Чужие
Часть 60 из 97 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Да.
Ее пробрала дрожь.
— Оно внутри меня. Что, черт возьми, я мог иметь в виду?
— Не знаю, — сказала Джинджер. — Но у меня от этого мурашки по коже.
Он помолчал секунду-другую, потом сказал:
— Да. И у меня тоже.
Тем вечером в мотеле Джинджер Вайс чувствовала себя почти так же, как в кругу родственников, собравшихся, скажем, на День благодарения. Несмотря на трудности, настроение у всех было приподнятым: как это бывает в настоящей семье, они черпали силы друг в друге. Все шестеро собрались на кухне и вместе приготовили обед. Выполняя обычные домашние обязанности, Джинджер лучше узнала других, почувствовала, как укрепляются связывающие их узы.
Нед Сарвер, будучи профессиональным поваром, приготовил главное блюдо — куриные грудки, запеченные в пряном соусе томатилло со сметаной. Сперва Джинджер ошибочно сочла Неда угрюмым и недружелюбным, но вскоре изменила свое мнение. Неразговорчивость может быть признаком здоровой самооценки, когда человеку не требуется постоянное одобрение — как, например, Неду. И потом, Джинджер не мог не нравиться мужчина, безгранично любящий жену, как Нед — свою Сэнди: любовь сквозила в каждом его слове, обращенном к ней, в каждом взгляде, брошенном на нее.
Сэнди, единственная из них, на кого пережитое повлияло лишь положительно, была так добродушна, так восхищена недавними переменами в себе, что общаться с ней было особенно приятно. Вместе с Джинджер они приготовили к обеду салат и овощи, и между ними возникла чуть ли не сестринская близость.
Фей Блок сделала десерт из пирога-заморозки с шоколадной корочкой и наполнителем из бананового крема. Джинджер прониклась симпатией к Фей, которая напоминала ей Риту Ханнаби. Высокообразованная, светская Рита сильно отличалась от Фей, но в главном они были похожи: энергичные, ответственные, умные, внимательные, нежные.
Эрни Блок и Доминик Корвейсис вставили в стол дополнительную доску и положили приборы для шести персон. Эрни поначалу казался неприветливым и грубым, но теперь Джинджер видела, какой он душка. Вызывал сочувствие его страх перед темнотой, делавший Эрни, несмотря на его габариты и возраст, похожим на мальчишку.
Из этих пяти человек только Доминик Корвейсис вызывал у Джинджер эмоции, которых она не понимала. Она испытывала к нему такие же дружеские чувства, как и ко всем остальным, но осознавала особую связь между ними, возникшую благодаря совместно пережитому событию, которое не сохранилось в их памяти. Но, кроме того, она испытывала к нему сексуальное влечение и удивлялась этому: раньше ее никогда не тянуло к мужчине, с которым она не была знакома хотя бы несколько недель. Опасаясь своих романтических желаний, Джинджер держала свои эмоции под контролем и изо всех сил пыталась убедить себя, что Доминик не испытывает к ней такого же влечения, которое он так явно испытывал.
За обедом они продолжили обсуждать свою сложную ситуацию в поисках какой-нибудь подсказки — возможно, пропущенной ими.
Джинджер, как и Доминик, не помнила ни о каком разливе токсичных материалов позапрошлым летом, хотя в памяти Блоков и Сарверов это событие сохранилось вполне отчетливо. Федеральную трассу действительно перекрывали, в этом они не сомневались. Но прошлой ночью Доминик убедил Блоков, что их воспоминания об эвакуации на ранчо Элроя и Нэнси Джеймисон в горах навязаны им, тогда как на самом деле Блоки и Джеймисоны, скорее всего, были задержаны в мотеле. Джеймисоны, по словам Фей и Эрни, не рассказывали им ни о каких кошмарах или других возникших в последнее время необычных проблемах, а значит, сделанная им промывка мозгов была эффективной — но это следовало проверить в ближайшее время. Точно так же Нед и Сэнди пришли, хоть и неохотно, к выводу, что их собственные воспоминания о пережидании кризиса в трейлере выглядят довольно поверхностными и не могут быть настоящими: на самом деле их привязали к кроватям, накачали наркотиками и промыли мозги, как и всем другим, кто был на поляроидных снимках.
— Но почему, — недоумевала Фей, — они не навязали всем одинаковые фальшивые воспоминания?
— Может быть, — сказала Джинджер, — вы, местные, получили воспоминания о разливе токсичных материалов и закрытии шоссе. У вас стали бы спрашивать, где вы находились во время чрезвычайного положения, и вам нужно было быть в курсе, о чем идет речь. А мы с Домиником живем далеко отсюда, вряд ли когда-либо вернемся, вряд ли встретим того, кто знает, что мы были в зоне карантина. И они не дали себе труда включить эту крупицу реальности в те ложные воспоминания, которые внедрили в нас.
Сэнди замерла с кусочком курицы на вилке:
— Но разве не безопаснее, разве не проще внедрить и в ваш мозг воспоминания о разливе токсичных материалов?
— После того как Пабло Джексон помог мне понять, что с моим мозгом проводились манипуляции, — сказала Джинджер, — я много читаю о промывке мозгов. Думаю, гораздо легче внедрить в мозг абсолютно ложные воспоминания, чем вплетать в ложные воспоминания нити реальности, такие как чрезвычайное происшествие с разливом токсичного материала и перекрытие дороги. Вероятно, чтобы сконструировать ложные воспоминания, содержащие некоторую долю реальных, требуется гораздо больше времени. Видимо, его просто не хватило, и они не успели проделать это со всеми нами. Поэтому суперэффективное промывание мозгов досталось только вам, местным.
— Похоже на правду, — сказал Эрни, и все согласились.
— Но случился ли разлив на самом деле? — возразила Фей. — Или эту историю придумали с целью перекрыть федеральную трассу, запереть нас здесь и не дать никому рассказать о том, что мы видели вечером в пятницу?
— Я подозреваю, что какого-то рода загрязнение все же было, — сказала Джинджер. — В кошмаре Доминика, а это, как мы знаем, больше воспоминание, чем сон, те люди были одеты в защитные костюмы. Так вот, может быть, перед входом в зараженную зону они надевали такую одежду на глазах у журналистов и других свидетелей. Но здесь, внутри зоны карантина, где видеть их могли только мы, они не стали бы надевать защитные костюмы без крайней необходимости.
Тревожно посмотрев на закрытые жалюзи — так, словно он увидел струйку ночной темноты, просачивающуюся в комнату через окно, — Эрни откашлялся и сказал:
— Да, мм… так что это, по-вашему, было? Вы доктор. На что это похоже — на биологическое или химическое загрязнение? Прессе сообщили, что происшествие связано с перевозом химических веществ в Шенкфилд, на испытательный полигон.
Джинджер уже некоторое время задавала себе этот же вопрос: химическое или биологическое? И пришла к выводу, который сильно обеспокоил ее:
— Обычные костюмы для защиты от химически опасных веществ не всегда бывают герметичными. Они должны укрывать человека с головы до пят, чтобы едкие и токсичные вещества не попадали на кожу. Еще нужен респиратор, скорее похожий на баллон и маску аквалангиста, чтобы не вдыхать смертельно опасные испарения. Одежда чаще всего делается из легких непористых материалов, а головной убор состоит из простого полотняного капюшона и пластмассового лицевого щитка. Но Доминик говорил о тяжелых костюмах с наружным слоем из плотного винила, о перчатках, выполненных как одно целое с рукавами, и о твердом шлеме с герметичным замком на воротнике. Это определенно костюм, призванный защитить от опасных биологических агентов, микробов.
Некоторое время все молчали, размышляя над этой тревожной новостью.
Потом Нед, подкрепившись большим глотком «Хайнекена», сказал:
— Значит, нас чем-то заразили.
— Вирусом, приготовленным для ведения биологической войны, — ответила Фей.
— Если машина с этим агентом направлялась в Шенкфилд, другого и быть не могло, — подтвердил Эрни. — Везла какую-нибудь гадость.
— Но мы живы, — заметила Сэнди.
— Потому что они сумели полностью изолировать нас и начали очистку, — сказала Джинджер. — Если бы у них не имелось эффективного противоядия, они наверняка не стали бы испытывать генетически измененный вирус — новый, смертельно опасный, который можно использовать как оружие. Значит, у них был запас эрготерапевтической сыворотки на основе нового антибиотика на всякий случай. Они заразили нас, и они же вылечили.
— Похоже на правду, верно? Кажется, кусочки собираются в одно целое.
Доминик возразил:
— И все же у нас нет понимания того, что случилось тем июльским вечером, что такого мы видели, хотя, с их точки зрения, не должны были видеть. Мы не знаем, из-за чего сотрясалось это треклятое кафе, почему вылетели стекла и в тот вечер, и вчера.
— У нас нет объяснения и для других странных вещей, — сказала Фей. — Для бумажных лун, крутившихся вокруг Доминика в доме Ломака. Для чудесных исцелений, совершенных, по словам отца Вайкезика, молодым священником.
Все переглянулись, молча ожидая, что кто-нибудь предложит объяснение, которое свяжет биологическое загрязнение с паранормальными явлениями. Но объяснения ни у кого не нашлось.
Меньше чем в трех сотнях миль от «Транквилити», в другом мотеле, в Рино, Брендан Кронин лег в постель и выключил свет. Было начало десятого, но он все еще жил по чикагскому времени, так что для него шел уже двенадцатый час.
Однако сон ускользал от него. Зарегистрировавшись в мотеле и поев в ближайшем ресторане «Бобз биг бой», он позвонил отцу Вайкезику, который сказал ему о звонке Доминика Корвейсиса. Известие взбудоражило Брендана, значит не он один увяз в этой тайне. Он подумал, не позвонить ли в «Транквилити», но там и без того знали, что он в пути, — а все, что они могли сказать по телефону, лучше было услышать завтра при личной встрече. Мысли о завтрашнем дне и предположения о том, что может случиться, не давали ему уснуть.
Он пролежал без сна почти час, а когда его мысли вернулись к жутковатому свечению, которое заполнило его спальню в доме священника две ночи назад, это явление появилось снова. На сей раз не было никакого видимого источника света, даже такого невероятного, как льдинка-луна на стекле, излучавшая нездешнее свечение в пятницу вечером. Теперь сияние возникло над ним, сразу везде, словно каждая молекула воздуха обрела способность создавать свет. Поначалу это было лунно-бледное млечное мерцание, которое с каждой секундой становилось все ярче, пока ему не стало казаться, что он лежит в чистом поле, под нависающим ликом полной луны. Оно отличалось от того мирного золотистого сияния, которое он видел в своих повторяющихся снах. Как и две ночи назад, его переполнили противоречивые эмоции: ужас и восторг, страх и дикое возбуждение.
Как и в его спальне, в приходском доме молочный свет порозовел и постепенно перешел в алый. Брендану показалось, что он подвешен в пузыре крови.
«Оно внутри меня», — подумал он, недоумевая: что значат эти слова? «Оно внутри меня». Эта мысль обжигала его мозг. Внезапно он похолодел от страха. Грохочущее сердце, казалось, готово было взорваться. Он лежал неподвижно. На его ладонях появились кольца. Они пульсировали.
2
Понедельник, 13 января
Когда наутро все собрались на кухне Эрни и Фей на завтрак, Доминик разволновался, узнав, что прошедшая ночь для большинства из них стала нелегким испытанием.
— События развиваются так, как я рассчитывал, — сказал он. — Собравшись в таком же составе, что и в ту ночь, вместе пытаясь докопаться до истины, мы оказываем постоянное давление на блоки памяти, имплантированные нам в мозг. И теперь эти барьеры рассыпаются все быстрее.
Прошедшей ночью Доминик, Джинджер, Эрни и Нед видели исключительно яркие кошмары, настолько сходные между собой, что сомнений не оставалось: это фрагменты запретных воспоминаний. Каждый лежал в номере мотеля, привязанный к кровати, и им занимались люди в защитных костюмах. Сэнди видела приятный сон, хотя не такой четкий и подробный, как все эти кошмары. Только Фей не посетили никакие сновидения.
Неда сон настолько выбил из колеи, что утром в понедельник, когда они с Сэнди приехали из Беовейва на завтрак, он заявил, что оба на некоторое время переезжают в один из номеров.
— Кошмар разбудил меня, и я никак не мог уснуть. Лежа без сна, я думал о том, как нам одиноко в нашем трейлере, среди безлюдных долин… Может быть, этот полковник Фалкерк решит нас убить, как хотел сделать это с самого начала. Если он придет за нами, я не хочу, чтобы мы с Сэнди оказались одни в трейлере.
Доминик встретил с сочувствием рассказ Неда, потому что эти жуткие и яркие сны были в новинку для повара. Доминик, Джинджер и Эрни за прошедшие недели кое-как научились справляться с этими сильными, пугающими кошмарами, а у Неда не было никакой защиты, поэтому он и испытал такое потрясение.
Ну и конечно, Нед получил хороший совет: побаиваться Фалкерка. Чем ближе подходили они к раскрытию заговора, чем больше узнавали правду, тем с большей вероятностью становились потенциальными жертвами опережающего удара. Доминик не ожидал никаких действий со стороны Фалкерка до появления в мотеле «Транквилити» Брендана Кронина, Д’жоржи Монателлы и, возможно, других. Но когда все соберутся в одном месте, им следует быть готовыми к атаке.
А теперь Нед Сарвер на кухне Блоков ковырял на тарелке свой завтрак, рассказывая о том, что тревожило его во сне. Сначала ему снилось, что его взяли в плен люди в защитных костюмах, а потом на них появились лабораторные халаты или военные мундиры — признак того, что биологическая опасность миновала. Один из людей в форме был полковником Фалкерком, и Нед подробно описал этого офицера: около пятидесяти лет, черные волосы, седеющие на висках, серые глаза, похожие на круги полированной стали, нос, напоминающий клюв, тонкие губы.
Эрни подтвердил словесный портрет, нарисованный Недом, потому что Фалкерк присутствовал и в его кошмаре. Удивительное совпадение (один и тот же человек приснился Неду и Эрни) свидетельствовало о том, что все это было не плодом воображения, а воспоминанием о реальном лице, которое позапрошлым летом видели оба — Эрни и Нед.
— А в моем кошмаре, — сказал Эрни, — другой армейский офицер назвал Фалкерка по имени. Лиленд. Полковник Лиленд Фалкерк.
— Видимо, он служит в Шенкфилде, — добавила Джинджер.
— Позже мы попытаемся это выяснить, — ответил Доминик.
Барьеры, воздвигнутые вокруг воспоминаний, явно рассыпались. При этой мысли настроение Доминика улучшилось: за последние месяцы он никогда не чувствовал себя так хорошо.
Джинджер рассказала остальным о своем кошмаре, где она была не единственным объектом промывки мозгов в пятом номере — том, который занимала тем летом и где поселилась вновь.
— В одном углу стояла раскладушка, лежавшей на ней рыжеволосой женщины я никогда прежде не видела. Ей было около сорока. Рядом с ней я видела стойку с капельницей и электрокардиограф. У нее был… пустой взгляд.
Сны Эрни и Неда отражали общие для обоих воспоминания о полковнике Фалкерке, Доминик и Джинджер тоже увидели кое-что общее для них двоих. Во сне Доминика присутствовали раскладушка и рядом с ней — стойка с капельницей и электрокардиограф, а на кровати лежал молодой человек лет двадцати, с бледным лицом, густыми усами и глазами зомби.
— И что это значит? — спросила Фей. — Столько людей, которым нужна промывка мозгов, что не хватило двадцати номеров?
— Но, — возразила Сэнди, — согласно журналу, заняты были только одиннадцать.
— Возможно, по федеральной трассе в это время проезжали люди, которые видели то же, что и мы. Военным удалось остановить их и доставить сюда. И тогда их имена не могли появиться в журнале.
— Сколько же их было? — недоуменно спросила Фей.
— Возможно, мы никогда не узнаем в точности, — сказал Доминик. — Фактически мы их не видели, только делили с ними номера, пока находились под воздействием наркотиков. В конце концов мы можем вспомнить лица тех, кого видели, но мы не можем вспомнить имена и адреса, которых не знали.
По крайней мере запрограммированные воспоминания, эти нагромождения лжи, растворялись, позволяли правде всплывать на поверхность. Доминик был благодарен и за это. Со временем они раскроют все, если только полковник Фалкерк не придет за ними первым, с тяжелой артиллерией.
Утром в понедельник, когда в «Транквилити» все собрались за завтраком, Джека Твиста провели к банковской ячейке в хранилище «Ситибанка» на Пятой авеню. Служащая банка, привлекательная молодая женщина, называла его «мистер Фарнем» — под этим именем он снял ячейку.