Чистильщики

Рассказ уложился всего в пятнадцать минут, не более того. Вот казалось бы — вся жизнь Юсаса, столько событий — и всего пятнадцать минут! Родился, жил, воровал, встретил Дегера… ну и так далее.

Выслушав, Серх и Элена долго молчали, потом девушка, которая явно была лидирующей в их паре, тихо сказала:

— Спасибо.

— За что? — удивился Юсас.

— За то, что нам поверил. За то, что рассказал. Теперь я тебя понимаю. Но это ничего не меняет. Понимаешь… мы помогали этому гаду убивать детей. Ведь мы за ним ухаживали, убирали в доме… мыли пыточную. А иногда он заставлял нас смотреть…

— Не надо, Эля! — Серх вздрогнул, и побелел. — Не надо! Не хочу!

— Вы не виноваты! — сказал Юсас, и сам себе не поверил. — Вы ведь не убивали!

Сказал и поразился, какими стеклянными, безумными стали глаза обоих собеседников. Сказал и осекся. Неужели… ох, лучше не углубляться! Лучше не углубляться!

— Они мучились… — глухо сказала Элена. — Они умирали. И нам иногда приходилось… не бросать же их живыми?

— Не надо! — Серх вдруг вытянулся, сделался совершенно белым, как полотно, и внезапно его тело изогнулось, и он забился в судорогах, страшно перекручивающих, выгибающих спину до хруста костей. Элена вскочила, бросилась к нему, ухватила за голову:

— Дай какую-нибудь палку! Я в зубы суну! А то он язык откусит! Скорее!

Юсас оглянулся по сторонам, заметил на кухонном столе деревянную ложку-черпак и сунул ее в руку Элене. Та с видимой силой разжала зубы брата, вставила туда ложку — так, будто делала это уже не первый раз — положила его на бок и присела рядом, держа его за руку и следя за тем, чтобы дергаясь он не лег на спину и не захлебнулся пеной и рвотой.

— Его по голове били, — сказала она тихо, спокойно, но Юсас видел, как вздрагивает ее рука, как мелкой дрожью трясется спина. — Он редко так делает, но если делает — тогда помочь ничем нельзя кроме как не дать откусить язык. Когда первый раз у него случилось, он долго не мог разговаривать. Язык надкусил. С тех пор все больше молчит.

Она помолчала и добавила, глядя в пространство:

— Он скоро очнется. И будет слабый, ходить не сможет. Ты поможешь мне отнести туда, где этот…

Элена замолчала, сглотнула:

— Я хочу, чтобы он видел. Все видел. Ты обещал ЕГО отдать нам.

— Детям не будешь показывать?

— Нет. Они не понимают. Да и не нужно им. А нам — нужно. Я знаю — нужно. Мы должны убить Зло. ДОЛЖНЫ.

Она сказала это с таким нажимом, что Юсас осознал — да, должны. Иначе как потом жить? Надо видеть, что Злу — конец! Надо самому его убить!

— Он одержимый… — зачем-то сказал Юсас, и понял, как это глупо. Какая разница — одержимый Гримал или нет? Главное, чтобы его не было. Его, и таких как он! Очистить мир. Очистить от таких, как он! И тогда мир будет хоть немного чище.

— Чистильщики, — сказал Юсас, и сам удивился своим словам. Но повторил. — Чистильщики!

— Чистильщики… — повторила девушка и впервые за весь разговор взглянула Юсасу в глаза. И его вдруг едва не затрясло — такая боль, такая печаль, такой ужас был в глазах девушки! Она боялась не умереть. Она боялась жить.

Юсас замер. Что он слышал от Толи про одержимых? Он что-то говорил о том, что можно забрать, вытащить демона из одержимого, всосать его в себя. А потом пересадить в другого человека. А еще — можно ак-ти-ви-ро-вать. Он так говорил. Сделать какого-то Альфу из одержимого, и тогда этот Альфа будет сильнее, быстрее всех одержимых. А еще — сможет активировать других Альф. И его очень трудно убить. Вот как Толю, к примеру. Или как его, Юсаса.

Они тогда проговорили с ним целый день. Толя рассказывал о том, откуда он пришел. Кто его приемная мама. Какая замечательная у него жена и названный брат — такой же, как Юсас. А еще — о том, как чистил мир от дряни вроде Гримала. Нет, таких как Гримал он не встречал, это настоящее Зло! Но кто знает, что выросло бы из обычных одержимых, если бы они росли, развивались дальше? Какое зло бы они творили? Может стали бы гораздо хуже, чем Гримал? Хотя — нет, хуже Гримала быть нельзя. Это невозможно.

А еще одна мысль все-таки не давала Юсасу покоя — зачем такому обеспеченному, даже богатому человеку еще и управление уличными нищими? Жалкие монеты несчастных людей — неужели они нужны были Грималу? Или он был настолько жаден, и не мог бросить начатое дело? Надо было спросить у него на допросе. Но теперь уже и не хочется. По большому счету — какая разница? Ну вот нравилось ему измываться над нищими, и что?

— Скажи, а он сюда не приводит нищих? Ну… в пыточную?

— Приводил, — тут же откликнулась Элена. — Он их пытал, как и всех… остальных. Он многих приводил, почти каждый день. И гости пытали.

Юсас знал про гостей. Он практически все про них знал. У Гримала давно уже образовался свой… круг, если можно так назвать. Нет, не круг — клиенты! Они платили Грималу, приходили в определенные дни и делали то, что хотели. Делали ВСЁ! А он брал деньги и смотрел. Кстати, не так уж и много брал — по крайней мере с его слов. Ему нравилось смотреть.

Юсаса передернуло. Ему теперь хотелось забыть все, что он услышал. Но забыть он не мог. А еще, вдруг подумалось о том, что мог бы сделать Элену и ее брата одержимыми. Зачем? Затем, чтобы теперь они чистили мир. Этот мир точно нуждается в чистке. Определенно!

— Элена, скажи… — Юсас замер, подбирая слова, а девушка внимательно посмотрела в его глаза, и Юсасу показалось, что в них мелькнуло что-то новое. Что-то оттуда, из ее прошлой жизни. Доброе. Обычная девчонка, не более и не менее. Красивая, пухлогубая, стройная. Мечта, а не девочка!

Но это «что-то» ушло из глаза Элены, и снова она сделалась холодной, бесстрастной, будто спряталась за каменную маску.

— Скажи… а если бы ты смогла почистить весь мир? Если бы ты сумела это сделать? Убить таких мразей, как Гримал!

— Если бы… — Элена вздохнула. — Я всего лишь девушка. Слабая, неумелая, которая даже ножом ударить врага не сможет. Меня убьет первый же одержимый. Но да! Я хотела бы! Я бы жизнь положила на это! Я все равно что мертва. Так чего мне бояться?

— А если я смогу сделать тебя одержимой? Тебя и твоего брата? Будешь жить? Станешь сражаться с негодяями? Убивать работорговцев? Мучителей, вроде Гримала?

— Ты правда это можешь? — глаза Элены расширились, став огромными, как блюдца. Или Юсасу это показалось… Он просто утонул в этих глазах! Он нырнул в них, чтобы никогда уже не вынырнуть! И тут же с трепетом и даже ужасом понял — он влюбился! Он влюбился в эту искалеченную жизнью девчонку!

— Могу. Но только при одном условии: ты не бросишь этих детей. Ты воспитаешь их так, как положено. Чтобы они выросли хорошими людьми! Чтобы они никогда не стали грималами! Сможешь?

— А откуда ты знаешь, что я хорошая? А если я сама стану такой же, как…


Элена запнулась, но Юсас понял и отчаянно замотал головой:

— Нет! Ты другая! Ты хорошая, я знаю! Ты не можешь быть плохой!

— Ты влюбился в меня… — губы Элены тронула тень улыбки, но девушка тут же посерьезнела и сделалась еще более хмурой, чем до того. — А ведь ты меня совсем не знаешь. И возможно, если бы ты видел, как я… как со мной… ты бы шарахнулся от меня. Ты бы меня возненавидел! Я делала такие вещи… со мной делали такое, что… я даже говорить об этом не могу! И не хочу. Я грязная! Я… я…

— Замолчи… — Юсас вдруг поднялся со стула, шагнул к Элене и, опустившись на колени рядом с ней, порывисто взял в руки ее голову. Заглянул в глаза, и медленно, осторожно прижал голову девушки к груди. — Ничего не было. Совсем ничего! Это сон. Это страшный сон! И он уже закончился. Он навсегда закончился! Теперь ты со мной, и я не дам тебя в обиду. И мой брат, Толя — не даст в обиду! Знаешь, какой он сильный? Какой он быстрый и смертоносный?! Да по сравнению с ним все воины мира — просто дети! Он научит нас приемам. Он научит нас, как бороться с одержимыми. И мы вместе вычистим этот мир!

Юсас почувствовал, как рубаха на груди стала горячей, а плечи девушки затряслись. Она плакала — навзрыд, но тихо, так тихо, что сколько бы он не прислушивался, не мог уловить рыданий. Наверное, привыкла так плакать, чтобы не привлекать внимания. Или чтобы не доставлять удовольствия мучителям…

Серх очнулся минут через двадцать. Вначале он вроде как заснул (Юсас даже заволновался — жив ли?!), а когда проснулся, был слаб настолько, что Юсасу пришлось оставить его лежать на полу — Серх не мог даже сидеть на стуле, все время норовил свалиться. Потому они с Эленой решили — пусть лежит. Накрыли его принесенной Эленой простыней и ждали еще час, когда он как следует очнется.

Наконец, Серх начал говорить, хотя и слабо, постоянно запинаясь, подбирая слова. Было видно, что речь дается ему с большим трудом. Однако он все понимал, и когда Элена рассказала ему о том, что предложил Юсас — так же, как сестра вытаращил глаза от удивления, вдруг став удивительно похожим на нее.

Юсас даже поразился — одно лицо! И как он раньше этого не замечал? Только Серх как-то помассивнее в чертах лица, что ли… покрупнее. Или погрубее. А вообще — одно лицо!

Когда заговорили о том, что делать с Грималом, Серх тут же заявил, что он не будет просто лежать. И что он встанет через час, сможет ходить, так что не надо его считать за совсем уж дохляка. А еще — спросил, когда Юсас сможет сделать его одержимым.

Вот тут Юсас и застопорился. Честно сказать, он совершенно не представлял, как это сделать. Как «наградить» кого-либо демоном, и как этого демона извлечь из одержимого. Толя что-то говорил на этот счет, но как-то… обще, без подробностей. Мол, «я вытащил ее, втянул в себя Тварь из одержимого, а потом перекинул в тебя». Ну и… все. Как он втянул? Как перекинул? Каким способом? Неизвестно.

Как развеять туман неизвестности? Только одним способом. Только одним…

Юсас оставил Элену ухаживать за Серхом и отправился туда, куда идти ему совсем не хотелось.

Гримал был жив, хотя выглядел не очень хорошо. Порезы на боках уже закрылись, но крови пролилось немало, и она покрывала все его тело, особенно ноги. На полу под ногами скопилась целая лужа липкой, темно-красной субстанции вперемешку с дерьмом. Но одержимому все было нипочем. Он за это время даже слегка укрепился духом, и когда Юсас появился в дверях пыточной, сходу заявил, что если его не отпустят, влиятельные друзья отомстят за него так страшно, что Юсас обязательно пожалеет. И это заявление было таким глупым, что невольно вызвало у Юсаса кривую усмешку — ну даже если отомстят, что вообще-то сомнительно, ну так и что? Грималу-то от этого как будет? Хорошо? Рад будет? Мертвый-то?

Юсас тут же сообщил об этом обстоятельстве, на что Гримал выдал фонтан ругательств, и тут же возникла мысль — а может отрезать ему язык? Юсас озвучил эту идею, а потом ухватил Гримала за волосы и сунул лезвие ножа пленнику в рот, разрезав при этом губу и выломав передний зуб. Что вначале заставило Гримала как следует повыть, а потом успокоиться.

Подойдя к Грималу, Юсас положил руки ему на плечи и постарался сосредоточиться, почувствовать ту тварь, что сидела в этом негодяе. Как почувствовать, как это сделать — Юсас совершенно не представлял!

Закрыл глаза и постарался увидеть. Увидеть не глазами — мозгом! Всей душой!

Тьфу!

Смачный плевок ударил в лицо Юсасу, и Гримал радостно заржал:

— На, тварь! Получи! Погоди еще, скоро Берген придет, и тогда тебе точно конец! Ублюдок! Говорю — быстро, освободил меня, и валишь отсюда как можно быстрее, и как можно дальше! Иначе я твои яйца на кулак намотаю!

Юсас вытер глаз, залепленный красно-зелеными соплями, и едва удержался, чтобы не скривиться. Мерзкая тварь! Ах, ты гад!

Ярость хлынула из Юсаса тяжелым, густым потоком, и он вцепился в глотку Гримала, захлестнутый только одним желанием — удавить! Задушить мерзкого гада!

Мозг отключился. Действовали только руки, управляемые яростной душой.

И тогда Юсас почувствовал. Он ощутил демона, сидящего в негодяе.

Демон не был похож ни на какое существо. И вообще не был похож ни на что. Это было… как лужица! Лужица воды, разлитой по столешнице. И Юсас знал, что может ее выпить. И выпил.

Гримал закричал, задергался в путах и похоже что потерял сознание. А Юсас… Юсас почувствовал, как стал… полнее. Нет, не толще, не шире — полнее. Как бывает полна кружка с вином.

Вина может быть на самом донышке, или оно плещется через край. Так вот «вино» Юсаса сейчас заполняло его только на четверть. То ли демон был совсем маленьким, то ли «кружка» Юсаса была достаточно велика, но только — что есть, то есть. В Юсаса уместится еще много, много демонов! Штук пять еще, не меньше. А может и десять.

А еще он почувствовал, как чужая сущность внутри него подняла бунт. Юсаса переполнила злоба, такая злоба, какой у него не было никогда в жизни. Была ярость, была жажда мести, злость, но Злобы — никогда не было! Когда хочется убить всех, когда подозреваешь и ненавидишь весь мир, когда ты один — против всего, против всех, против ненавистного злобного мира!

И нет у тебя ни друзей, ни родни, ни любви — только злоба и ненависть, а еще — желание, яростное желание причинять боль!

Нет. НЕТ! У меня есть друзья! У меня есть… любовь! Нет! Ты не будешь таким! НЕТ!

Юсас чувствовал, как демон растворяется в его сущности, как он «мягчеет», как из злобного цепного пса вдруг показывается ласковая домашняя собачонка.

Да, все-таки на самом деле демон по сути своей ничто. НИЧТО! Как нож. Как топор. И только попав в руки злому, подлому человеку, он становится опасным. Жестоким. Кровожадным. Оружие, но не хозяин.

Я хозяин! А ты — слуга! И так будет всегда!

Демон завозился в сознании, как кошка на подстилке, и… растворился в душе Юсаса. Все. Укрощение демона свершилось.

Юсас поднялся с пола, на который умудрился упасть во время борьбы с демоном, и оглянувшись, замер. На пороге стояла Элена и смотрела на него странным, но… каким-то теплым взглядом. Будто увидела в первый раз. А потом ее глаза часто заморгали, девушка, сделав несколько быстрых шагов, подошла к Юсасу и обняла его. И так они стояли, забыв, где находятся, забыв обо всем кроме этих рук, этих губ, этого упругого, теплого и такого родного тела.

Так бывает. Люди, которые несколько часов назад и знать не знали друг о друге, вдруг становятся странно близки. Так близки, как бывает после долгих, очень долгих лет знакомства и дружбы.

Так бывает на войне, когда людям нечего терять, кроме своей жизни. И каждый человек открыт и прозрачен, как стеклянный кувшин. А они ведь теперь тоже на войне. На войне со Злом.

— Ну что же… пойдем лечить твоего брата! — вздохнул Юсас и с трудом разомкнул руки, обнимавшие Элену. И они пошли, ни разу не оглянувшись на висящего в путах маньяка. Им было все равно — сдох он, или еще жив.