Человек-тень

– Я уяснила, что по-настоящему опасных людей нельзя выпускать в мир, нельзя выпускать вообще никуда. Их нельзя содержать ни в тюрьме, ни в больнице, ни даже в психушке. Потому что рано или поздно кто-то обязательно облажается. Какой-нибудь полный благих намерений врач или инспектор, ведающий условно-досрочным освобождением заключенных, решит, что их можно выпустить в общество. После чего они причинят вред другим. – Конни начала потихоньку убирать свою правую руку от затылка убийцы. – Они причинят вред любому человеку, который попадется на их пути. Вот что душевная болезнь творит с людьми со слабыми мозгами. Она создает чудовищ.

– О чем ты?

Конни стиснула руку убийцы изо всех сил. Ремень, который она сняла со своей талии и обернула вокруг его шеи, просунув его в пряжку, затянулся с громким щелчком. Она навалилась на убийцу, чтобы тот не смог извлечь из-под своего тела левую руку.

Он попытался высвободить из хватки Конни свою правую руку, но она была к этому готова. Убийца заорал, и это был нечеловеческий вопль. В нем слились возмущение, ярость, ненависть, вызов.

Над ними послышались голоса, они проникали сквозь землю, сквозь деревянную крышку гроба. Вот и звуки раскапываемой земли. У Конни почти не осталось времени. Он изо всех сил потянула за удавку из ремня, и дыхание убийцы стало подобно царапанью гвоздем по грифельной доске. Он сопротивлялся изо всех сил и по-прежнему был гораздо сильнее Конни. Он все еще был опасен. И неизлечим.

В темноте перед глазами Конни возникло другое лицо. Молодой человек, уверенный в том, что с ним говорят пришельцы, отдают ему приказы по какому-то экстрасенсорному каналу. Конни вспомнила, как она лежала под ним, пытаясь вырваться, борясь за свою жизнь.

Убийца вырвал наконец правую руку из потной хватки Конни, потянулся к ее лицу и попытался всадить большой палец женщине в глаз. Она крепко зажмурилась, вертя головой вправо-влево, но чувствуя, как его ноготь давит ей на веко, пытаясь проникнуть к глазному яблоку. Конни схватилась за его мизинец, с треском переломила кость надвое, затем сломала следующий палец. Но убийца все равно продолжал с силой давить на лицо Конни, а она тем временем продолжала натягивать ремень, пытаясь задушить его.

Он не может предстать перед судом.

Он не может прожить свою жизнь в психиатрической больнице.

Фергюса/Харриса нельзя вылечить. Для этого он слишком исковеркан душевно и опасен.

Это была непреложная истина, и Конни знала ее. Она выучила этот урок – урок, который человеку не преподаст ни университет, ни обучающие курсы ФБР, ни опыт практической работы. Этому можно было научиться, только постигнув изнутри.

Сделав особенно глубокий вдох, втянув в себя то крохотное количество кислорода, которое еще оставалось в разреженном зловонном воздухе, Конни освободила руку убийцы. Пускай пытается добраться до ее глаз.

Сделав последнее отчаянное усилие, она всадила пальцы левой руки в его горло, получив тем самым несколько дополнительных дюймов для того, чтобы еще туже затянуть ремень. Большой палец убийцы еще сильнее вдавился в левый глаз Конни, и она услышала, как хлюпнуло ее глазное яблоко, а в мозгу разорвалась граната.

Наверху слышались крики – люди, пришедшие на помощь, раскапывали могилу.

У Конни осталось всего несколько секунд, чтобы закончить дело. Чтобы гарантировать, что правовая система не облажается и не выпустит демона обратно в мир людей. Она должна уберечь тех женщин, мужчин и детей, которые могут оказаться на пути психопата, способного использовать в своих целях других, ничуть не заботясь о том, чего это будет им стоить. Этот человек слишком серьезно болен, чтобы отвечать за свои действия. И чтобы ему можно было помочь.

– Мне жаль, – прошептала Конни. – Другого выхода нет.

Она выпустила конец ремня и вдавила оба своих кулака в уже частично передавленную – ремень сделал свое дело – трахею убийцы.

Взревев, Конни вложила в этот нажим всю свою силу без остатка.

Ноги убийцы задергались, по телу прошла дрожь, и он сдался.

Конни представила себе лицо этого человека, написанную на нем благодарность. Разве не этого он хотел? Это была не месть. Защита будущих потенциальных жертв – это самая достойная цель. Но это не принесло Конни радости.

Когда в гроб проник свет и на лицо Конни полил дождь, Фергюс или Харрис уже нашел свою первую и последнюю настоящую смерть.

Конни глотнула сладкий воздух свободы. Ее левый глаз болел и так распух, что она не могла его открыть, руки ныли от напряжения.

Конни достали из гроба и уложили на каталку. Мэгги, Элспит и Барду уже увезли.

– Его можно было бы с тем же успехом оставить там, где он есть, – пробормотала Конни, когда полицейские начали извлекать труп Фергюса или Харриса из гроба.

– Доктор Вулвайн. – Возле каталки возникла Айлша Лэмберт. – Вы в порядке?

– Теперь да, – ответила Конни.

Главный судмедэксперт перевела взгляд на тело, доставаемое из земли:

– Вы опять практиковались в шушуканье с трупом, за которым я как-то раз застала вас?

– Я начала не с этого, – вздохнула Конни. Мир сейчас был серее, чем обычно, черты судмедэксперта то расплывались, то вновь обретали четкость. Она подняла кулак, в котором все еще был зажат ее кожаный ремень. – Он понадобится вам в качестве вещественного доказательства.





Глава 42




Конни сидела на краю кровати Барды, читая газету. Время от времени она читала инспектору какую-нибудь статью, которую находила особенно занимательной или возмутительной. По большей части на политические темы, иногда про развлечения. Никакой криминальной хроники. Хватит! Прошло уже три дня. У Барды перебывало немало посетителей, причем многие из них приехали из Лондона, и все только ради того, чтобы постоять тридцать минут рядом с его бесчувственным телом. Барда понятия не имел, насколько он в действительности популярен. Конни отметила про себя, что надо будет напомнить инспектору этот факт, когда ему снова захочется прочитать ей нотацию.

Ненадолго в палате появилась даже жена Барды. Она умудрилась просидеть у его постели целых пятнадцать минут, прежде чем решила, что этот фарс слишком нелеп.

– Он хороший человек, – сказала ей Конни. – По каким-то причинам, известным только ему, он все еще любит вас.

– Извините, но когда мой брак вдруг стал вашим делом? – прошипела жена Барды.


– Когда каждый из нас вручил другому свою жизнь. Удивительно, насколько в таких обстоятельствах человек становится дорог тебе, – ответила Конни. – Послушайте, это не так уж трудно. Просто решите, нужен он вам или нет. И если нет, то поступите порядочно и отпустите его.

– Как вы смеете комментировать мою частную жизнь!

– Как вы смеете трахаться с коллегой моего напарника без всяких угрызений совести или признания того факта, что вы причиняете ему боль, – отпарировала Конни.

– Я могу очень осложнить вашу карьеру, – прошипела миссис Барда.

– Вообще-то не можете, – усмехнулась Конни. – Я сама себе хозяйка и работаю на того, на кого хочу. И, что еще более важно, угрожать мне не так уж безопасно, поверьте. Чтобы защитить невинных, я готова делать все, что считаю нужным. И никаких границ я не признаю.

Анушка Барда пристально посмотрела в глаза Конни, благоразумно решила не будить лихо, которое она увидела в них, взяла свои сумку и плащ и удалилась, всего-навсего фыркнув на прощание.

Час спустя послышался осторожный стук в дверь, и вошла Мэгги, держа за руку своего отца. Лицо у девочки было утомленное, покрытое синяками, но она была жива. Только это и имело значение.

– Сегодня меня отпускают домой, – сказала Мэгги. – Я хотела… я хотела сказать…

На ее глазах выступили слезы. Конни подошла, обняла девочку и не отпускала до тех пор, пока та не успокоилась.

– Ты ничего не обязана говорить, Мэгги. Ты удивительная девочка. Ты сделала то, что должна была сделать. Ты спасла мою жизнь, жизнь Барды и жизнь Элспит. Помни это, когда тебе будут сниться кошмары. Ты их преодолеешь, ты это переживешь, потому что ты спасла нас всех. Другие люди помогут тебе справиться с проблемами, но на самом деле твой самый надежный рубеж обороны – это ты сама. Это твоя сила, твоя воля к жизни, твой бойцовский дух. Ты сможешь побеждать этого психа в своем воображении столько раз, сколько тебе будет нужно, пока окончательно не поймешь, что его больше нет.

Мэгги кивнула и обняла Конни еще крепче, пока отец осторожно не потянул ее за руку.

– Нам пора уходить, – сказал он. – Кажется, ваш друг приходит в себя.

Мэгги подняла руки, обвила ими шею Конни и прошептала ей на ухо:

– Когда-нибудь, когда я стану взрослой, вы расскажете мне, что произошло с ним на самом деле… там?

В гробу, хотела сказать она. Эта девочка была сообразительнее всех взрослых, причастных к этому делу, и куда более готова воспринять правду, как всегда бывает с детьми.

– Да, расскажу, – шепнула в ответ Конни.

Мэгги отпустила ее.

Конни повернулась. Глаза Барды были чуть-чуть приоткрыты. Он улыбнулся, когда Конни вызвала медсестру, на дюйм приподнял одну руку, чтобы помахать Мэгги, и снова заснул.





* * *


Когда инспектор проснулся на следующий день, Конни по-прежнему была рядом.

– Перестань заниматься пустословием, – прошептал он.

– О чем ты?

– Ты читала мне политические редакционные статьи. Неужели ты не могла почитать мне какой-нибудь приличный роман?

Конни рассмеялась и поцеловала Барду в щеку:

– Фергюс или Харрис мертв. На этот раз по-настоящему. Айлша Лэмберт подтвердила его смерть.

– Как это произошло? – спросил Барда.

– Имело место происшествие с участием поясного ремня. Подробности могут подождать, – улыбнулась Конни.

– Выглядишь ты паршиво, – заметил Барда.

– Спасибо за гребаный комплимент. Я позову медсестру. – И Конни встала, чтобы выйти.

– Погоди. – Барда ухитрился поднять руку и схватить ее за рубашку. – Скажи мне – как Элспит, как Зевьер?

– Зевьер все еще лечится от последствий отравления угарным газом и некоторых незначительных травм. С ним все будет хорошо. Элспит… она здорово пострадала. Ее мозг долго оставался без кислорода. Ей и Мэгги повезло, что гроб был закрыт неплотно и что между комьями земли имелось немного воздуха. Думаю, это дало им полчаса.

– Гроб? – простонал инспектор.

– Знаешь что? По-моему, сейчас не время.

– Давай рассказывай.

Конни вздохнула и опять села на край кровати: