Чистая река

– О ребенке.

– Но Джек, ты же знаешь, что ребенок и мать…

– О том ребенке, которого носишь ты, – сказал он, положив свою большую ладонь на ее плоский живот.

В ее глазах мелькнул испуг. Она легонько его оттолкнула.

– Тебе что, кто-то рассказал?

– Никто мне ничего не рассказывал. Пожалуйста, только не говори мне, что я должен был узнать об этом последним.

– Я только вчера виделась с Джоном – откуда тогда ты все знаешь?

– Мэл, – мягко сказал он, ласково проводя тыльной стороной ладони по ее щеке, – твое тело меняется. У тебя не было менструации. Какое-то время я думал, что тебе, возможно, сделали гистерэктомию[54] или что-то в этом роде, потому что не замечал месячных с тех самых пор, как мы впервые занимались любовью, но потом под раковиной в ванной я обнаружил синюю коробку. Ты больше не пьешь пиво, и тебя время от времени тошнит. Не говоря уже о том, что сейчас ты утомляешься сильнее, чем обычно.

– Боже! – удивилась она. – Никогда бы не подумала, что мужчина может это заметить. Только не такие детали.

– Итак?

Она вздохнула.

– Я вчера ездила к Джону, чтобы убедиться в своих подозрениях. Я беременна. Уже три месяца.

– Ты же акушерка. Как ты могла не понять этого уже через три недели?

– Потому что считала себя бесплодной. Бесплодной, понимаешь? Мы с Марком сделали все, чтобы завести ребенка, даже попробовали экстракорпоральное оплодотворение. Но безрезультатно. Это последнее, чего я могла ожидать.

– Ух, – произнес Джек, наконец-то осознав, почему Мэл скрывала от него свою беременность. – Что ж, вот мы и приехали.

– Мне очень жаль, Джек. Ты, наверное, считаешь меня круглой дурой.

Он поцеловал ее.

– Конечно, нет. Мэл, я люблю тебя.

Она замерла на секунду.

– О боже, – наконец выдохнула она, из глаз у нее хлынули слезы. – Господи, Джек! – Мэл уткнулась лицом ему в грудь и зарыдала.

– Эй, детка, нет повода для слез. Ты что, слегка удивлена? Поверь, я удивлен не меньше, – засмеялся он. – Никогда не думал, что со мной может такое произойти. Это так удивительно, что у меня чуть ноги не подкосились. Но я люблю тебя. – Она продолжала тихонько плакать. – Все в порядке, дорогая. Все будет хорошо. – Он погладил ее по волосам. – Насколько я понимаю, ты хочешь оставить этого ребенка.

Она подняла голову.

– Я жуть как хотела ребенка. Но хочешь ли его ты? – спросила она. – Я имею в виду, тебе ведь уже сорок.

– Я готов на все, если ты этого хочешь. На все. Кроме того, я люблю детей. И вообще, я без ума от беременных женщин.

– И когда ты окончательно все понял? – спросила она.

– По меньшей мере месяц назад. – Он положил руку ей на грудь. – Не болит? Ты не заметила изменений? У тебя соски потемнели.

– Я отказывалась это замечать, – призналась она, вытирая слезы. – Я отчаянно хотела ребенка, но смирилась с тем, что у меня его быть не может. Иначе, конечно, так не поступила бы.

– А как бы ты поступила?

– Если бы я допускала хоть мизерную возможность того, что забеременею, то как минимум убедилась бы, что ты хочешь семью, чтобы мы могли вместе принять подобное решение. Я бы все тебе рассказала. Обернись все именно так, никаких проблем бы не возникло. Мне очень жаль, что на тебя все так неожиданно свалилось.

– Слушай, этого просто не могло произойти при таких-то обстоятельствах. Тебе бы никогда не пришло в голову попытаться завести ребенка, поскольку ты была уверена, что это нереально. Так что… возможно, и хорошо, что вышло именно так.

– А что, если бы все произошло по-другому? Если бы я сказала, что хочу ребенка больше всего на свете, и попросила бы тебя попробовать завести его вместе со мной?

Джек притянул ее к себе.

– Я был бы счастлив тебе в этом помочь, – улыбнулся он, глядя ей в глаза.

– Я даже не знаю, что сказать. Ты готов принять все что угодно. Ты удивительный человек. Я боялась, что ты жутко разозлишься.

– Не-а. Единственное, что меня разочаровывает, это то, что я так долго тебя искал.

– Даже со всеми моими проблемами?

– Я не считаю это проблемами. – Он наклонился и поцеловал ее в живот. – Как по мне, это главный приз.


– Ты действительно этого хочешь?

– Я ведь уже сказал тебе, – улыбнулся он. – Да, хочу. Это делает меня счастливым.

– Боже, – выдохнула она. – Я так боялась.

– Почему?

– Ну, мало ли, вдруг ты крикнул бы: «Вот дерьмо, мне уже сорок! Что мне делать с этим ребенком?».

Услышав это, он рассмеялся.

– Но я же этого не сказал, верно? Нет, я готов. Семья – это хорошо.

– Джек, – задумчиво произнесла она, – я все еще боюсь.

– Чего?

– Того, что мне нужно в нас поверить. Моя последняя попытка сделать нечто подобное закончилась очень плохо. Я думала, что не переживу этого. И до сих пор ни в чем не уверена.

– Что ж, тебе просто нужно собрать волю в кулак и поверить в себя, – кивнул он.

– Думаю, я могу это сделать, – согласилась она. – Если ты меня подстрахуешь.

– Обязательно, – пообещал он. – Я же еще ни разу тебя не подводил, ведь так?

Она прижала ладонь к его лицу.

– Нет, Джек. Можешь быть уверен – ни разу.

______



Джеку довелось наблюдать, как его зятья надувались от сочащейся тестостероном гордости, когда их жены беременели и рожали им детей. Он никогда даже не пытался делать вид, что действительно их понимает. Его всегда больше занимали вопросы собственной карьеры и дела своих солдат; тогда ему казалось, что беременность – это, возможно, наихудший вариант карьерного самоубийства для мужчины, которое может с ним случиться. Он не понимал их мужского эго; ему казалось, что у его сестер просто-напросто портятся фигура и характер.

Но теперь все встало на свои места. Джеку казалось, что его грудь вот-вот взорвется от распирающей его радости. Внутри него полыхало пламя, и ему приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не начать бегать вокруг, победно размахивая флагом. Он не мог дождаться, когда они с Мэл наконец начнут строить планы на жизнь, поженятся, объявят всему миру, что они теперь вместе навсегда, и заведут ребенка.

Мэл выставила его из своего дома, посоветовав позаботиться об ужине для посетителей бара, пока она сама будет смывать в душе усталость после долгой ночи со сложной пациенткой. Она пообещала приехать в город, чтобы выпить в баре диетической колы и рассказать присутствующим, что у Энн, Джереми и их малыша все в порядке. А потом они вместе вернутся домой.

Он уже почти доехал до города, когда вдруг развернулся и погнал обратно. Проповедник мог слегка вспылить, оставшись наедине с барной стойкой и необходимостью готовить, но желание подержать Мэл в своих объятиях еще минуту-другую было необоримым. Джек на цыпочках поднялся по ступенькам крыльца, снял ботинки и бесшумно открыл дверь. Он ожидал услышать шум включенного душа, но вместо этого до него донеслись звуки ее плача.

– Мне очень жаль, – говорила она кому-то сквозь слезы. – Мне очень, очень жаль. – Затем она коротко всхлипнула. – Я этого не планировала. О, Марк, пойми меня, пожалуйста…

Джек украдкой заглянул в спальню, и его глазам предстала странная картина: Мэл сидела на краю кровати и разговаривала с фотографией своего усопшего мужа. Боль от увиденного пронзила его словно ножом; его сердце чуть не разорвалось.

– Пожалуйста, пойми, я даже представить себе не могла, что это произойдет! – восклицала она. – Я оказалась совершенно не готова. Для меня это стало полной неожиданностью. Обещаю, я никогда тебя не забуду!

Он тактично кашлянул, и Мэл подпрыгнула от неожиданности. Когда она повернулась в его сторону, по ее щекам текли слезы.

– Джек! – ахнула она.

Он поднял руку.

– Я, наверное, пойду, – мрачно произнес он. – Ты можешь обсудить это с Марком наедине. До встречи.

Он повернулся, чтобы уйти, но она бросилась за ним, схватив его за рубашку.

– Джек, пожалуйста…

– Все в порядке, Мэл, – ответил он, но в его глазах отразилась глубокая печаль. Он выдавил из себя слабую улыбку. – Не думай, что я не знал, с чем имею дело.

– Нет! Ты не понимаешь!

– Конечно же, понимаю, – сказал он, нежно погладив ее по щеке. – Не торопись. Я никуда не собираюсь теряться. Просто вернусь в бар. Думаю, мне нужно немного выпить.

Джек вышел из хижины, прихватил с крыльца ботинки и сел в свой пикап.

«Что ж, – подумал он, – возможно, лучший день в моей жизни обернулся полным дерьмом. Она все еще думает о нем. Возможно, Мэл лишь пытается играть в любовь, делая вид, что принадлежит мне, однако на самом деле это не так. По крайней мере пока».

Разве он не понимал, что рискует, полюбив ее? Что она не сможет так просто забыть Марка? Никогда?

«Какого черта! – сказал он себе. – Пускай даже она никогда не будет полностью принадлежать мне, все равно он не может вернуться из могилы и утащить ее с собой. И этот ребенок мой. Я его хочу. И ее тоже. Всю, целиком и полностью…»