лодку в таком месте. Лежала, видно, на берегу, и ее унесла с собой река. Лодка накренилась, якорь соскользнул и зацепился за что-то на дне. Наверняка так оно и было. Другого объяснения не найти. И конечно, вокруг лодки, этого единственного неподвижного предмета в стремительном мутном потоке, собралось все подряд: ветки, сучья, оторванные доски с торчащими ржавыми гвоздями.

Какое сильное течение… якорный канат натянут так, что аж вибрирует под рукой. Гуннар ухватился за деревянный релинг и со свистящим вдохом попытался подтянуться, но ничего не вышло, в закоченевших руках не было силы.


Надо попробовать по-другому. Сделал несколько движений ногами, будто бежал, – маневр удался. Ноги поднялись на поверхность. Вода показалась густой, как смола. Лодка почти затоплена, борт выше уровня воды всего на пару десятков сантиметров. Это плохо, но и хорошо, иначе не забраться. Хлебнул воды, долго кашлял и отплевывался. Но все же в конце концов цель достигнута: он теперь лежит рядом с лодкой. Можно попробовать закинуть ноги, тогда будет легче.

Первая попытка оказалась неудачной, нога в шерстяном носке скользнула по покрытому речной слизью борту и опять оказалась в воде. Со второго раза удалось кое-как изогнуть ступню и зацепиться пяткой за уключину.

То и дело застревая в переплетении веток, Гуннар все же ухватился за релинг и постарался вызволить туловище из тяжелой, маслянистой воды. Показалось странным: он словно прилип к борту, и вес его будто возрос раза в три. Впрочем, ничего странного – он же никогда не плавал. Так и должно быть. Закон Архимеда.

Лодка тут же накренилась и черпнула воды, хотя куда же еще, и так полна, как кастрюля с супом.

Попытка удалась, но он вновь нахлебался, на этот раз посерьезней. Долго кашлял, пока не вырвало. Хорошо. Небывалое наводнение – что ж, игра и месть природы, но река в легких и в желудке – это уж чересчур. С острой резью в бедре высвободил застрявшую в уключине ногу. Лодка под его тяжестью почти затонула. Странно, что пока не затонула совсем, то и дело черпает бортом очередную порцию воды.

Что делать? Отчерпывать. Другого выхода нет. Он начал горстями вычерпывать ледяную воду. Большая часть, конечно, просачивается между пальцами. Черпак либо унесло, либо лежит в одном из затопленных рундуков. Но делать нечего – надо отчерпывать.

Если бы только так не мерзли руки…

А в переплетении сучьев лежит, покачиваясь на волнах, Хинкен. Совсем рядом. Голова погружена в воду, только ухо на поверхности. Лежит и прислушивается – что тут происходит.

Ага, решил отчерпывать, сказал Хинкен.

Ну да… ясное дело. Отчерпывать.

А дальше что?

Есть мотор.

Вот оно что… мотор…

Ну да, Хинкен. Мотор. Это моторная лодка.

Пауза.

Значит, решил остаться там… наверху?

Да… Дай, думаю, попробую.

А меня оставляешь тут… одного.

Гуннар не ответил. Борт лодки медленно-медленно, по миллиметру, поднимался из воды. Темное, разбухшее дерево.

Руки болят, пожаловался он.

Ну и кончай с этим.

Не могу. Должен.

С чего это ты должен? Кому?

Не знаю… должен – и все тут.

Почему?

Тут еще и бензобак, Хинкен. Цепью принайтовлен, а то уплыл бы к черту. Бензин легче воды.

Бензин…

Да, Хинкен. Бензин. Не знаю сколько. Еще не добрался.

Мотор не заведется.

Заведется… с чего бы ему не завестись.

Не успеешь. Сам знаешь, что там, впереди.

Господи, как болят руки… Гуннар решил передохнуть – надо дать молочной кислоте рассосаться немного. Осторожно, чтобы не черпнуть воды, покачал опутанный цепями сундучок бензобака – что-то плещется. Точно не вода, крышка завернута наглухо. Только бы удалось вычерпать хоть половину воды…

Только бы удалось. Хоть половину. Хоть треть… Только бы выдержал якорь.

Теперь Гуннар прекрасно понимал, что имел в виду Хинкен. Плотина в Порьюсе. Наверное, ее уже нет, этой огромной плотины. На ее месте многометровый водопад. Ниагара. Отсюда-то, конечно, не видно, но шум слышен. Или, может, это только воображение, игра больного ума… нет, вряд ли воображение. Вибрация воды передается на деревянный корпус лодки, как на огромную звуковую колонку. Низкочастотный гул. Настолько низкочастотный, что уже и звуком не назовешь.

Это смерть, Хинкен?

Да. Смерть. Конечно, смерть. Что же еще…

Вот, значит, как она звучит, смерть…