Человек-тень

Фергюс или Харрис полз на четвереньках к гробу. Конни приложила пальцы к запястью Элспит. Ее пульс бился, хотя и еле-еле, и сердце Конни замерло. Она решилась искоса взглянуть на маньяка, но он уставился в могилу, которая начинала заполняться водой.

Конни повернулась к Мэгги и одними губами произнесла:

– Она жива.

У Мэгги открылся рот, и она бросилась к Элспит, но Конни остановила ее, предостерегающе подняв палец.

Остается тридцать секунд до того, как убийца начнет настаивать на том, чтобы она заплатила ему долг. Испытывая одновременно и радость, и ужас, Конни с силой еще раз вдохнула воздух в легкие Элспит. Непрямой массаж сердца можно прекратить, поскольку теперь сердце Элспит ожило, но ее легкие еще не работают, и надо заставить маньяка поверить, что Элспит уже не помочь.

Осталось двадцать секунд, и теперь убийца смотрел прямо на Конни, его щеки покраснели, немногие оставшиеся у него зубы блестели, составляя хищный контраст с бурой землей вокруг его рта. Его превращение из живого человека в ходячий труп было завершено.

Конни наклонилась еще раз и, глотая воздух и вдувая его в легкие Элспит, одновременно нащупывая ее нитевидный пульс и мысленно умоляя ее продолжать бороться, старалась внушить ей надежду.

Десять секунд – еще вдох и выдох. Шесть секунд – мир по краям поля зрения Конни был уже не просто серым, он угасал… еще вдох и выдох… Осталась одна секунда. Дыши, Элспит, дыши. Дыши без меня, подумала Конни. Дай мне возможность остаться сильной. Еще вдох и выдох, последние.

– Теперь я, – сказал Фергюс или Харрис.

– Нет! – завопила Мэгги и больно вцепилась в плечи Конни.

– Дорогая, ты должна отпустить меня. Со мной все будет хорошо.

Конни отцепила от себя руки девочки и усадила ее на землю.

– Не уходи, – рыдала Мэгги. – Я не смогу позаботиться о ней…

– Она умерла, – усмехнулся убийца. – Но теперь нам нужна ты.

Конни судорожно прижала руку ко рту, почувствовав, что грудь Элспит шевельнулась. Она всмотрелась. Нет, это не иллюзия – Элспит дышала.

– Просто делай, что он говорит, Мэгги, – попросила Конни, отведя взгляд от Элспит.

Кто знает, что этот псих может сделать, если поймет, что ей удалось вернуть Элспит к жизни.

– Не буду. – Мэгги замотала головой.

Фергюс вскочил на ноги и сделал шаг к девочке. Лицо его было искажено яростью.

– Она поможет, – остановила его Конни. – Я ее уговорю. – Пройдя мимо него, она обняла Мэгги и, нагнувшись к уху девочки, тихо прошептала: – Элспит дышит. Делай, что он говорит, а потом беги и приведи кого-нибудь на помощь.

Мэгги посмотрела на Конни огромными испуганными глазами.

– Я устала, – пробормотала она.

– Я знаю. Теперь осталось уже недолго. – Конни погладила девочку по голове. – Не бойся. Со мной все будет хорошо.

Фергюс или Харрис протянул ей руку, как молодожен на свадьбе, приглашающий свою жену на танец впервые после церемонии бракосочетания.

– Давай сделаем это, – сказала она, вложив ладонь в его руку.

Мэгги зарыдала.

Конни всмотрелась в лицо убийцы. Его глаза горели, выступивший на лбу пот размывал грязь вместе с дождем. Он выпятил грудь, вздернул подбородок. Жалкий человечек – хотя он был опасен и тогда, когда Конни только увидела его, – исчез. Его сменил маньяк, светящийся счастьем от сознания того, что долгожданная награда так близка. Конни подавила свой страх. Сейчас не время бояться.

Перед тем как ступить в гроб, в который уже набралась грязная вода, Конни скинула с ног кроссовки, вынула все из карманов своих джинсов и сняла плащ. В этом тесном пространстве и так мало места для двоих взрослых людей.

Мэгги сидела на земле, раскачиваясь взад-вперед, и рыдала.

– Пожалуйста, не надо, не ложись туда, – хныкала она.

– Делай, что тебе говорят, – резко приказала ей Конни. – Быстро.

Мэгги бросила на нее взгляд, полный обиды, но, кажется, наконец-то очнулась.

Глядя на Элспит и видя, что ее грудь чуть заметно вздымается и опускается, Конни сказала себе, что поступает правильно, спасая Элспит и Мэгги. Фергюс или Харрис лег в гроб и прижался к ней. Его смердящее гнилью дыхание обдавало ее лицо. Она лежала правом боку, он на левом, и их волосы плавали в воде. По их лицам хлестал дождь, и их одежда, возможно, теперь была выдержана в буро-коричневой гамме, под цвет земли, которая вот-вот поглотит их.

– Закрой гроб крышкой. Я хочу, чтобы ты спрыгнула вниз и ногами набросала на него землю. Он должен быть зарыт, ты меня поняла? – велел убийца.

Мэгги не сдвинулась с места, злобно глядя на него.

– Если ты этого не сделаешь, я встану и вернусь за тобой, и ты окажешься здесь и будешь тонуть и задыхаться. И умрешь так же, как она. Ты хочешь, чтобы я положил тебя обратно в гроб?

Мэгги посмотрела на Элспит, затем на Конни, и та чуть заметно кивнула. Девочка подползла к разрытой могиле и подтащила к ним крышку гроба, закусив дрожащую губу.

Конни смотрела на яростное небо, уже плачущее по ней. Было темно, но скоро ей станет еще темнее. Холод воды под ней, грязь, впитывающаяся в ее одежду, руки психопата на ее теле, тихие звуки усталого дыхания Мэгги, которая закрывала гроб крышкой. Слабеющий свет, светло-серый, средне-серый, темно-серый, не тающий до тех пор, пока дерево скребло по дереву.


И мир исчез.





Глава 41




Конни лежала, сжав кулаки. Когда она легла в гроб, ее охватила паника, и теперь она должна подавить в себе это чувство, прежде чем думать о том, как сразиться с маньяком. На крышку гроба спрыгнула Мэгги, и у Конни на миг мелькнула надежда, что ноги девочки расколют доски и план Фергюса будет сорван.

Сколько у них кислорода? Немного для двух взрослых. Фергюс дышал не просто тяжело, он пыхтел.

– Как это называется? Когда ты переходишь с этого света на тот… это такое священное переживание… как это называется? Я не помню, – сказал он, и его голос показался Конни грохотом.

На крышку со стуком упал первый ком земли, и сердце Конни неистово забилось, загудело, как аппарат МРТ.

– Экстаз, – ответила Конни. – Это то, что ты чувствуешь?

– Да, – ответил маньяк, и его дыхание смердело червивым мясом. – Ты тоже?

– Да, – подтвердила Конни. – У нас мало времени для разговора, но у меня есть теория, которая отвечает на вопрос о том, почему мы с тобой так идеально подходим друг другу. Ты хотел бы услышать ее?

– Да, любовь моя, – мечтательно ответил убийца.

По крышке гроба стучали комья земли, и Конни помолилась о том, чтобы девочка делала то, что ей сказали, продолжая шуметь, пока сама она будет говорить.

– Когда-то я тоже оказалась в больнице. Надолго. Мне, как и тебе, там было не место. Никто меня не понимал, и поэтому там решили, что меня нужно лечить. Меня пристегнули к койке. Там у меня не было личного пространства, и я ни от кого не видела ни капли доброты. Врачи заставляли меня раздеваться, когда решали, что мне нужно помыться, наблюдали за мной, словно я была животным. Они решали, что мне следует есть и когда. Они говорили мне, когда я должна ложиться спать, когда я должна просыпаться. Они давали мне таблетки, не говоря, что это такое, и проверяли мой рот, как будто я была непослушным ребенком…

– Значит, ты тоже? – с придыханием спросил убийца и прижался лбом ко лбу Конни, как будто их мозги могли слиться воедино.

На гроб продолжала сыпаться земля, теперь этот стук стал приглушенным, поскольку слой земли сделался толще. В гроб проникала грязная вода. Интересно, подумала Конни, что убьет нас скорее – недостаток кислорода или утопление?

– Но это было еще не самое худшее, – продолжала Конни. – Человеческие страдания там… были ужаснее, чем я когда-либо могла вообразить. Мы были просто подростками, а нас держали взаперти, и нам так хотелось, чтобы к нам проявили хоть чуть-чуть доброты. Хотелось, чтобы нас хоть кто-то любил. Мы были готовы почти на все, лишь бы с нами не обращались жестоко – во всяком случае, те из нас, кто был в своем уме.

– Теперь это уже неважно, – сказал убийца. – Нас больше никто не может обидеть. Теперь мы есть друг у друга, и это навсегда.

– А как насчет остальных? Тех, кто был до меня? То тело под полом. И кости. Как насчет их семей?

Последовало молчание.

– Это был не я, – ответил убийца наконец.

Конни отодвинулась на дюйм, чтобы расстегнуть пряжку на своем ремне, и ей стало легче дышать.

– Понимаю, – кивнула она.

Теперь сверху стук не доносился. Либо Мэгги перестала делать то, что ей было велено, либо слой земли над ними стал таким толстым, что сквозь него уже не проникал шум. В любом случае, смерть подобралась уже близко. В воздухе осталось совсем мало кислорода, вода поднялась выше.

– Когда я была заперта там, в психушке, там были люди, похожие на тебя. Люди, которые творили плохие вещи, потому что так им приказывали голоса, которые они слышали. Эти люди и пугали меня больше всего. Их нельзя вразумить.

– Но я уверен, что ты была добра и к ним.

– Я уяснила, как с ними нужно поступать. Мне понадобилось на это много времени, но я поняла, что им нужно на самом деле.

– Я почувствовал это, когда видел тебя на видео в Интернете. Я знал, что ты понимаешь меня.

– Эти люди, те, кто действует маниакально… их нельзя остановить. Их нельзя вылечить. Недостаточно даже госпитализации. Они все равно причиняют другим вред.

– О чем ты?

– Раз уж мы умрем здесь вместе, дай мне обнять тебя. Мне трудно дышать.

Здесь было недостаточно кислорода для двоих.

– Мне бы очень этого хотелось.

Конни просунула правую руку под шею убийцы, соединила с ней левую, молясь, чтобы он не понял, что она делает, затем левой рукой взялась за его правую руку и сплела его пальцы со своими. И замерла в темноте. Темнота не пугала ее. Когда вся твоя жизнь проходит в черно-белой гамме, ты привыкаешь к темноте. Но другие вещи ужасали. Отсутствие личного пространства. Отсутствие контроля. Нежеланный физический контакт, назойливые взгляды.

Сверху донеслась какая-то вибрация.

Шаги. Быстрые. Не одна пара ног. Чувства Конни обострились уже давно, чтобы компенсировать дальтонизм. Те, кто приближался, пока не оказались над ними, но скоро уже будут здесь. Конни улыбнулась в темноте.