Чикатило. Явление зверя

– Доброго в этом вечере мало, Александр Семенович, – сухо ответил следователь. – Да, вернулся, как видите. Хотя вы, я полагаю, хотели бы, чтобы я остался в Москве и больше никогда не появлялся в вашем городе.

– Ну что вы, Тимур Русланович! – натужно рассмеялся мужчина. – Мы же отлично сработались, разве нет?

– Если бы мы с вами сработались, мне не пришлось бы иметь вчера достаточно неприятную беседу с заместителем министра, – отчеканил Кесаев. – Кстати, по забавному стечению обстоятельств позавчера в его кабинете побывали вы. Можете это объяснить?

– А должен? – Ковалев откровенно веселился. – Я вроде не ваш подчиненный.

– Оставим глупую пикировку, – поморщился москвич. – Скажите прямо – вас устраивает нынешний объем и качество доказательной базы?

– Целиком и полностью. Дело Шеина, Жаркова и Тарасюка практически полностью раскрыто, и доказательная база не требует корректировок. Эти трое вменяемы, подсудны и будут отвечать за свои преступления.

– Практически полностью? – уточнил Кесаев.

– Конечно, – кивнул полковник. – Расследование мы с вами строили на фактах, а не на домыслах каких-то экспертов. Так ведь?

– Полагаю, что да. Только это ваше «мы с вами», товарищ полковник, звучит немного странно. Похоже, что на самом деле вы не очень-то этого хотите. Как будто мы не с вами вместе одно дело делаем, а каждый сам по себе.

Ковалев в ответ усмехнулся:

– Товарищ полковник, я скажу сейчас абсолютную правду. В Москву я ездил к старому другу моего отца. То, что он является заместителем министра, – чистой воды совпадение. Потому связей я здесь никаких не вижу и намеков ваших не понимаю.

Мужчины посмотрели друг другу в глаза – и оба не отвели взгляда.

– Всего доброго, – сказал Ковалев, отбросил окурок и направился вниз по ступенькам.

Буркнув что-то в ответ, Кесаев вошел в здание.





* * *


История с Таней Глагольцевой не прошла для Чикатило бесследно. На следующий день он сидел в кабинете директора, впрочем, с самым невинным видом, и не оправдывался, а спокойно, в своей обычной манере, объяснял:

– …Я ее на дополнительное оставил, на ключ закрыл, чтоб не отвлекалась. Сам в учительскую пошел, а когда вернулся, ее уже не было в классе.

– Она иначе говорит. Вот, почитайте, – холодно сказал директор и протянул бумагу, исписанную крупным аккуратным девичьим почерком. Чикатило начал читать, часто помаргивая. Директор некоторое время смотрел на него, потом вдруг забрал лист и начал читать сам, вслух:

– «…Сел ко мне за парту, стал обнимать, целовать… Хватал руками за грудь, пытался снять с меня трусы. Я испугалась, отталкивала его, сопротивлялась. Он поцарапал мне ноги, бедра… Он пошел открывать дверь. Воспользовавшись этим, я выпрыгнула в окно».

– Это неправда, – спокойно возразил мужчина.

– И это не первый раз, – не слушая его, произнес директор. – А та история на озере…

– Я же объяснял! – Чикатило развел руками. – Мне показалось, что девочка тонет, я полез ее спасать. Я же не знал, что они так шутят. Ничего постыдного в моих действиях не было. И не могло быть. Это же дети…

– А знаете, как эти дети между собой вас называют, Андрей Романович?

– Вы же не можете воспринимать это всерьез. Это же абсурд, – учитель откинулся на спинку стула.

– Вот это… – директор постучал костяшками пальцев по Таниному заявлению, – никакой не абсурд, а вполне себе конкретные обвинения, на которые я, как руководитель, обязан реагировать. Потому вот вам бумага… – он пододвинул к Чикатило чистый лист, – ручка… – припечатал лист ручкой, – садитесь и пишите заявление по собственному желанию.

Чикатило взял ручку, поднял на директора невинные глаза.

– Вы бы хоть разобрались!

– Пишите, – повысил голос мужчина. – И вон из школы!





* * *


Горюнов, Витвицкий и Некрасов в тот вечер задержались на работе дольше обычного. У каждого было дело – Горюнов просматривал оперативные сводки, Витвицкий штудировал архивные дела в поисках зацепок, а Некрасов что-то увлеченно то ли писал, то ли рисовал в блокноте.

Кесаев вошел в кабинет без стука – он не ожидал тут никого застать. Витвицкий и Горюнов встали.

– Здравствуйте, – Кесаев по очереди пожал им руки.


Некрасов даже не поднял головы, весь погруженный в свое занятие.

– Как съездили, товарищ полковник? – спросил Горюнов.

– Сложно. Евгений Николаевич, уделите мне минутку?

– Да, конечно, – продолжая рисовать, ответил профессор. – Внимательно вас слушаю.

– Я уже знаю о вашем заключении относительно подозреваемых, – начал Кесаев. – Они невиновны. Но…

– Если вы о том, кто настоящий убийца, скажу сразу: понятия не имею, – Некрасов сделал несколько широких росчерков в блокноте. – У меня слишком мало данных и материалов. Я читал выжимку из старых дел, которую подготовил Виталий и симпатичная старший лейтенант. Овсянникова, кажется? Выжимка скудная и формальная.

Витвицкий оторвался от папки с делом, на лице его была обида:

– Но Евгений Николаевич! Вы же говорили, что…

– Подождите, капитан, – оборвал его следователь и навис над Некрасовым. – Что вы хотите?

– Я хочу сам поработать в архиве. Пожалуйста, Тимур Русланович, обеспечьте мне это удовольствие, – ответил ученый и оторвался, наконец, от рисунка.

Он встал, с хрустом вырвал из блокнота страницу, положил на стол перед Кесаевым и вышел из кабинета. На блокнотном листе была изображена упавшая маленькая девочка с задравшимся платьицем.

– А ничего у тебя учитель, – хохотнул Горюнов, обращаясь к Витвицкому. – Как тут говорят: «Швыдкий шо твоя сопля».

Капитан сгорбился, отвернулся к окну. Ему было неприятно то, что сказал профессор про его работу.

– Олег, – разглядывая рисунок, проговорил Кесаев, – завтра же решите вопрос с доступом Некрасова в архив.





* * *


Утро следующего дня выдалось погожим, солнечным. Но капитана Витвицкого это вовсе не радовало. Мрачный, с поджатыми губами, он выложил перед Некрасовым внушительную стопку дел и ушел к своему столу в углу кабинета, предоставленного группе в архиве ростовского УВД.

Некрасов, казалось, мрачного настроения бывшего ученика не заметил. Он открыл папку и с интересом углубился в материалы. Это еще больше расстроило Витвицкого, и он уткнулся в толстенный справочник по судебной медицине.

– Что-то ты сегодня не в настроении, Виталий Иннокентьевич, – неожиданно прогудел Некрасов, не отрываясь от дела.

– Что вы хотите здесь найти? – вскинулся Витвицкий, имея в виду старые уголовные дела, уже по нескольку раз перелопаченные им и Овсянниковой.

– То же, что и ты. Говоря образно – следы нашего преступника, – бодро ответил ученый, что-то выписывая в блокнот.

Витвицкий нахмурился, непонимающе посмотрел на Некрасова. Тот оторвался наконец от материалов, поймал взгляд мужчины.

– Что ты на меня так смотришь, Виталий Иннокентьевич? Э, да ты обиделся, братец…

– Вы же забраковали мою работу! – запальчиво воскликнул капитан.

Некрасов усмехнулся, вынул из кармана коробочку с мятными леденцами, достал один, положил в рот, почмокал, покачал головой и неожиданно подмигнул Витвицкому:

– Не забраковал, а оценил! Работа так себе. Комси-комса. Но я не сказал, что ты неправ. Направление ты выбрал верное и сделал в нем первые шаги. Просто недостаточно углубился в эти дебри. И выписал я тебя сюда вместе с допуском только для того, чтобы продолжить начатое тобой дело вместе.

Открылась дверь, вошла Овсянникова, увидела Некрасова, чуть кивнула:

– Здравствуйте, Евгений Николаевич.

Зато Виталию была адресована полноценная улыбка:

– Доброе утро.

При виде девушки Витвицкий посветлел лицом, поздоровался. Профессор, подметив все это, украдкой улыбнулся, но продолжил разговор:

– Если тебе это неинтересно…

– Интересно, – быстро сказал Витвицкий.

– Тогда давайте работать, – подытожил психиатр и сделал приглашающий жест Овсянниковой. – Садитесь поближе, Ириша. Подключайтесь.

В течение нескольких часов они втроем перебрали более трех десятков дел. Витвицкий, передавая Овсянниковой очередную папку, случайно коснулся ее руки. Оба смущенно улыбнулись, и вновь это не ускользнуло от внимательных глаз Некрасова.

Он открыл очередное, довольно толстое, дело. Полистал, заинтересовался, глаза заблестели как у рыбака, заметившего поклевку.