Чужие
Часть 67 из 97 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
«Черт, — подумал Эрни, — я так очарован им, потому что он напоминает меня самого!»
Именно поэтому незнакомец сумел так уколоть Эрни в их квартире на втором этаже. Парень знал, куда вонзать иголки: они с Эрни были одного поля ягоды.
Эрни тихонько рассмеялся. «Иногда, — подумал он, — я бываю таким ослом».
Косоглазый вернулся из кладовки и удовлетворенно улыбнулся, увидев, что все сидят за длинным столом, составленным Бренданом и Джинджер из трех маленьких по его просьбе. Он подошел к Эрни и спросил:
— Все еще обижаетесь?
— Ничуть, — сказал Эрни. — И спасибо… огромное спасибо.
Новоприбывший встал во главе стола, где для него оставили стул. Под проникновенный голос Кенни Роджерса, доносившийся из музыкального автомата, он сказал:
— Меня зовут Джек Твист, и я не лучше вас понимаю, что тут, черт возьми, происходит, а возможно, даже хуже. У меня от всего этого мурашки бегут по коже. Но еще я должен сказать вам: впервые за восемь лет я искренне, по-настоящему чувствую, что я на стороне справедливости, в первый раз чувствую себя хорошим парнем, и, боже ты мой, вы даже не представляете, как мне нужно было почувствовать это!
У лейтенанта Тома Хорнера, адъютанта полковника Фалкерка, были большие руки. Маленький магнитофон полностью скрылся в его правой ладони, когда он принес его в кабинет без окон. Хорнер с трудом нащупывал толстенными пальцами маленькие кнопочки. Но он был очень усердным работником. Он поставил магнитофон на стол, включил, нажал кнопку воспроизведения.
Эта кассета была скопирована с катушечного магнитофона, записывавшего через телефон все, о чем беседовали в «Транквилити». Сейчас лейтенант принес запись второй части разговора, который несколько человек вели считаные минуты назад. В первой части шла речь о находке свидетелей, которая позволила им понять, что источником чрезвычайного положения был не Шенкфилд, а Тэндер-хилл. Лиленд слушал с тревогой. Он не предполагал, что поиск свидетелей так быстро выведет их на правильный след. Их сообразительность обеспокоила и разозлила его.
Голос на пленке: «Бога ради, заткнитесь вы! Если вы считаете, что можете строить здесь планы втайне от кого бы то ни было, то это роковая ошибка».
— Это Твист, — сказал лейтенант Хорнер. Его голос тоже был сильным, и он управлял им так же хорошо, как и своими громадными руками: изо рта шел тихий рокот. Лейтенант остановил запись. — Мы знали, что он направляется сюда. И знаем, что он опасен. Мы предвидели, что он будет осторожнее других, да, но не ожидали, что он будет себя вести так, словно с самого начала находится в состоянии войны.
Насколько им было известно, блок памяти Джека Твиста почти не пострадал. С ним не случалось ни фуг, ни приступов лунатизма, он не знал фобий или одержимостей. Поэтому его неожиданный прилет чартерным рейсом в округ Элко мог быть вызван только одним: письмом того же предателя, который отправлял поляроидные снимки Корвейсису и Блокам.
Лиленд Фалкерк пришел в ярость оттого, что кто-то, участвовавший в операции прикрытия — и, может быть, сидящий в Тэндер-хилле, — сводит на нет все их мероприятия. Он сделал это открытие только в субботу, когда Доминик Корвейсис и Блоки сидели за столом на кухне и разговаривали о присланных им странных фотографиях. Лиленд приказал немедленно провести расследование и тщательную проверку всего персонала хранилища, но дело продвигалось гораздо медленнее, чем он рассчитывал.
— Это еще не худшее, — сказал Хорнер и снова включил запись.
Лиленд выслушал, как Твист рассказывал другим о направленных микрофонах и бесконечных передатчиках. Все были потрясены и решили перейти в кафе, где могли составлять планы, не боясь быть услышанными.
— Они сейчас в кафе, — сказал Хорнер, выключив магнитофон. — Телефоны отключили. Я вызвал наших наблюдателей, которые расположились к югу от федеральной трассы. Они видели, как свидетели перешли в гриль-кафе, но не могут подслушать разговор по направленному микрофону.
— И не смогут, — тихо сказал Лиленд. — Твист знает, что делает.
— Теперь, когда им известно про Тэндер-хилл, мы должны действовать как можно скорее.
— Я жду известий из Чикаго.
— Шаркл все еще сидит, забаррикадировавшись, в доме?
— Да, сидел, когда мне оттуда докладывали в последний раз, — сказал Лиленд. — Если его блок памяти разрушен полностью, я должен это знать. Если это так и у него есть шанс рассказать кому-нибудь о том, что он видел позапрошлым летом, вся операция пойдет коту под хвост. Как бы то ни было, не стоит предпринимать никаких действий против свидетелей в мотеле. Нам следует вернуться к другому плану.
Под фонарями закусочной, чувствуя себя в безопасности на материнских коленях, Марси заснула, когда Джек только начал представляться. Хотя девочка подремала в самолете, под ее глазами от усталости появились синяки, а на фарфоровой коже проступили синие прожилки.
Д’жоржа тоже устала, но неожиданное появление Твиста стало надежным средством против снотворного воздействия трапезы. Сна не было ни в одном глазу, она внимательно слушала рассказ Джека о его мытарствах.
Начал он с того, что коротко упомянул о своем пленении в Центральной Америке, после которого его военная карьера оборвалась. Он рассказывал о пережитом как о чем-то скучном, разочаровывающем и пугающем, но Д’жоржа чувствовала, что вынести ему пришлось немало. Прозаический тон создавал впечатление, что это человек, прекрасно знающий себя, полностью уверенный в своих эмоциональных, физических и интеллектуальных силах, у которого никогда не возникает потребности хвастаться или слышать похвалу от других.
Когда он говорил о Дженни, своей покойной жене, то не всегда мог сохранять прежнюю отстраненность. Д’жоржа слышала непреходящую скорбь, когда Джек рассказывал об этом; под напускным спокойствием скрывались любовь и тоска. Духовная и интеллектуальная близость между Джеком Твистом и Дженни до ее впадения в кому, видимо, была чрезвычайно сильной: только особенные, волшебные отношения могли заставить его сохранять нерушимую преданность этой женщине на протяжении ее долгого, подобного смерти, сна. Д’жоржа попыталась понять, что это за брак, потом ей стало ясно, что, каким бы волшебным он ни был, Джек не хранил бы столько лет преданность жене, ставшей жертвой несчастного случая, если бы не был Джеком. Да, у них были особые отношения, но еще более особым был сам Джек. Это открытие увеличило и без того немалый интерес Д’жоржи к Твисту и его истории.
Он в общих словах рассказал о своих занятиях, позволявших ему оплачивать долгое пребывание Дженни в санатории. При этом он дал понять, что совершал преступления и не гордится этим, но теперь все беззакония остались в прошлом.
— По крайней мере, я никогда не убивал ни в чем не повинных прохожих, слава богу. А в остальном, думаю, лучше вам не знать подробностей, которые могут сделать вас соучастниками.
Общее для всех воспоминание, вычищенное из их сознания, повлияло и на Джека Твиста. Но, как и в случае с Сэнди, таинственные события того июльского вечера произвели на него только положительное воздействие.
— Я думаю, вы косвенно сообщили нам, что были профессиональным вором, — сказал Эрни Блок, а когда Джек Твист ничего не ответил, продолжил: — Мне представляется, что люди, которые промывали нам мозги, почти наверняка выудили из вас сведения о вашей криминальной жизни. Думаю, те банковские ячейки, в которых обнаружились открытки, были зарегистрированы на имена, под которыми вы совершали ограбления. А значит, с позапрошлого июля армия и правительство, вероятно, знают о вашей незаконной деятельности.
Молчание Джека подтверждало, что он был вором.
— Да, они заблокировали ваши воспоминания о том, что случилось тем летом, — добавил Эрни, — они вытрясли из вас все и позволили вам продолжать заниматься всем этим. Почему? Я могу понять, что армия и правительство нарушают закон, желая скрыть случившееся в Тэндер-хилле в интересах национальной безопасности. Но в остальном предполагается, что они должны соблюдать закон, вы так не думаете? Почему они, хотя бы анонимно, не проинформировали полицию Нью-Йорка, чтобы вас могли поймать в ходе очередного преступления?
— Они с самого начала не были уверены, что наши блоки памяти выстоят, — сказала Д’жоржа. — И вели за нами наблюдение. Или по меньшей мере проверяли нас время от времени, убеждаясь, что мы все так же ничего не помним. То, что случилось с Джинджер и Пабло Джексоном, кажется, подтверждает, что за нами ведется наблюдение. Если они решили, что надо схватить Джека или любого из нас для нового сеанса работы над сознанием, он нужен им в том месте, где взять его проще всего. Куда легче задержать Джека в его квартире или машине, чем похищать из тюрьмы.
— Ух ты! — сказал Джек, улыбаясь ей. — Думаю, вы попали в самую точку. Абсолютно верно.
Хотя Д’жоржа слегка похолодела от его улыбки, когда увидела ее в первый раз, теперь она воспринимала ее иначе: эта улыбка была более теплой.
Марси принялась неразборчиво бормотать во сне. Д’жоржа непонятно почему испытывала неловкость, глядя в глаза Джеку, и сейчас, внезапно и странно застеснявшись встретиться взглядом с Джеком Твистом, Д’жоржа воспользовалась мечтательным бормотанием дочери как предлогом, чтобы отвернуться от него.
— Какую бы тайну они ни скрывали, — сказал Джек, — она настолько важна, что им пришлось позволить мне совершать любые преступления.
Джинджер отрицательно покачала головой:
— Может, и не так. Может, они искусственно вызвали это чувство вины. Внедрили в вас зародыш будущих перемен.
— Нет, — возразил Джек. — Если они не успели ввести в фальшивые воспоминания каждого из нас историю о выбросе токсичного вещества, у них не было времени и на то, чтобы наставлять меня на путь истинный. К тому же… это трудно объяснить… но с того момента, как я оказался здесь, с вами, я сердцем чувствую, что осознал свою вину и нашел путь к обществу. Позапрошлым летом в этом месте с нами случилось нечто настолько важное, что я смог переосмыслить собственные страдания и понял: никакие мои горести, даже самые тяжелые, не оправдывают того, что я пустил свою жизнь коту под хвост.
— Да! — сказала Сэнди. — Я тоже это чувствую. Весь ад, через который я прошла ребенком… ничто не имеет значения после того, что случилось в том июле.
Они погрузились в молчание, пытаясь представить себе, что это было за происшествие, столь грандиозное, что перед ним померкли самые мучительные события прошлого. Но загадка оказалась им не по зубам.
Джек выбрал еще несколько песен в автомате, потом задал множество вопросов остальным, узнал о пережитом ими то, чего не знал раньше, и собрал воедино все полученные сведения. А потом предложил поговорить о стратегии, о завтрашних задачах.
Д’жоржу снова поразили его лидерские навыки. Обсуждение шагов, которые следует предпринять, завершилось всеобщим согласием сделать то, что считал важным Джек. При этом ни у кого не возникло ощущения, что он командует или манипулирует ими. Едва только появившись в жилище Блоков, он доказал, что может взять на себя управление ситуацией и одной только силой своей личности заставить других подчиняться ему. Но теперь он избрал косвенную тактику, и быстрота, с которой все встали на его точку зрения, служила доказательством того, что тактику он выбрал верную.
Д’жоржа поняла, что он произвел на нее впечатление по тем же причинам, что и Джинджер Вайс. Она увидела в нем того человека, которым сама хотела стать после развода, и еще такого, каким никогда не мог стать Алан.
Последним вопросом было возможное нападение людей Фалкерка. Вероятность того, что блоки в памяти вскоре ослабнут или распадутся полностью, стала вполне реальной, и они сделались для своих врагов опаснее, чем когда бы то ни было с позапрошлого июля. Завтра они бо́льшую часть дня будут разделены, выполняя разные задачи и собирая информацию, но сегодня, оставаясь в мотеле, могут стать легкой добычей. Поэтому было решено, что большинство собравшихся лягут спать, а двое или трое отправятся в Элко и ночью будут ездить по городу, постоянно находясь в движении и пребывая начеку. Вероятно, «Транквилити» находился под наблюдением, и противник сразу понял бы, что не сможет захватить всех разом. В четыре часа утра вторая группа отправится в Элко и сменит первую, которая вернется в мотель.
— Я готов войти в первую группу, — сказал Джек. — Сейчас приведу свой «чероки», который оставил на горе. Кто со мной?
— Я! — сразу же вызвалась Д’жоржа, но потом ощутила тяжесть дочери на своих коленях. — Если кто-нибудь возьмет Марси на ночь.
— Нет проблем, она может остаться со мной и Эрни, — предложила Фей.
Джек сказал, что нужен еще один человек, и Брендан Кронин согласился присоединиться к нему и Д’жорже. Реакция священника вызвала у Д’жоржи какое-то особое чувство, горечь, в которой она только потом узнала разочарование.
Поскольку все остальные с раннего утра отправлялись на задания, во вторую команду вошли только Нед и Сэнди. Команды встречались в четыре часа утра у мини-маркета «Арко».
— Если приедете туда первыми, — сказал Джек, — ни в коем случае не покупайте «хамвич». Ну, пожалуй, все. Нужно двигаться.
— Нет еще, — сказала Джинджер, затем сложила руки, посмотрела на свои сплетенные пальцы, собралась с мыслями. — Сегодня, после приезда Брендана, когда у него и у Доминика появились кольца на ладонях, когда конторка мотеля наполнилась этим странным звуком и светом, я все время думала, размышляла о том, что нам удалось узнать, пыталась рационально истолковать чудесные явления. И нашла объяснения для некоторых. Не для всех, а только для некоторых.
Все выразили желание выслушать ее теорию, пусть и не объясняющую всё.
— Как бы различны ни были наши сны, — начала Джинджер, — у них есть один общий элемент: луна. Прекрасно. Все остальное, что мы видим, — защитные костюмы, иглы для внутривенного вливания, кровати с ремнями, — как выясняется, имеет основу в реальности. Поэтому разумно допустить, что луна тоже была важной частью тех событий. Это еще одно воспоминание, пытающееся всплыть в наших снах. Согласны?
— Согласен, — сказал Доминик.
Все остальные закивали.
— Мы видели, как лунная мания Марси сменилась восторгом перед красной луной, — продолжила Джинджер. — А Джек сказал нам, что дня два-три назад обычная луна в его кошмаре отливала кровавым светом. Больше никому из нас красная луна пока не снилась. Иными словами, вечером шестого июля мы видели то, что вызвало покраснение луны. Призрачный свет, который иногда наполняет спальню Брендана, — некоторые из нас видели его сегодня в конторке — это странное преломление того, что случилось с реальной луной в тот июльский вечер. Призрачный свет — послание, имеющее целью разбудить наши воспоминания.
— Послание, — повторил Джек. — Хорошо. Но кто, черт возьми, его отправляет? Откуда берется свет? Как он генерируется?
— Понятия не имею, — ответила Джинджер. — Но позвольте мне не прыгать через две ступеньки. Давайте подумаем, что могло сделать луну красной в тот вечер.
Д’жоржа слушала, как и все остальные, — сначала с интересом, потом с нарастающим беспокойством, а Джинджер встала со стула и, расхаживая по залу, предложила обескураживающее объяснение.
Джинджер Вайс всецело придерживалась научного взгляда на вещи. Она считала, что вселенная во все времена управляется по законам логики и разума и любая тайна поддастся, если подойти к ней логически. Но в отличие от некоторых ученых и многих медиков, она не верила, что живое воображение обязательно создает препятствия для логики и разума. Иначе она, вероятно, не смогла бы создать теорию, которую выложила всем собравшимся в гриль-кафе «Транквилити».
Теория выглядела довольно странно, и Джинджер нервничала: как ее воспримут другие? Поэтому она расхаживала по залу, от музыкального автомата к прилавку, потом назад к столу, говоря на ходу:
— Люди, которые имели с нами дело в первые один-два дня нашего заключения, носили защитные костюмы, которые используют при биологической опасности. Вероятно, они беспокоились, что мы подверглись какому-то заражению. Поэтому часть того, что мы видели, могло быть алым облаком биологического загрязнителя. Когда облако проплывало над нами, луна окрашивалась в красный.
— И нас заразили какой-то непонятной болезнью, — сказала Д’жоржа.
— Возможно, именно поэтому, — продолжила Джинджер, — вчера в том особом месте, неподалеку от шоссе, я внезапно вспомнила о крике Доминика: «Оно внутри меня! Оно внутри меня!» Он мог прокричать это, если вдруг оказался в облаке загрязнителя и понял, что вдыхает его. А Брендан сказал нам, что те же слова — «Оно внутри меня. Оно внутри меня» — спонтанно сорвались с его губ прошлым вечером в Рино, когда комнату заполнил красный призрачный свет.
— Бактерии? Возбудители болезней? Тогда почему мы не заболели? — спросил Брендан.
— Потому что те люди мгновенно провели обеззараживание, — ответил Доминик. — Мы уже пришли к этому выводу вчера, до вашего приезда, Брендан. Но послушайте, Джинджер: свет, который сегодня днем заполнил конторку, был слишком ярким, чтобы символизировать лунное сияние, проникающее через красное облако.
— Я знаю, — сказала Джинджер, продолжая мерить зал шагами, — моя теория далека от завершенности, она не объясняет кое-чего, например колец на ваших ладонях. Но что-то она все же объясняет, и если мы подумаем хорошенько, то, может быть, поймем, как применить ее к другим загадкам. У нее есть один большой плюс.
— И какой же? — спросил Нед.
— Она объясняет, почему Брендан совершил два чудесных исцеления в Чикаго. И парад бумажных лун в доме Зебедии Ломака. И разрушения здесь, в кафе, когда Доминик пытался вспомнить, что случилось позапрошлым летом. И источник призрачного света.
Музыкальный автомат закончил проигрывать последнюю пластинку, когда Джинджер начала говорить. Но никто не встал, чтобы поставить новую пластинку, настолько все были увлечены ее обещанием объяснить необъяснимое.
Именно поэтому незнакомец сумел так уколоть Эрни в их квартире на втором этаже. Парень знал, куда вонзать иголки: они с Эрни были одного поля ягоды.
Эрни тихонько рассмеялся. «Иногда, — подумал он, — я бываю таким ослом».
Косоглазый вернулся из кладовки и удовлетворенно улыбнулся, увидев, что все сидят за длинным столом, составленным Бренданом и Джинджер из трех маленьких по его просьбе. Он подошел к Эрни и спросил:
— Все еще обижаетесь?
— Ничуть, — сказал Эрни. — И спасибо… огромное спасибо.
Новоприбывший встал во главе стола, где для него оставили стул. Под проникновенный голос Кенни Роджерса, доносившийся из музыкального автомата, он сказал:
— Меня зовут Джек Твист, и я не лучше вас понимаю, что тут, черт возьми, происходит, а возможно, даже хуже. У меня от всего этого мурашки бегут по коже. Но еще я должен сказать вам: впервые за восемь лет я искренне, по-настоящему чувствую, что я на стороне справедливости, в первый раз чувствую себя хорошим парнем, и, боже ты мой, вы даже не представляете, как мне нужно было почувствовать это!
У лейтенанта Тома Хорнера, адъютанта полковника Фалкерка, были большие руки. Маленький магнитофон полностью скрылся в его правой ладони, когда он принес его в кабинет без окон. Хорнер с трудом нащупывал толстенными пальцами маленькие кнопочки. Но он был очень усердным работником. Он поставил магнитофон на стол, включил, нажал кнопку воспроизведения.
Эта кассета была скопирована с катушечного магнитофона, записывавшего через телефон все, о чем беседовали в «Транквилити». Сейчас лейтенант принес запись второй части разговора, который несколько человек вели считаные минуты назад. В первой части шла речь о находке свидетелей, которая позволила им понять, что источником чрезвычайного положения был не Шенкфилд, а Тэндер-хилл. Лиленд слушал с тревогой. Он не предполагал, что поиск свидетелей так быстро выведет их на правильный след. Их сообразительность обеспокоила и разозлила его.
Голос на пленке: «Бога ради, заткнитесь вы! Если вы считаете, что можете строить здесь планы втайне от кого бы то ни было, то это роковая ошибка».
— Это Твист, — сказал лейтенант Хорнер. Его голос тоже был сильным, и он управлял им так же хорошо, как и своими громадными руками: изо рта шел тихий рокот. Лейтенант остановил запись. — Мы знали, что он направляется сюда. И знаем, что он опасен. Мы предвидели, что он будет осторожнее других, да, но не ожидали, что он будет себя вести так, словно с самого начала находится в состоянии войны.
Насколько им было известно, блок памяти Джека Твиста почти не пострадал. С ним не случалось ни фуг, ни приступов лунатизма, он не знал фобий или одержимостей. Поэтому его неожиданный прилет чартерным рейсом в округ Элко мог быть вызван только одним: письмом того же предателя, который отправлял поляроидные снимки Корвейсису и Блокам.
Лиленд Фалкерк пришел в ярость оттого, что кто-то, участвовавший в операции прикрытия — и, может быть, сидящий в Тэндер-хилле, — сводит на нет все их мероприятия. Он сделал это открытие только в субботу, когда Доминик Корвейсис и Блоки сидели за столом на кухне и разговаривали о присланных им странных фотографиях. Лиленд приказал немедленно провести расследование и тщательную проверку всего персонала хранилища, но дело продвигалось гораздо медленнее, чем он рассчитывал.
— Это еще не худшее, — сказал Хорнер и снова включил запись.
Лиленд выслушал, как Твист рассказывал другим о направленных микрофонах и бесконечных передатчиках. Все были потрясены и решили перейти в кафе, где могли составлять планы, не боясь быть услышанными.
— Они сейчас в кафе, — сказал Хорнер, выключив магнитофон. — Телефоны отключили. Я вызвал наших наблюдателей, которые расположились к югу от федеральной трассы. Они видели, как свидетели перешли в гриль-кафе, но не могут подслушать разговор по направленному микрофону.
— И не смогут, — тихо сказал Лиленд. — Твист знает, что делает.
— Теперь, когда им известно про Тэндер-хилл, мы должны действовать как можно скорее.
— Я жду известий из Чикаго.
— Шаркл все еще сидит, забаррикадировавшись, в доме?
— Да, сидел, когда мне оттуда докладывали в последний раз, — сказал Лиленд. — Если его блок памяти разрушен полностью, я должен это знать. Если это так и у него есть шанс рассказать кому-нибудь о том, что он видел позапрошлым летом, вся операция пойдет коту под хвост. Как бы то ни было, не стоит предпринимать никаких действий против свидетелей в мотеле. Нам следует вернуться к другому плану.
Под фонарями закусочной, чувствуя себя в безопасности на материнских коленях, Марси заснула, когда Джек только начал представляться. Хотя девочка подремала в самолете, под ее глазами от усталости появились синяки, а на фарфоровой коже проступили синие прожилки.
Д’жоржа тоже устала, но неожиданное появление Твиста стало надежным средством против снотворного воздействия трапезы. Сна не было ни в одном глазу, она внимательно слушала рассказ Джека о его мытарствах.
Начал он с того, что коротко упомянул о своем пленении в Центральной Америке, после которого его военная карьера оборвалась. Он рассказывал о пережитом как о чем-то скучном, разочаровывающем и пугающем, но Д’жоржа чувствовала, что вынести ему пришлось немало. Прозаический тон создавал впечатление, что это человек, прекрасно знающий себя, полностью уверенный в своих эмоциональных, физических и интеллектуальных силах, у которого никогда не возникает потребности хвастаться или слышать похвалу от других.
Когда он говорил о Дженни, своей покойной жене, то не всегда мог сохранять прежнюю отстраненность. Д’жоржа слышала непреходящую скорбь, когда Джек рассказывал об этом; под напускным спокойствием скрывались любовь и тоска. Духовная и интеллектуальная близость между Джеком Твистом и Дженни до ее впадения в кому, видимо, была чрезвычайно сильной: только особенные, волшебные отношения могли заставить его сохранять нерушимую преданность этой женщине на протяжении ее долгого, подобного смерти, сна. Д’жоржа попыталась понять, что это за брак, потом ей стало ясно, что, каким бы волшебным он ни был, Джек не хранил бы столько лет преданность жене, ставшей жертвой несчастного случая, если бы не был Джеком. Да, у них были особые отношения, но еще более особым был сам Джек. Это открытие увеличило и без того немалый интерес Д’жоржи к Твисту и его истории.
Он в общих словах рассказал о своих занятиях, позволявших ему оплачивать долгое пребывание Дженни в санатории. При этом он дал понять, что совершал преступления и не гордится этим, но теперь все беззакония остались в прошлом.
— По крайней мере, я никогда не убивал ни в чем не повинных прохожих, слава богу. А в остальном, думаю, лучше вам не знать подробностей, которые могут сделать вас соучастниками.
Общее для всех воспоминание, вычищенное из их сознания, повлияло и на Джека Твиста. Но, как и в случае с Сэнди, таинственные события того июльского вечера произвели на него только положительное воздействие.
— Я думаю, вы косвенно сообщили нам, что были профессиональным вором, — сказал Эрни Блок, а когда Джек Твист ничего не ответил, продолжил: — Мне представляется, что люди, которые промывали нам мозги, почти наверняка выудили из вас сведения о вашей криминальной жизни. Думаю, те банковские ячейки, в которых обнаружились открытки, были зарегистрированы на имена, под которыми вы совершали ограбления. А значит, с позапрошлого июля армия и правительство, вероятно, знают о вашей незаконной деятельности.
Молчание Джека подтверждало, что он был вором.
— Да, они заблокировали ваши воспоминания о том, что случилось тем летом, — добавил Эрни, — они вытрясли из вас все и позволили вам продолжать заниматься всем этим. Почему? Я могу понять, что армия и правительство нарушают закон, желая скрыть случившееся в Тэндер-хилле в интересах национальной безопасности. Но в остальном предполагается, что они должны соблюдать закон, вы так не думаете? Почему они, хотя бы анонимно, не проинформировали полицию Нью-Йорка, чтобы вас могли поймать в ходе очередного преступления?
— Они с самого начала не были уверены, что наши блоки памяти выстоят, — сказала Д’жоржа. — И вели за нами наблюдение. Или по меньшей мере проверяли нас время от времени, убеждаясь, что мы все так же ничего не помним. То, что случилось с Джинджер и Пабло Джексоном, кажется, подтверждает, что за нами ведется наблюдение. Если они решили, что надо схватить Джека или любого из нас для нового сеанса работы над сознанием, он нужен им в том месте, где взять его проще всего. Куда легче задержать Джека в его квартире или машине, чем похищать из тюрьмы.
— Ух ты! — сказал Джек, улыбаясь ей. — Думаю, вы попали в самую точку. Абсолютно верно.
Хотя Д’жоржа слегка похолодела от его улыбки, когда увидела ее в первый раз, теперь она воспринимала ее иначе: эта улыбка была более теплой.
Марси принялась неразборчиво бормотать во сне. Д’жоржа непонятно почему испытывала неловкость, глядя в глаза Джеку, и сейчас, внезапно и странно застеснявшись встретиться взглядом с Джеком Твистом, Д’жоржа воспользовалась мечтательным бормотанием дочери как предлогом, чтобы отвернуться от него.
— Какую бы тайну они ни скрывали, — сказал Джек, — она настолько важна, что им пришлось позволить мне совершать любые преступления.
Джинджер отрицательно покачала головой:
— Может, и не так. Может, они искусственно вызвали это чувство вины. Внедрили в вас зародыш будущих перемен.
— Нет, — возразил Джек. — Если они не успели ввести в фальшивые воспоминания каждого из нас историю о выбросе токсичного вещества, у них не было времени и на то, чтобы наставлять меня на путь истинный. К тому же… это трудно объяснить… но с того момента, как я оказался здесь, с вами, я сердцем чувствую, что осознал свою вину и нашел путь к обществу. Позапрошлым летом в этом месте с нами случилось нечто настолько важное, что я смог переосмыслить собственные страдания и понял: никакие мои горести, даже самые тяжелые, не оправдывают того, что я пустил свою жизнь коту под хвост.
— Да! — сказала Сэнди. — Я тоже это чувствую. Весь ад, через который я прошла ребенком… ничто не имеет значения после того, что случилось в том июле.
Они погрузились в молчание, пытаясь представить себе, что это было за происшествие, столь грандиозное, что перед ним померкли самые мучительные события прошлого. Но загадка оказалась им не по зубам.
Джек выбрал еще несколько песен в автомате, потом задал множество вопросов остальным, узнал о пережитом ими то, чего не знал раньше, и собрал воедино все полученные сведения. А потом предложил поговорить о стратегии, о завтрашних задачах.
Д’жоржу снова поразили его лидерские навыки. Обсуждение шагов, которые следует предпринять, завершилось всеобщим согласием сделать то, что считал важным Джек. При этом ни у кого не возникло ощущения, что он командует или манипулирует ими. Едва только появившись в жилище Блоков, он доказал, что может взять на себя управление ситуацией и одной только силой своей личности заставить других подчиняться ему. Но теперь он избрал косвенную тактику, и быстрота, с которой все встали на его точку зрения, служила доказательством того, что тактику он выбрал верную.
Д’жоржа поняла, что он произвел на нее впечатление по тем же причинам, что и Джинджер Вайс. Она увидела в нем того человека, которым сама хотела стать после развода, и еще такого, каким никогда не мог стать Алан.
Последним вопросом было возможное нападение людей Фалкерка. Вероятность того, что блоки в памяти вскоре ослабнут или распадутся полностью, стала вполне реальной, и они сделались для своих врагов опаснее, чем когда бы то ни было с позапрошлого июля. Завтра они бо́льшую часть дня будут разделены, выполняя разные задачи и собирая информацию, но сегодня, оставаясь в мотеле, могут стать легкой добычей. Поэтому было решено, что большинство собравшихся лягут спать, а двое или трое отправятся в Элко и ночью будут ездить по городу, постоянно находясь в движении и пребывая начеку. Вероятно, «Транквилити» находился под наблюдением, и противник сразу понял бы, что не сможет захватить всех разом. В четыре часа утра вторая группа отправится в Элко и сменит первую, которая вернется в мотель.
— Я готов войти в первую группу, — сказал Джек. — Сейчас приведу свой «чероки», который оставил на горе. Кто со мной?
— Я! — сразу же вызвалась Д’жоржа, но потом ощутила тяжесть дочери на своих коленях. — Если кто-нибудь возьмет Марси на ночь.
— Нет проблем, она может остаться со мной и Эрни, — предложила Фей.
Джек сказал, что нужен еще один человек, и Брендан Кронин согласился присоединиться к нему и Д’жорже. Реакция священника вызвала у Д’жоржи какое-то особое чувство, горечь, в которой она только потом узнала разочарование.
Поскольку все остальные с раннего утра отправлялись на задания, во вторую команду вошли только Нед и Сэнди. Команды встречались в четыре часа утра у мини-маркета «Арко».
— Если приедете туда первыми, — сказал Джек, — ни в коем случае не покупайте «хамвич». Ну, пожалуй, все. Нужно двигаться.
— Нет еще, — сказала Джинджер, затем сложила руки, посмотрела на свои сплетенные пальцы, собралась с мыслями. — Сегодня, после приезда Брендана, когда у него и у Доминика появились кольца на ладонях, когда конторка мотеля наполнилась этим странным звуком и светом, я все время думала, размышляла о том, что нам удалось узнать, пыталась рационально истолковать чудесные явления. И нашла объяснения для некоторых. Не для всех, а только для некоторых.
Все выразили желание выслушать ее теорию, пусть и не объясняющую всё.
— Как бы различны ни были наши сны, — начала Джинджер, — у них есть один общий элемент: луна. Прекрасно. Все остальное, что мы видим, — защитные костюмы, иглы для внутривенного вливания, кровати с ремнями, — как выясняется, имеет основу в реальности. Поэтому разумно допустить, что луна тоже была важной частью тех событий. Это еще одно воспоминание, пытающееся всплыть в наших снах. Согласны?
— Согласен, — сказал Доминик.
Все остальные закивали.
— Мы видели, как лунная мания Марси сменилась восторгом перед красной луной, — продолжила Джинджер. — А Джек сказал нам, что дня два-три назад обычная луна в его кошмаре отливала кровавым светом. Больше никому из нас красная луна пока не снилась. Иными словами, вечером шестого июля мы видели то, что вызвало покраснение луны. Призрачный свет, который иногда наполняет спальню Брендана, — некоторые из нас видели его сегодня в конторке — это странное преломление того, что случилось с реальной луной в тот июльский вечер. Призрачный свет — послание, имеющее целью разбудить наши воспоминания.
— Послание, — повторил Джек. — Хорошо. Но кто, черт возьми, его отправляет? Откуда берется свет? Как он генерируется?
— Понятия не имею, — ответила Джинджер. — Но позвольте мне не прыгать через две ступеньки. Давайте подумаем, что могло сделать луну красной в тот вечер.
Д’жоржа слушала, как и все остальные, — сначала с интересом, потом с нарастающим беспокойством, а Джинджер встала со стула и, расхаживая по залу, предложила обескураживающее объяснение.
Джинджер Вайс всецело придерживалась научного взгляда на вещи. Она считала, что вселенная во все времена управляется по законам логики и разума и любая тайна поддастся, если подойти к ней логически. Но в отличие от некоторых ученых и многих медиков, она не верила, что живое воображение обязательно создает препятствия для логики и разума. Иначе она, вероятно, не смогла бы создать теорию, которую выложила всем собравшимся в гриль-кафе «Транквилити».
Теория выглядела довольно странно, и Джинджер нервничала: как ее воспримут другие? Поэтому она расхаживала по залу, от музыкального автомата к прилавку, потом назад к столу, говоря на ходу:
— Люди, которые имели с нами дело в первые один-два дня нашего заключения, носили защитные костюмы, которые используют при биологической опасности. Вероятно, они беспокоились, что мы подверглись какому-то заражению. Поэтому часть того, что мы видели, могло быть алым облаком биологического загрязнителя. Когда облако проплывало над нами, луна окрашивалась в красный.
— И нас заразили какой-то непонятной болезнью, — сказала Д’жоржа.
— Возможно, именно поэтому, — продолжила Джинджер, — вчера в том особом месте, неподалеку от шоссе, я внезапно вспомнила о крике Доминика: «Оно внутри меня! Оно внутри меня!» Он мог прокричать это, если вдруг оказался в облаке загрязнителя и понял, что вдыхает его. А Брендан сказал нам, что те же слова — «Оно внутри меня. Оно внутри меня» — спонтанно сорвались с его губ прошлым вечером в Рино, когда комнату заполнил красный призрачный свет.
— Бактерии? Возбудители болезней? Тогда почему мы не заболели? — спросил Брендан.
— Потому что те люди мгновенно провели обеззараживание, — ответил Доминик. — Мы уже пришли к этому выводу вчера, до вашего приезда, Брендан. Но послушайте, Джинджер: свет, который сегодня днем заполнил конторку, был слишком ярким, чтобы символизировать лунное сияние, проникающее через красное облако.
— Я знаю, — сказала Джинджер, продолжая мерить зал шагами, — моя теория далека от завершенности, она не объясняет кое-чего, например колец на ваших ладонях. Но что-то она все же объясняет, и если мы подумаем хорошенько, то, может быть, поймем, как применить ее к другим загадкам. У нее есть один большой плюс.
— И какой же? — спросил Нед.
— Она объясняет, почему Брендан совершил два чудесных исцеления в Чикаго. И парад бумажных лун в доме Зебедии Ломака. И разрушения здесь, в кафе, когда Доминик пытался вспомнить, что случилось позапрошлым летом. И источник призрачного света.
Музыкальный автомат закончил проигрывать последнюю пластинку, когда Джинджер начала говорить. Но никто не встал, чтобы поставить новую пластинку, настолько все были увлечены ее обещанием объяснить необъяснимое.