Человек-тень

– Кто там? – крикнул Фергюс.

Как будто он не знает. В этом доме умер его брат вместе с их матерью. Фергюс изо всех сил топнул по полу и был вознагражден ответным криком.

– Выходи! – крикнул он.

Ничего.

– Почему она выбрала тебя?

Ответа не было. Его мать выбрала его брата по той же причине, по которой все в его жизни выбирали кого-то еще, а не его. Фергюс был для них недостаточно хорош. И так было всегда. Он лег на пол и поднес рот к половицам.

– Выходи, выходи, кем бы ты ни был, – прошептал он.

Ответа не последовало. Призраки затихли. Они всегда это делали именно тогда, когда Фергюс нуждался в них больше всего.

Фергюс подполз к отверстию в полу, лег на живот, свесил голову вниз и осмотрелся, приноравливаясь к темноте и вдыхая запахи запустения и гнили.

– Я вижу тебя, – прошипел он. – Ты думала, что сможешь спрятаться.

Волосы, спутанные, грязные.

Розовое платье.

Фергюс узнал ее, хотя она и изменилась.

– Ты похудела, – сказал он. – Мне было интересно, куда ты подевалась.

В мозгу Фергюса зашевелилось воспоминание. Парень по имени Финлей из Уэстер-Хейлза – тот еще негодяй, – который доставил ему ту женщину с младенцем на руках. Он дал тому малому денег, поскольку тогда ему казалось, что это легче, чем похитить женщину самому. Но та женщина ему не подошла, она почти не говорила по-английски, а младенец все орал и орал. Тогда он понял, что у него получится лучше быть отцом таких детей, которые будут постарше.

Вскоре после этого рожа этого Финлея появилась во всех шотландских газетах, хотя опознали его только по татуировкам на его обезглавленном трупе. Так было лучше, поскольку никто так и не пронюхал, что он купил у Финлея ту бабу с ребенком. С тех пор Фергюс начал подыскивать себе близких, внимательно следя за ними и изучая их жизнь. Он не помнил, сколько их было, не помнил, почему они не остались с ним. Эти сведения ускользали от него. Никто из этих людей не оставался с ним надолго.

Фергюсу хотелось заползти в эту дыру, спрятаться в темноте и подождать там конца, но это бы заняло слишком много времени. Хватит ждать. Если он не покончит с этим сам, то это, возможно, не закончится никогда.

Фергюс встал. Его сердце колотилось, подобное дикому зверьку, пытающемуся сбежать из клетки. Как он теперь сможет вернуться в этот дом? Эти воспоминания нужно искоренить. Ему больше не нужны ни кирпичи, ни раствор. Эти кости, эти призраки, эта горечь – все это должно обратиться в прах вместе с ним самим. Возможно, проблема все время заключалась именно в этом доме. Он был тем якорем, к которому тело Фергюса возвращалось опять и опять, причиной для того, чтобы продолжать жить. Без этой связи с прошлым его душа, возможно, сможет наконец стать свободной.

В кухне есть решение этой проблемы, понял Фергюс. Пачки газет. И жестянка с топливом для газонокосилки. Спички в буфете. Все получится так, будто его прошлые жизни никогда не существовали. Ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Только покой. Надо всего-навсего запаковать женщину и девочку. Фергюс нахмурился – скоро он вспомнит их имена. И тогда он наконец сможет уйти в мир иной.

– До свидания, – пробормотал он, пробравшись между матрасами в коридоре и переступив через обломки того, что когда-то было дверью в квартиру.

Ответом ему было молчание.





Глава 35




Конни сидела одна в штабе расследования и смотрела на телефон, то и дело нажимая кнопку «Обновить» в защищенной электронной почте, которую ей дали для получения ответов на ориентировку, разосланную ею четыре часа назад.

За это время было также разослано медиа-оповещение с описанием машины, которую видели у дома Фарзаны и примерным фотороботом подозреваемого. Кроме того, в одной из комнат все полицейские занимались одним и тем же делом – они просматривали кадры съемок с городских камер видеонаблюдения с часу ночи до шести утра. Полиция делала все, что могла, и здесь явственно ощущалась безнадежность. Каждая новая деталь тут же отражалась на стенде для доказательств, но ничего не помогало. Пару раз позвонил Барда, чтобы узнать, есть ли что-то новое. Конни уже изучила все собранную информацию. Ничего нового. Ей хотелось кричать от отчаяния.

Конни в который раз посмотрела на часы. Шотландские медики сейчас встают с постелей, готовят своим детям ланч-боксы и начинают думать о том, как пройдет их день. Многие из них еще даже не видели ориентировку, не говоря уже о том, чтобы начать просматривать свои записи в поисках сведений о похожих пациентах. Но Конни все равно просидела за своим столом всю ночь, ожидая новостей. Овербек ясно дала ей понять, что не хочет задействовать ее в расследовании похищения Фарзаны. Впредь ее профайлинг должен был ограничиваться исключительно работой с документами. Конни понимала, в чем тут дело. Ее работа часто наталкивалась на скептицизм коллег. На каждого копа, который ценил ее вклад, имелся другой коп, который объявлял ее шарлатанкой еще до того, как она открывала рот.

Чтобы убить время, Конни провела кое-какие изыскания в отношении адреса Фарзаны в Слейтфорде. В Моут-Плейсе имелось несколько маленьких магазинчиков, церковь, пара-тройка парикмахерских и кафе, торгующие едой навынос. Мусоровозы действительно должны были приехать за мусором в это утро, об этом говорилось на веб-сайте муниципального совета, но из форума, на котором обсуждались местные проблемы, Конни узнала, что мусор будет вывезен не раньше одиннадцати утра. Тогда что же Фарзана делала у мусорных контейнеров в два ночи?

Шансы выхода убийцы Анджелы за пределы своей расовой группы были настолько малы, что Конни исключила его причастность к исчезновению Фарзаны, как только услышала описание жертвы. Он убил одну белую женщину и похитил другую. После этого он похитил белую девочку, по-видимому для того, чтобы она играла роль его дочери. И белого мужчину для какой-то неизвестной цели. И вот теперь молодая девушка подошла к краю своего сада в два часа ночи, чтобы сделать то, что требовалось сделать не ранее следующего утра, и Конни была уверена, что эта девушка, Фарзана Уаким, исчезла отнюдь не из-за бредовой фантазии мужчины, считавшего, что он живой труп.

Первый имейл, отправленный в ответ на разосланную ориентировку, пришел от руководителя местной бригады психиатрической помощи Пейсли, к которому три года назад обращался пациент, подходивший под описание, данное в ориентировке. Он страдал от булимии и депрессии, однако у него отсутствовали другие проявления синдрома Котара. Конни решила, что этот имейл ей не поможет, и продолжила просматривать селфи Фарзаны. Она могла себе позволить заниматься только теми имейлами, в которых будет говориться о пациентах, имеющих симптомы синдрома Котара и одновременно подходящих под описание из ориентировки, в противном случае поток информации окажется слишком велик, и она захлебнется.

Конни опять переключила внимание на Фарзану Уаким, у которой в Интернете имелись селфи, сделанные в двух различных стилях. На одних девушка была запечатлена в традиционном виде, то есть в платке и без макияжа. На других платок был сдвинут так далеко назад, что его почти не было видно, и когда Конни увеличила эти фотографии, то стали заметны тушь для ресниц, губная помада и даже немного блесток. Конни подумала, что молодым людям не следовало бы увлекаться демонстрацией своих фотографий в соцсетях, но она была рада, что у нее есть доступ к жизни Фарзаны.

На большинстве тех фотографий Фарзаны, где она была запечатлена в традиционном виде, присутствовали также члены ее семьи и несколько подруг. Друзей мужского пола у нее не было.

Конни отправила сообщение Барде:

«Пусть это и стереотипное восприятие, но проверьте. Есть ли в доме свидетельства религиозности девушки? Обыщите комнату Фарзаны на предмет спрятанной одежды и косметики. И проверьте недавние удаления в ее телефоне».

Второй ответ на ориентировку пришел, когда Конни нажала на кнопку «Отправить».

Этот имейл был отправлен из клиники в Глазго, и сделала это медсестра – четыре года назад она знала пациента, который несколько раз обращался к ним по поводу различных заболеваний, якобы поразивших его внутренние органы. Ни в одном из этих случаев диагностические тесты не выявили патологий, после чего следовали жалобы в отношении какого-то другого органа, и все начиналось сначала. Пациент соответствовал описанию преступника, но волос у него было больше, и он был не так истощен. За этим имейлом последовал целый поток других. Конни и прежде знала, что этого следовало ожидать, но текли минуты, и становилось ясно, насколько огромна та задача, которую она поставила перед собой.


Ее мобильник загудел.

«Ответ утвердительный. Удалены посты в социальных сетях, звонки, сообщения за последнюю неделю. Ваши мысли?» – написал Барда.

«Либо это Фарзана удалила все, чтобы замести следы, либо кто-то другой удалил информацию, чтобы скрыть свой мотив для причинения ей вреда. Я не считаю, что это был тот, кто похитил Элспит. Начинаю получать…»

Пришел имейл из лечебницы в Ниддри-Мейнзе с просьбой позвонить и номером телефона.

– Говорит доктор Росс, – ответил женский голос.

– Доброе утро, доктор Росс, – сказала Конни. – Я доктор Констанс Вулвайн. Вы любезно ответили на медицинскую ориентировку, разосланную Отделом особо важных расследований.

– Да, здравствуйте. Боюсь, у меня мало времени. Моя лечебница открывается через несколько минут.

– Не кладите трубку. – Конни уменьшила звук полицейского радио, работающего рядом с ней, чтобы у нее была возможность получать информацию о том, что происходит в доме Фарзаны. – Извините. У вас есть какая-то информация о пациенте, подходящем под ориентировку?

– Да, хотя она, возможно, немного не четкая. Я работаю в этой лечебнице более десяти лет, и я привыкла к пациентам, у которых бывают разные фазы заболеваний и которые приходят и уходят. В прошлом году у меня был один пациент, которого я отправила на компьютерную томографию мозга и на консультацию у психиатра. Он не явился ни на одно из этих исследований. Он объяснил мне, что в молодости получил психическую травму. Он тогда страдал тяжелой депрессией, лекарства ему не помогали, и его направили на электрошоковую терапию. С тех пор, сказал он, он не переносит никаких процедур, затрагивающих его голову.

– Понятно. Какие его симптомы заставили вас подумать о нем сейчас?

– Он обращался к нам три раза на протяжении последних пяти лет, причем каждый раз он в течение нескольких месяцев являлся к нам регулярно, а затем исчезал примерно на полгода. При этом общая симптоматика всякий раз была одна и та же. Сначала он сообщал об общем недомогании, болях в животе, в конечностях, о небольшой лихорадке, но ничего такого, что можно было бы увидеть на термометре. Когда мы делали ему анализы и тесты, то не находили никаких физических патологий. Анализы мочи и кала были нормальными, кровь тоже. В первый раз мы назначили ему эндоскопию и гастроскопию.

– И эти обследования ничего не выявили?

– Ничего. Но к тому времени он явился к нам с заявлениями о таких симптомах, которые не имели отношения к прежним. В конце первого периода он заявил мне, что не чувствует биения своего сердца. Я приложила его пальцы к внутренней части его запястья, дала ему послушать его сердце с помощью моего стетоскопа, после чего он сказал, что я подтвердила обоснованность его жалобы. Он ничего не почувствовал и ничего не услышал. После этого я попросила его разрешить мне направить его к психиатру. Он вроде бы согласился, и я сказала ему, что ему будет сообщена дата приема. Судя по всему, мужчина не представлял угрозы для самого себя, он не наносил себе травм, не грозился совершить самоубийство, так что, когда больница уведомила меня, что он не явился на прием к психиатру, я не могла предпринять никаких действий.

– И что было потом? – спросила Конни.

– Он не являлся в нашу лечебницу… – послышался шелест листаемых страниц, – семь месяцев. В следующий раз мужчина заявил, что хочет пойти к другому врачу, на что он имел полное право. По его словам, он не мог удерживать в себе пищу. Ему был поставлен диагноз – вирусная инфекция, – были даны рекомендации. Согласно записям врача, он вел себя здраво и не проявлял тех симптомов, из-за которых я направил его к психиатру, так что мы лечили его как обычно.

– Но его симптоматика усилилась?

– Да. В какой-то момент он заявил, что у него распадаются легкие. У него произошла большая потеря веса, и из-за этого многие из его симптомов стали реальными, это было что-то вроде самосбывающегося пророчества. Его кровяное давление стало таким низким, что он регулярно терял сознание, в результате чего получал травмы. Как бы то ни было, на сей раз мой коллега тоже рекомендовал направить его к психиатру. После чего мужчина быстро исчез. И восемь месяцев от него не было ни слуху ни духу.

– А что было потом?

– Потом у нас зарегистрировался молодой человек. Вы должны понимать ситуацию – в нашей лечебнице есть более пяти тысяч пациентов и двенадцать врачей. Мы принимаем больных как в лечебнице, так и на дому, и среди персонала административной поддержки у нас большая текучка.

– Понятно, – пробормотала Конни.

– В начале этого года один из моих коллег обратился ко мне за советом. Мы поступаем так, когда в этом возникает нужда в дополнении к еженедельным проверкам. Менее опытные из наших врачей имеют возможность обсудить сложные случаи с коллегами, чтобы узнать их мнение и решить, правилен ли их подход. Коллега, обратившийся ко мне, лечил молодого человека, имевшего, по его словам, ряд серьезных симптомов, которые, однако, не подтвердились. Он уже назначил этому пациенту все необходимые анализы, и я порекомендовала ему продолжить лечение, когда тот явится вновь. Это был тот же самый пациент, и мы должны были уже тогда поднять тревогу, но в то время у нас проводилась проверка, и, когда я читала его карту, мне не пришло в голову, что это один и тот же человек.

– Но почему…

– Потому что он назвал другое имя. Представил другие документы. Зарегистрировался заново. И попросил, чтобы его направили к врачу-мужчине. До этого его лечили врачи-женщины, так что это дало бы ему гарантию, что на этот раз он не попадется на глаза ни мне, ни другому врачу, лечившему его прежде.

– Активное избегание, осуществляемое с помощью мошенничества, – сделала вывод Конни. – Хитрое и организованное поведение.

– Вот именно. Если бы врач-ординатор не встревожился, пока пациент еще находился в его кабинете, и не пришел ко мне, сказав, что у него не в порядке стетоскоп, мы бы так ничего и не узнали. Пациент утверждал, что гниет изнутри, и привел убедительные доказательства. Я решила осмотреть его сама и узнала его, едва войдя в кабинет. Он, разумеется, узнал меня тоже и сразу же ушел.

На сей раз у нас тоже не было данных, которые бы свидетельствовали о его опасности для себя самого или для других, тем более что он уже дважды переживал нечто подобное, однако не нанес никакого вреда. Он не отвечал критериям для принудительного помещения в психиатрический стационар, так что мы так и не смогли ничего предпринять. Мы, разумеется, написали ему, прося его связаться с нашей лечебницей, чтобы мы могли оказать ему помощь. Мы звонили ему. Две наши медсестры даже съездили по адресу, который он указал. Не получив ответа, мы были вынуждены оставить все как есть. Пока сегодня ко мне не пришла полицейская ориентировка.

Конни тяжело дышала, и в ушах у нее стоял шум, похожий на звук царапанья по грифельной доске.

– Мне нужно его имя, – сказала она.

– Я могу сообщить вам те имена, которые он называл нам. Обнаружив его обман, я проверила наш компьютер, и оказалось, что по адресу, который он нам дал, зарегистрированы еще два человека. Дата рождения в обоих случаях была одной и той же. Прежде его лечили два других врача, один из которых вышел на пенсию, а другой умер.

– Понятно. Дайте мне список.

– Рэндалл МакГрегор – под этим именем он обратился к нам в первый раз, затем Руперт Браун. В третий раз он назвался Эндрю Драммондом – этим именем он воспользовался дважды, – а в последний раз он представился как Фергюс Эрисс.

Конни записала все эти имена по порядку на листке бумаги.

– А какую дату рождения он называл?

– Всегда одну и ту же – первое мая тысяча девятьсот восемьдесят пятого года.

– А адрес?

Руки Конни дрожали, когда она взяла ручку, чтобы записать его.

– Тамар-хаус, Уайтхилл-роуд, Ниддри-Мейнз, – сказала доктор Росс. – Я хочу извиниться. У меня такое чувство, будто мне следовало предпринять что-то большее… и сделать это раньше.