Чикатило. Явление зверя

– А вот это весьма интересно! Виталий Иннокентьевич, пожалуйте-ка на экзекуцию.

Капитан принял дело, полистал.

– Потрудитесь объяснить, по какой причине вы отсеяли этот случай? – спросил ученый.

– Я не видел этого дела, – задумчиво ответил Витвицкий.

Овсянникова через плечо Витвицкого заглянула в материалы.

– Это я отсеяла.

Некрасов перевел взгляд на старшего лейтенанта.

– Тогда вопрос переадресовывается вам, Ириша.

Некрасов смотрел на девушку как учитель на ученика, допустившего нелепую, несуразную ошибку.

– Я подумала… – смущенно начала Овсянникова.

– Это же закрытое дело! – перебил ее Витвицкий. – Убийца найден, осужден. Приговор приведен в исполнение, – он вернул папку профессору. – Смотрите сами.

Некрасов с ехидством оглядел молодых коллег.

– Круговая порука, ясно. Что, Виталий Иннокентьевич, на западном фронте наметились разительные перемены?

Теперь пришла очередь смущаться Витвицкому.

– Я вижу, что дело закрыто, – продолжил психиатр. – Только это ничего не значит. Посмотрите на характер убийства.

– Все равно не сходится, – возразил Витвицкий. – У жертвы глаза не выколоты, а завязаны.

– И что это значит? – спросил Некрасов.

– Что это была его первая жертва? – Овсянникова едва не подпрыгнула на месте от озарения.

– Милая барышня, браво! – прищелкнул пальцами мужчина. – А вам, Виталий Иннокентьевич, двойка.





* * *


События, которые легли в основу уголовного дела, определенного Некрасовым как первое в кровавой цепочке преступлений Чикатило, начались пять лет назад.

…Был обычный вечер буднего дня, супруги Чикатило коротали время у телевизора. Шел фильм «Следствие ведут знатоки», серия «До третьего выстрела». На экране подростки из компании Лехи-Ледокола дрались с шайкой Топориков.

– Ох, до чего ж страшно, – зябко поежилась Фаина.

– Что страшно?

– Вот это вот, – она кивнула на экран. – Шпана, подростки, драки… Вчера на работе Люда рассказывала – после танцев у нас в парке тоже драка была, заводские с первомайскими сцепились. Двоих на «Скорой» увезли, одному голову пробили.

– Парни всегда дерутся, во все времена, – рассеянно ответил Чикатило, поглядывая одним глазом на экран, а другим в газету.

– А Юрко-то наш как же! – не унималась Фаина. – Он ведь тоже через лет пять…

– Фенечка, успокойся, – ласково сказал муж. – Юрик не такой. Все будет хорошо.

Чикатило встал, достал из шкафа пиджак, оделся. Жена удивленно посмотрела на него.

– А ты куда это на ночь глядя?

– Олег Тележенко, ну, с работы, крючки обещал поднести, ему тесть из Красноярска прислал, немецкие, лаковые. Третий номер, заглотыши. Я быстро, одна нога здесь, другая… тоже здесь, – мужчина засмеялся.

– Кино бы досмотрел, – укорила мужа Фаина.

– Неудобно, Фенечка, человек же ждет.

Чикатило вышел, оставив супругу перед телевизором.

Спустя несколько минут он уже подходил к зеленому «Москвичу», припаркованному возле дома. В салоне сидел мужчина средних лет, курил, поглядывая на часы. Чикатило открыл дверцу, сел на пассажирское сиденье.


– Здорово! Шо так долго? – хозяин машины выкинул окурок.

– Жена, – коротко ответил Чикатило.

– Понял. Принес?

Чикатило кивнул:

– Как договорились.

Он достал из-за пазухи бумажный сверток, передал владельцу автомобиля. Тот попытался аккуратно вскрыть сверток, но он был туго перетянут шпагатом.

– Завязал-то как… Хрен распутаешь!

– Зато надежно, – улыбнулся Чикатило.

Мужчина сунул руку в карман, достал нож-кнопарь, щелкнул выкидным лезвием. Перерезав шпагат, он выложил на колени пачку красных червонцев и фиолетовых четвертаков.

– Прикрой, деньги счет любят.

Наклонившись, он начал считать. Чикатило навис над ним, закрыв своим телом и поглядывая по сторонам.

– Полторы, все точно. На, держи, – мужчина передал покупателю ключи. – Бабка там жила. Померла – вот и продаю. Стены еще крепкие, дед мой строил. Мазанка, она, брат, сто лет стоит, если крышу латать.

Чикатило спрятал ключи в карман.

– Я знаю. Только ты языком не трепи, что я у тебя домик купил.

Продавец мазанки улыбнулся.

– Понял, понял. Слушай, а зачем он тебе? – он подмигнул Чикатило. – Баб будешь ебать, а?

– От жены хочу уйти, – сухо ответил Чикатило. – Замучила. Все, бывай здоров.

Чикатило протянул продавцу руку, вылез из «Москвича».

– А, ну святое дело. Давай, и тебе не хворать! – донеслось ему вслед.





* * *


«Смотрите новый художественный фильм „Военно-полевой роман“. Режиссер Петр Тодоровский, в главных ролях Наталья Андрейченко, Николай Бурляев, Инна Чурикова». С афиши с легкой полуулыбкой на проходящих мимо людей смотрела Наталья Андрейченко. Вот только глаза, несмотря на улыбку, у нее были грустными, да и сам фильм вышел невеселым.

Витвицкий и Овсянникова имели возможность в этом убедиться, они как раз выходили из дверей кинотеатра в толпе зрителей.

– Какое страшное было время… – Ирина была задумчива. – Война, разруха эта.

– Почему «страшное»? – с какой-то мальчишеской наивностью не понял Витвицкий. – Победа же. Новая жизнь. Перспективы, свершения…

– Ты сейчас рассуждаешь как мужчина. Победа – это, конечно, прекрасно, но ведь нужно налаживать жизнь, быт, работу искать. Ты видел, кем она работала? – девушка кивнула на грустно улыбающуюся с афиши Андрейченко, затянула, подражая актрисе: – «Пира-а-ажки! Га-а-арячие пира-а-ажки!» На морозе, в варежках этих… Ребенка некуда девать. Ужас!

– Но это же было недолго. И потом… она же нашла свою… своего мужчину.

– Мужчину нашла, – грустно, почти как актриса на афише, улыбнулась Ирина, – а любовь потеряла.

Они подошли к троллейбусной остановке. Там стояли уже несколько человек. Подкатил троллейбус. Овсянникова пригляделась к табличке с номером на лобовом стекле:

– Мой, – она по-товарищески пожала спутнику руку. – Виталий, спасибо тебе за прекрасный вечер. И хороший фильм.

– А как же «ужас»? – улыбнулся капитан.

– Это жизнь, что тут поделаешь. На самом деле фильм отличный, я думаю, его будут смотреть и пересматривать еще много-много лет.

Троллейбус остановился, с шипением раскрылись дверцы. Кто-то вышел, люди, стоявшие на остановке, потянулись в салон.

– Может, я провожу? – несмело спросил он.

– Не нужно, – мягко ответила она и кивнула на другую сторону улицы, – да и гостиница твоя вон – шаг шагнуть.

– Но все же… я настаиваю, – робко попросил Витвицкий.