Чужая кожа

Врач не понравился мне с первого взгляда. Подойдя ко мне, он буквально вздохнул с облегчением, которое даже не удосужился скрыть.

— Ну слава Бога, очухалась! А то тут всех на уши своей глупостью поставила! Скажи спасибо своему дружку, что здесь очухалась, а не в психушке! Мы таких, как ты, сразу в психушку отправляем. Моя бы воля, гнила бы ты там до конца своих дней. Но твой дружок крепко тебя любит. Отвалил за тебя целое состояние. Любит. Не пойму только, за что.

Он потрогал капельницу, поднял вверх и сразу отшвырнул мою левую руку — боль была такой жуткой, что я едва не закричала.

— Ага, больно? А обезболивать не буду! Специально не буду! Так тебе и надо. Лежи и чувствуй, какую глупость ты выкинула. Вот пусть болит. Скорее до ума дойдет. Через день разрешу тебе вставать.

С этими словами врач вышел из моей палаты, громко хлопнув дверью. Из ванны тут же вышла женщина и вернулась к моей кровати. Она улыбалась.

— Не обращай внимания на этого хама! Он ничего не знает о твоей жизни. А я знаю всю правду и безмерно горжусь тобой.

— Какую правду ты знаешь? — вырвалось из меня. Я не знаю даже, почему обратилась к ней на «ты». Я только чувствовала рядом с этой женщиной какую-то странную свободу и спокойствие. Меня словно успокаивало ее присутствие. И я снова выпалила.

— Если ты знаешь правду, ты — ангел?

— Ангел, — без тени улыбки, слишком серьезно сказала она, — твой. Я твой ангел, который теперь будет отвечать за твою жизнь. Но, к сожалению, я пришла слишком поздно.

— Другого выбора у меня не было.

— Я знаю, — женщина кивнула, — Послушай, у нас очень мало времени. Никто не должен знать, что я была здесь. Если хочешь жить, никому не говори о моем появлении. Особенно Василию.

— Что? — обмерла я.

— Василий не знает, что я здесь. Он не знает, что я прилетела в страну. Но как только я узнала, что произошло с тобой, тут же села в первый же самолет. Я приехала тайком. И сохранить эту тайну в твоих интересах. Только так мы сможем тебя спасти. И, конечно, спасти Василия. Я для этого приехала тоже.

— Спасти… Василия…

— Ты… ты… — я начала кое-что понимать, — кто же ты?

— Сильвия. Сейчас меня зовут именно так. Но когда-то давно меня называли Светланой. Тебе знакомо мое лицо? Посмотри внимательнее. Он очень похож на меня.

До боли, до рези в глазах я уставилась в ее лицо, не веря себе. Наверное, это был оптический обман зрения. Или не обман? Я закричала:

— Нет! Это какая-то глупая шутка! Я не хочу это видеть! Уходи! Его мать умерла в тюрьме!

— Не умерла, как видишь, — она горько усмехнулась, — я вышла из тюрьмы. Но не скрою, я очень много раз хотела умереть, сделать с собой то, что сделали с тобой.

— Со мной никто ничего не сделал. Я сама.

— Нет, — она печально покачала головой, — не забывай, я знаю всю правду. Он действительно мой сын.

— Если Василий твой сын, почему ты сломала жизнь собственному ребенку? Почему ты допустила все это? Почему ты его искалечила? Да ведь это тебя нужно было убить! Почему ты не умерла в тюрьме?

— Выжила. Успокойся. Иначе кто-то прибежит на твои вопли, и мы не успеем поговорить. Тогда ты и Василия не спасешь, и сама погибнешь. Ты ведь знаешь, что его собираются арестовать со дня на день? Они не знают все, что он сделал, но у них есть информация по двум-трем убийствам. Этого достаточно и для ареста, и для обвинения.

— Ты… знаешь?! — от ужаса я перешла на шепот, — ты знаешь, что он делал?

— Все. Абсолютно. Я была одна в этой борьбе. Теперь у меня есть ты. Женщина, которая так сильно любит моего сына, что предпочла ради его спасения смерть.

Я потеряла дар речи. Молча уставилась на нее, и все продолжала смотреть. Она же стала очень грустной. Но грусть совершенно не портила ее красоты.

— В том, что произошло с Василием, виновата только я, и никто больше. Я вышла замуж очень молодой. Ничего не понимала в жизни. Мой муж оказался чудовищем. Так бывает. Но я всегда в чем-то была эгоисткой. Поступить иначе не могла. В тюрьме… Я познакомилась с одним человеком. Он заменил мне документы. У меня появились документы другой умершей женщины. А эту женщину похоронили под моей фамилией. Так стало считаться, что я официально умерла. Он занимал высокое положение в органах. После этого подлога мы с ним выехали в Штаты. Я виновата в том, что не забрала Василия с собой. Но мне казалось: ребенок уничтожит мое счастье, которое далось такой дорогой ценой. Потом я все-таки решила забрать Васю, но… У меня начались проблемы с законом. И я снова попала в тюрьму. Уже в Америке. Когда я вышла из тюрьмы…

— Вышла из тюрьмы?

— Да. Я же сказала, что в Америке у меня были проблемы. Я сидела за банковское мошенничество. Деньги удалось мне спрятать. Словом, я вышла из тюрьмы и стала богатой женщиной. Тогда я сразу нашла своего друга, с которым встречалась одно время и попросила кое-что сделать для Василия. Друг мой стал очень известным адвокатом…

— Адвокатом… — я начала что-то понимать.

— У него была семья. Я уговорила его найти Васю. Жена его оказалась хорошей женщиной. Он сказал ей, что Вася его сын. Конечно, это было не так, но ради меня он пошел на эту ложь. Она согласилась его усыновить. Когда они усыновили Василия, ему уже шел 15 год. Но я думала — лучше позже, чем никогда. Я стала готовить все для отъезда Васи ко мне. А потом убили эту девушку. И тогда мой друг, приемный отец Васи, привез его ко мне на время. Это стоило огромных денег, но от преследования закона мне удалось его спасти. Я открыла Васе всю правду. Казалось, он меня простил. Но через время его потянуло на родину. Мы договорились, что время от времени он будет ко мне приезжать. А я решила для себя, что буду все время за ним следить. Тем временем мой друг, адвокат, приехал в Штаты со своей женой. Мы снова встретились, между нами вспыхнули старые чувства. Он бросил свою жену, официально развелся с ней, и мы поженились. Мы жили очень счастливо… Два года назад он умер от рака. Я до сих пор оплакиваю его смерть. С тех пор в моей жизни остался только Василий. И еще ты. Я все время следила за тобой. Вера у меня на содержании. Я плачу ей достаточно много, и она следила за всем, что происходит в доме. Когда она сообщила, что случилось с тобой, я моментально примчалась сюда. Ты та женщина, которую я искала долгие годы. Ты единственная, кто способен помочь мне спасти Василия.

— Я не знаю, как.

— Для этого я здесь. Именно поэтому я так тщательно следила за тобой с помощью Веры. У меня есть план. Но никто не должен о нем знать. Ситуация стала слишком серьезной, и если мы не будет осторожны, Василий погибнет. А с ним вместе погибнешь и ты.

— Что же я должна услышать от тебя?

— План. У меня есть план. И ты поможешь мне сделать так, как я собиралась. Я продумала его до деталей. Я все тебе расскажу, но только не сейчас. Сейчас достаточно того, что ты уже услышала. Тем более, что и времени нет — сейчас к тебе придут.

— Кто придет?

— Ты знаешь, кто.


— А этот план… Он не причинит ему вред?

— Что ты называешь вредом? Ты предпочитаешь, чтобы он убивал дальше?

— Нет! О Господи… Нет.

— Тогда у нас не остается другого выхода. Он будет жить, но больше не будет убивать.

— Ты клянешься, что он будет жить?

— Клянусь.

— Тогда я с тобой.

— Я и не сомневалась. Скажи мне только одну вещь. Что ты способна сделать ради Василия? Можешь ли ты пойти на все?

— Могу. И уже пошла. Мне было проще убить себя на пике счастья, чем предать его или расстаться с ним. Любовь такой силы, что не страшна и смерть.

— Любовь такой силы, что не страшна и смерть, — почему-то она повторила мои слова с каким-то благоговейным ужасом, словно одновременно и опасалась меня, и восхищалась мной.

Мне все больше и больше нравилась эта женщина. Теперь я не сомневалась, что она его мать. Она была такой же отчаянной, как и Вирг Сафин. От нее он унаследовал свое безумие. Но это не отталкивало меня. Наоборот.

Ее посещение породило во мне надежду, которую я считала давно утерянной. Эта надежда согрела мне душу не как жаркий костер, но как теплое, надежное пламя свечи. Я улыбнулась. В меня возвращалось теплое дыхание жизни. Она протянула мне руку, и я пожала ее в ответ. После этого она наклонилась совсем близко и прошептала мне на ухо всего несколько слов. Сквозь меня словно пропустили электрический ток — от ее слов я даже задрожала всем телом. Теперь я понимала: это — спасение. Теперь я буду жить. Жить, несмотря ни на что!

Сильвия нагнулась поцеловать меня. Глаза ее теперь смотрели бодро. Махнув рукой на прощанье, она выскользнула из палаты так тихо, что я не расслышала даже стука двери, захлопнувшейся за ней.

Я закрыла глаза, пытаясь заснуть. Очнулась от звука вновь открывшейся двери и тихого звука шагов и встретилась с глазами Вирга Сафина, смотрящими на меня в упор.

Очень тихо он стоял возле моей кровати. Лицо его было искажено. Странные, непривычные для меня искаженные черты его лица выражали только одно — страдание.

— Мара… — голос его звучал так тихо, что мне казалось, будто я сплю. Он явно не знал, что сказать, поэтому тихонько повторял, — Мара… Мара…

Потом он неловко подвинул табуретку к кровати и сел рядом. Руки его дрожали. Чтобы я не видела этого, он прятал их под полами накинутого на плечи белого халата. Глаза его страдали из-за меня!

— Как ты себя чувствуешь? — прошептал он, — тебе больно?

— Нет, боли нет, — я покачала головой, — и я буду жить.

— Я знаю. Теперь ты точно, обязательно будешь! — у него вырвался всхлип. Я смотрела на него во все глаза. Он сдерживался, чтобы не убежать, не заплакать. Мне никогда не доводилось видеть его таким. Наивно стремясь скрыть от меня свое состояние, он заерзал на табуретке.

— К тебе в палату кто-то заходил?

Наверное, в воздухе еще оставался терпкий аромат духов Сильвии. Я сразу насторожилась от его вопроса.

— Врач. И еще была медсестра.

— Я же чувствую чьи-то духи. И не твои.

— Медсестра снимала капельницу.

— Понятно. Я… я не знаю, что должен сказать.

— Тогда ничего не говори, если не знаешь.

— Я все-таки попробую. Я очень сильно люблю тебя, Мара. Я не могу тебя потерять.

— Я тоже люблю тебя очень сильно, Вирг Сафин.

— Тогда зачем? Почему?

— Потому что очень сильно тебя люблю.

Дальше произошло невероятное — из разряда самых фантастических вещей, которые я просто не могла себе представить. Вирг Сафин заплакал. Драгоценные слезинки, тяжелые капли горькой влаги, ничем не сдерживаемые, катились по его щекам. Глаза его заблестели как драгоценные бриллианты и стали такими огромными, что тут же заслонили весь мир. Они были похожи на сверкающие драгоценности черного цвета, и, задыхаясь, я не могла оторвать от них взгляд.

Он плакал, глядя на меня. Он соскользнул с табуретки вниз, на колени, на пол. Он стоял на полу, на коленях, перед моей больничной кроватью, зарыв лицо в складки моего жесткого больничного одеяла, и плакал. Руки его, распростертые вдоль поверхности одеяла, дрожали, как у обиженного младенца, и от этого я испытывала настоящую физическую боль.

Теперь я точно знала, как должна сделать, как должна поступить, и что должно произойти, чтобы этот высший момент единения наших душ стал, наконец, нашей жизнью. Нашей совместной жизнью, в которой мы больше уже не расстанемся с ним ни в этой жизни, ни в той, другой. Не расстанемся уже никогда.

Потом, успокоившись, он все так же сидел на полу возле моей кровати, с силой обхватывая руками мои бессильные ноги под одеялом, словно пытаясь удержать меня на земле. И говорил, все говорил, и картины из его разговора оживали прямо перед моими глазами. И я понемногу начинала понимать, что произошло в ту роковую ночь, и кто оставил меня на земле.

Меня спас он. Он решил спуститься вниз, в столовую, чтобы принести мне стакан воды и сок. Он накинул халат и спустился. В карман халата он положил мобильный телефон. И, конечно, в этот момент ему позвонили.

Звонил директор одного из его ресторанов. Там возникли какие-то проблемы, и чтобы их решить, потребовалось его личное участие.

Когда все переговоры закончились, он вдруг обратил внимание на то, что в доме удивительно тихо. Никакого звука. И еще удивился тому, что я не спускаюсь вниз. Забыв про воду, которую должен был мне принести, он поднялся в Фиолетовую комнату, но увидел, что меня там нет. Тогда он бросился в мою комнату. Дверь была открыта, в комнате темно. Он стал звать меня. Я не откликалась. Увидев приоткрытую дверь ванной, бросился туда, включил свет…