Цирк семьи Пайло

* * *


Уинстон устал от постоянного давления прожитых лет. Возможно, именно грим позволял всем им так долго жить и поддерживать силы; сам он давно перестал считать проведенные здесь годы. Однако Уинстон начинал подумывать, что причиной всего являлось само присутствие в цирке. Он давным-давно бросил пользоваться краской, но тело его само по себе подключалось к происходящему. Он слышал россказни о проходимцах, побывавших в цирке, после чего влачивших долгое жалкое существование: бездушных автоматах, которых с жизнью связывало лишь то, что их тела все еще продолжали функционировать. Вот именно так Уинстон себя и чувствовал.

Он пытался встретиться с Рэндольфом, что было очень непросто: и клоуны, и акробаты находились в постоянном ожидании какой-то гадости друг от друга. Такой напряженности давно не случалось с той самой поры, когда акробаты потеряли троих в последнем крупном столкновении. Клоуны потеряли двоих. Уинстон оказался здесь в 1836 году на замену Уэнделлу, легендарному толстому клоуну, четырехсоткилограммовой безобразной туше. Многие говорили, что номер Уэнделла – в балетной пачке с выделыванием пируэтов – был куда более уместен в шоу уродов. Было это давным-давно, когда цирк переместился из Франции в эту отдаленную колонию для каторжников, которая развилась и превратилась в полноправное государство буквально у них на глазах. До Франции цирк обитал в Шотландии, до Шотландии – в Греции, а еще раньше… Тут источники становились немного туманными. Уинстон помнил, как цирк заново развертывался после переезда, едва он успел в него прибыть, тогда карнавал разобрали на отдельные кусочки и переправили через ворота касс один за другим.

Хотя Уинстон жил в теле старика, здесь он находился относительно недавно. Рафшод появился после него, Дупи и Гоши – задолго до, хотя об их биографиях давно позабыли. Они оба были слишком измененными, чтобы быть моложе нескольких столетий каждый. А Гонко? О нем Уинстон понятия не имел. Он слышал, что Гонко дружил с Пайло-старшим… а Пайло-старший умер давным-давно.

Уинстон остановился у шатра акробатов и громко свистнул, подавая знак Рэндольфу, что ему нужно поговорить. Реакция последовала мгновенно – выбежали двое акробатов, выкрикивая угрозы. Рэндольф неспешно вышел вслед за ними.

– Да нет, этот того не стоит, – презрительно заметил он, становясь между Уинстоном и остальными. – Старый урод и без нашей помощи отдаст концы, говорю я вам.

– Не ошивайся тут, – сказал Свен, нога которого была плотно забинтована. – Говорю тебе, еще раз тебя тут замечу, башку откручу.

– Это и к твоим дружкам относится, – добавил Рэндольф, и Уинстон уловил в его голосе нотки облегчения.

– Не понимаю, в чем загвоздка, – удивился Уинстон. – Я всегда прохожу этой дорогой, когда иду к Паноптикуму.

На мгновение их взгляды с Рэндольфом пересеклись – принято, понято.

– Вали с глаз долой, – сказал Рэндольф, плюнув под ноги Уинстону и, резко развернувшись, вошел в шатер. Акробаты последовали за ним.

Через несколько минут они встретились в тени около Паноптикума.

– В чем дело? – спросил Рэндольф.

– Что происходит? Один из твоих ребят пытался прикончить Джейми.

– Да. В знак расплаты.

– А почему Джейми? Он же один из нас. Почему не убрать Рафшода или Дупи?

– Джейми… Нет, Джей-Джей гораздо опаснее остальных, Уинстон. Он же знает о нас, господи боже. Ты неправильно поступил, приведя его на собрание.

– С этим мы разобрались. Джейми нашел способ скрывать свои мысли от Джей-Джея. Он блокирует свою память порошком. Джей-Джей просыпается, ничего не зная.

– А как мы в этом убедимся?

– Я же живу рядом с ними, и каждый день вижу Джей-Джея.

Рэндольф, похоже, начал злиться.

– А как мне заставить остальных изменить к нему отношение?

– Не знаю, может, это тебе и не удастся. Но есть «кандидаты» куда лучше, чем он, вот и все. Джей-Джей может нам пригодиться.

– А еще он может нас всех погубить к той самой матери, Уинстон.

Клоун вздохнул и потер пальцами виски.

– Я не могу тебе позволить этого сделать. Джейми – славный парень. Джей-Джей – полная гнида, но, по-моему, Джейми его раскусил и нейтрализовал.

– Господи, Уинстон…

– У меня бы камень с души свалился, если бы его прикончили, уж поверь. Но у меня на совести и так всего выше крыши. Он сюда не просился, Рэндольф.

Рэндольф в ответ промолчал, но посмотрел на него взглядом, говорившем о многом: «И я не просился, и ты тоже, и все, блин, кто тут работает, и все зрители, которых сюда заманивают, и все жертвы деяний прорицательницы, и…»

Уинстон снова вздохнул.

– Ну… Не знаю, предупреди меня, если они соберутся напасть, хорошо? Подай какой-нибудь сигнал. Дай мне знать. Я сам его спасу.

Рэндольф повернулся и зашагал прочь, не возразив и не согласившись. Уинстон смотрел ему вслед – и едва не крикнул, чтобы тот вернулся, чтобы сделал, как они хотят, чтобы убил Джейми. Едва не крикнул.





* * *



Часа в три дня каждый циркач получил письмо, врученное ему лично Дупи. Ему пришлось нелегко, когда он раздавал письма акробатам. За все свои старания он ушел от них с синяком под глазом, о котором он сказал Гонко, что «упал, честное слово» (хотя почему он соврал, Дупи и сам толком не знал).

В письмах были приглашения на свадьбу Гоши. Гонко предложил по-быстрому провести все тем же вечером, поскольку сомневался, что священник долго будет в подобающем состоянии. Дупи пришлось чуть не наизнанку вывернуться, чтобы убедить Гоши, что все должно пройти именно так, поскольку (как он полагал) Гоши хотелось еще немного продлить сладостное ожидание (хотя он, конечно же, не трусил). Вот в чем Дупи никогда и никому бы не признался – никому на свете, честное слово, – так это в том, что именно он надел кольцо на стебель папоротника.

Времени для подготовки свадебных клятв было в обрез, к тому же Дупи не отличался начитанностью, так что он очень любезно попросил Курта, не мог бы священник сделать это за него. Когда Дупи выходил из фургона Курта, ему встретилась направлявшаяся туда Шелис, и что-то в ее движениях и улыбке встревожило его куда сильнее, чем подбитый глаз.

– Это улыбка типа «Я тебя достану», – пробормотал себе под нос Дупи, почесывая в затылке. Затем он выпрямился от охватившей его паники и закричал: – Это улыбка типа «Я тебя достану»!

Он ринулся обратно к фургону Курта, мямля:

– Вот черт, ой, блин, вот те на, надо же…

И замер, прижавшись ухом к двери. Следить за боссом – это плохо, но следить за Шелис – очень хорошо, что в сумме дает «нормально». Он не слышал, что говорила она, но голос Курта доносился из-за двери вполне отчетливо:

– Ты уверена, что это он?

Тишина. Затем:

– Точно уверена?

Тишина. Затем:

– Да, никогда бы не догадался, что это он. Я-то думал, что это Джордж. Так, так. Нам надо с этим что-то делать, верно?

Дупи услышал звук приближавшихся к двери шагов и со всех ног бросился наутек.

«Кто это – он, – озабоченно соображал Дупи. – Он – это не я, верно?»

Когда он вернулся в клоунский шатер, он услышал, как Гоши свистит чайником, и вскоре позабыл обо всех заботах – Гоши чем-то расстроен! Он вбежал в спальню Гоши и увидел, что его брат стоит навытяжку, прижав руки к бокам. Кожа у него на лице сморщилась в горестной гримасе. Гоши вот-вот заорет, да, да, именно так.

– Гоши! – прошептал Дупи. – В чем дело? В чем дело, Гоши?

И тут он все понял: кольцо свалилось со стебля невесты и валялось на полу.

– Ой, Гоши! – вскрикнул Дупи. – Ой, нет, нет! Ой, не-е-ет!

– Уиииии! Уиииии! – взревел Гоши. – Уиииии! Уиииии!





* * *


– Что там еще за шум, черт бы вас разодрал?! – заорал Гонко. Он заметил суматоху в комнате Гоши. – Ну, вы и дебилы, мать вашу, – бросил он.

Он поднял обручальное кольцо с пола и снова насадил его на стебель.

– Вот.

– Спасибо, Гонко, – проговорил Дупи вслед уходившему Гонко. – Между прочим, она его достанет, но я не знаю, кто это «он», но возможно, что и мы.

– Да, классно, – бросил Гонко через плечо. – Никогда не думал в писатели податься, Дупс? Шекспир бы умер от зависти.

Проходя по гостиной, Гонко услышал снаружи голос Курта:

– Тук-тууук!

На пороге рядом с ним стояла Шелис. Любопытно…

– Салют, босс, – поздоровался Гонко, нахмурившись. – Что вас к нам привело?

– Ммм, неприятное дело, – ответил Курт, входя. – Я кое от кого узнал, – недвусмысленно кивнул он в сторону Шелис, – что укравший хрустальный шар находится здесь, в вашем шатре.

– Хрустальный шар? – не понял Гонко. – Какой, ее? И у кого он?

– У Уинстона, – ответила Шелис, впившись в Гонко холодным взглядом. – У твоего друга Уинстона.

– У Уинстона? Да быть не может, – засомневался Гонко. – С чего это ты взяла, черт подери?

Шелис улыбнулась и постучала себя по лбу длинным наманикюренным ногтем.

– Это мне подсказало мое «эмпатическое дерьмо», как ты выражаешься. Так что рассказывай, он действовал один или по чьему-то приказу?