Человек-тень

Мэгги не сразу смогла увидеть это существо. Под железной рамой кровати скорчилась женщина, она дрожала, уткнувшись лицом в подушку, голая и смердящая из-за говна, покрывающего ее ноги и пол вокруг. Мэгги не хотелось признаваться себе самой, что, несмотря на весь ее страх, в ней теплилась слабая надежда на то, что здесь окажется кто-нибудь взрослый. Не гнусный, не злой, а такой, который позаботится о ней. Но ее ждало разочарование.

– Здесь есть кто-нибудь, кто поможет мне? – спросила Мэгги. – Я не знаю, где я нахожусь.

В этой квартире имеются и другие комнаты. Может быть, где-то здесь есть и настоящий взрослый.

При звуке голоса женщина подняла голову. Это хорошо – значит, она еще способна слышать и понимать. Женщина посмотрела на Мэгги, отвела глаза, сдвинула брови, затем посмотрела опять.

Мэгги сделала маленький шажок в ее сторону, и женщина тут же попыталась забиться в самый дальний угол под кроватью.

– Я не причиню вам вреда, – сказала Мэгги, и ей показалось странным, что у нее вырвались такие слова, слова взрослого человека.

Женщина не сводила глаз с открытого дверного проема.

– Этого мужчины тут нет. Он запер меня и ушел. Тут есть только мы, да? – продолжала говорить Мэгги.

Женщина уставилась на нее, затем опустила взгляд на свои ноги. И заплакала. Мэгги захотелось сделать то же самое. Еще полчаса назад она стояла на школьной парковке и гадала, что будет есть на ужин. А теперь она заточена в темном незнакомом месте вместе с какой-то женщиной, полностью утратившей контроль над собой.

– Меня зовут Мэгги, – сказала девочка. – А вас?

Ответом ей стали еще более громкие рыдания.

Мэгги наклонилась и протянула женщине руку. Та смотрела на нее из-под подушки. Куча на полу не только воняла, но и излучала ощутимое тепло. Стало быть, эта женщина утратила контроль над собой и обделалась, когда услышала, как открывается дверь. По-видимому, она подумала, что сейчас сюда войдет тот тип. Вот это переплет. Если даже эта взрослая женщина не может одолеть его и так боится того, что он может с ней сделать, то как же она сама, Мэгги, сможет все это пережить?

Надо раздобыть что-нибудь такое, что можно будет использовать как оружие, подумала девочка опять. Нельзя сидеть здесь и ничего не делать. Надо найти что-нибудь такое, чем можно было бы отбиваться. На стене виднелись пластмассовые крючки, пять штук, и на каждом из них висело по бледно-розовому платью – платья были одинаковые – с темно-розовой лентой на талии и крохотными белыми пуговицами спереди, имеющими форму ромашек. «Какому гребаному придурку могут понадобиться пять совершенно одинаковых платьев?» – подумала Мэгги?

Источником света был маленький пластиковый детский ночник, на подставке которого красовалась облупившаяся картинка – какое-то изображение из диснеевской мультяшки. Этим не разобьешь череп, от этой штуки толку будет не больше, чем от бумажной тарелки. Но этот ночник пригодится, чтобы при его свете поискать что-нибудь подходящее в других комнатах. Для этого надо вынуть его короткий провод из этой розетки и ощупью отыскать другие.

– Мне надо тут все осмотреть, и для этого мне понадобится свет. Вы не против, если я вынесу его отсюда?

Женщина встретилась с Мэгги взглядом и затрясла головой, сперва чуть заметно, затем сильнее, так что ее спутанные волосы мотались то туда, то сюда.

– Нет, – простонала она. – Не уноси свет, нет, нет, нет…

– Хорошо, но мы должны что-то делать, потому что я не могу остаться тут. Чтобы осмотреться, мне придется взять эту лампу, но вы пойдете со мной и помоетесь. Вам придется это сделать. Я не собираюсь… – Мэгги постаралась не показать, насколько ей противно. – Но я вас не оставлю. Как вас зовут?

– Элспит, – прошептала женщина. – Сколько тебе лет?

– Двенадцать, – ответила Мэгги, радуясь тому, что эта женщина наконец-то говорит членораздельно.

Но затем та засмеялась, странно заквохтала и опять принялась плакать.

– Двенадцать? Как ты можешь помочь? Мы умрем здесь, умрем. Он сумасшедший.

– Перестаньте, – приказала Мэгги. – Не плачьте. Если уж я не плачу, то и вам нельзя. Взрослые не должны вести себя глупее детей. Это неправильно. – Она подошла к двери, отыскала ближайшую электрическую розетку и вернулась к лампе. – Я сейчас выну вилку из розетки, но ненадолго, и вам надо будет встать и пойти со мной. И перестаньте реветь. Это бесполезно.

Девочка выдернула вилку из розетки, ожидая истерики. Но вместо этого услышала, как женщина кое-как встала с пола и, шаркая, подошла к ней. Затем ее рука легла на Мэгги на плечо, скользнула вниз и сжала пальцы. Мэгги пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вырвать руку. Отыскать оружие – это важно, но почти столь же важно найти водопровод.

– Тут есть ванная? Нам надо смыть… – Мэгги махнула рукой, показав на тело женщины, – все это.

Элспит кивнула.

Они на ощупь вышли в коридор. И тоже на ощупь отыскали дверь в ванную, она находилась слева. Там на потолке имелся маленький утопленный светильник. Мэгги попыталась включить его, щелкнув выключателем на стене.

– Ничего не выйдет, – сказала Элспит. – Он контролирует подачу электричества снаружи, это и свет, и отопление. Если я веду себя хорошо, он включает свет.

– Вы расскажете мне все это потом, – оборвала женщину Мэгги. – А сейчас вам необходимо принять душ.

Душ состоял только из насадки и круглого основания – ни стеклянной кабинки, ни занавески, которую можно было бы сорвать.

Когда Элспит включила душ, Мэгги потрогала воду. Достаточно теплая, но назвать ее по-настоящему горячей нельзя. Девочка огляделась по сторонам. Тумба с пластиковой раковиной. Но дядька снял с этой тумбы дверцы, и тут нет зеркала. Плохо дело. Это малый куда хитрее, чем ей бы хотелось. Он все продумал. Продумал хорошо, не то что в этих дурацких сериалах, где у тебя есть полсотни различных способов для того, чтобы спастись.

Прошло несколько минут, прежде чем вонь улетучилась, но в конце концов Элспит вышла из душа и сняла с трубы маленькое полотенце.

– Прости, – тихо проговорила она, вытираясь.

– Ничего, – отозвалась Мэгги. – У вас есть чистая одежда?

– Есть пижама в спальне. Пока что я замотаюсь этим полотенцем. Его зовут Фергюс.

– Фергюс, – повторила Мэгги. – Это он вам сказал? Возможно, это не настоящее его имя. Он бы не стал сообщать вам свое настоящее имя, поскольку он опасается, что вы сбежите. Тогда вы бы пошли в полицию и его дом нашли…

– Я не знаю, настоящее оно или нет, – пробормотала Элспит. – Но мы поженились. Он сказал, что все это должно иметь законную силу.


– Вы с ним поженились?

– Не в церкви. Мы сделали это здесь. Он заставил меня надеть свадебное платье и… – Женщина издала какой-то звук, похожий на крик чайки.

В голове Мэгги роились вопросы. О Фергюсе. Об этой странной свадьбе. О том, что он сделал с Элспит. О том, делал ли он вообще больно Элспит. О том, считает ли Элспит, что он причинит боль и ей, Мэгги. Но девочке не хотелось слышать ответы. Она понимала, что рано или поздно все-таки задаст эти вопросы, но не сейчас. Ведь сейчас она едва стоит на ногах, и весь ее мир превратился в зыбучие пески.

– Покажите мне все, – попросила Мэгги.

Держась за руки, они шли все дальше.

Мэгги молча вела Элспит, зажав лампу под мышкой и ощупывая стены в поисках розетки. Ага, вот она, надо вставить вилку. Ночник мигнул и осветил комнату. Следует быть осторожной. Если лампочка разобьется, их ждет долгая темная ночь.

Отстранившись от Элспит, Мэгги пыталась взять в толк, что к чему. Все в этой комнате было нарисованным. Все вообще. Она была похожа на гостиную, но окна…

Мэгги подошла к стене, ощупала ее, чтобы убедиться, что глаза не обманывают ее.

– Они нарисованы. Притом плохо. Он просто намалевал окна на стене. Зачем? Они же не дают света. Я не понимаю. – Девочка посмотрела на Элспит, но та только пожала плечами.

На стене были грубо, с грехом пополам, намалеваны занавески, голубое небо, зеленые поля. Краски образовали подтеки, как будто даже сами эти окна плакали над извращенностью того мира, который они скрывали.

У другой стены стоял грязный, обтерханный диван с торчащей из швов обивкой, напротив виднелось кресло другого цвета, без ножек, с мягкой спинкой. Еще на одной стене был намалеван книжный шкаф с полками и книгами без названий. Хуже того, на противоположной стене этот отвратительный тип намалевал картину, изображающую… картину. Мэгги на миг закрыла глаза, потом взглянула опять. Коричневая рама, а в ней детская мазня, жалкое поползновение изобразить три подсолнуха в голубой вазе. Жуть. Больше здесь ничего не было. Никакой мебели. Нет даже журнального столика, а ведь таким столиком можно бы садануть этого урода по голове, подумала Мэгги. Никаких декоративных подушек, которыми можно было бы его придушить. Мэгги подошла к дивану, толкнула его. Нет, он слишком тяжелый, его не сдвинешь. Как и кресло. Подавив в себе разочарование, Мэгги решила, что нельзя просто взять и сдаться.

Следующая комната оказалась еще одной спальней с небольшой кроватью. Мэгги сразу поняла, что та привинчена к стене, и не стала пытаться отодвинуть ее. Голый матрас, стопка постельного белья в изножье. Комода нет, только еще одно намалеванное окно и иллюстрированный журнал на полу. Мэгги подобрала его. На обложке красовались название – Cars, Guys, Gadgets («Машины, парни, техника») – и изображение блестящего красного спорткара неизвестной модели. Мэгги пролистала страницы, но в журнале не было ничего – ни спрятанного письма, ни подсказки, которая пролила бы свет на то, что их ждет. Не то что в детских сериалах. Девочка бросила журнал обратно на пол.

– Это его спальня, когда он ночует здесь? – спросила она.

Элспит покачала головой. Вид у нее был несчастный.

– Ах вот оно что, – пробормотала Мэгги, вспомнив двуспальную кровать в той комнате, где она нашла Элспит. Надо перестать задавать вопросы о Фергюсе. – Тут есть кухня?

На этот раз Элспит сама выдернула вилку ночника из розетки и взяла Мэгги за руку. Они вместе двинулись по темному коридору. Мэгги уже много лет не держала никого за руку, даже свою собственную мать, не говоря уж о мачехе. Странно, как сперва от прикосновения незнакомой женщины тебе становится еще более неуютно, но потом, всего через минуту, ты радуешься ему.

– Это кухня, – объявила Элспит. – Здесь есть только пластмассовые столовые приборы. Все тарелки бумажные. И нет даже пластиковых мусорных мешков. Три пластиковые миски, чтобы подогревать еду. Микроволновка, привинченная к стене… Я уже пыталась ее отсоединить, и у меня ничего не вышло. Духовки нет. И чайника тоже.

– А что вы едите?

– Обычно этот тип готовит еду внизу и приносит сюда. Иногда это бывает еда навынос – или бобы, или яичница-болтунья. Мы едим в гостиной.

– А что еще вы делаете? Я хочу сказать, что здесь нет ни телевизора, ни чего-то еще в этом духе.

– Он рассказывает мне, как прошел его день, – сказала Элспит и судорожно запахнула на себе полотенце.

– Тут есть еще одна комната. Что находится в ней?

– Это твоя комната. Пару дней назад он собрал в ней кровать. Ты хочешь на нее посмотреть?

– Нет, но думаю, придется.

Они перешли в следующую комнату. Еще одна односпальная кровать. Жалкое подобие подушки, простыня на матрасе, еще одна, чтобы накрываться, и два одеяла.

– Ночью тут не слишком холодно. Ты не будешь мерзнуть, – сказала Элспит. – Посмотри в гардеробе.

На огромном гардеробе не было дверей – опять! – и он был прикреплен к стене с помощью металлических пластин. Тут имелись несколько мягких игрушек, стопка настольных игр и, наконец, одежда для девочки, которая частью была мала Мэгги, частью велика. И вся она была розовая, самых разных оттенков. Тут были даже розовые шапка, шарф и варежки для зимы.

– До зимы три месяца. Я не могу оставаться здесь так долго. Что он может делать с нами все это время? Черт. – Девочка пнула гардероб. – Черт, черт, черт!

– Если хочешь, мы могли бы поиграть в какую-нибудь игру. – Элспит попыталась изобразить улыбку.

– На кой черт нам играть? – крикнула Мэгги. – Он вернется. Рано или поздно он вернется, и мы должны быть готовы. Я здесь не останусь. Это не мой дом. Это не моя одежда. И те дурацкие платья на стене в вашей комнате такие же мерзкие. – Она еще раз пнула гардероб. – Почему вы не боретесь, не сопротивляетесь ему? Я ребенок, но даже я понимаю, что надо сопротивляться. Нельзя позволять людям садиться тебе на шею, иначе они никогда не перестанут это делать.

– Я знаю, – прошептала Элспит. – Я знаю, что надо сопротивляться, но он пугает меня. Проще не реагировать, не злить его. Иногда мне кажется, что он, быть может, отпустит меня, если я буду делать все, что он захочет. Может быть, ему наскучит или его состояние улучшится. Он сумасшедший. Больной. – Она посмотрела на дверь, потом наклонилась к уху Мэгги: – Он сказал мне, что умирает. Если он умрет, мы сможем сбежать. Надо просто потерпеть.

Мэгги ударила женщину по щеке. Звук пощечины был как шаг к проруби на замерзшем пруду.

– Если он умрет и нас не найдут достаточно быстро, то мы тоже умрем, – прошипела Мэгги и, вырвав вилку из розетки, пошла прочь, не заботясь о том, что она может налететь на стену, и заставив Элспит тащиться за ней в темноте.

Сделав несколько шагов, Мэгги остановилась. Она не знала, куда идет. Она не останется в этой комнате. Не станет подчиняться этому уроду. Зачем облегчать ему задачу? В спальне Элспит все еще стояла вонь от того, что с ней случилось… и эта двуспальная кровать… Мэгги не могла туда пойти. Пусть ей только двенадцать лет, но она достаточно знает о жизни, чтобы понимать, что Фергюс, этот говнюк, делал с Элспит на той кровати.

От этой мысли девочку чуть не стошнило. Она повернулась и, обняв Элспит за плечи, уткнулась лицом в ее плечо.

– Простите, что я ударила вас, – пробормотала Мэгги. – Пожалуйста, не сердитесь на меня. Я не знаю, что делать.

Элспит медленно обняла Мэгги и начала гладить ее по спине, пока девочка не отстранилась.

– Ничего страшного. Я понимаю, как это выглядит со стороны. Я перепробовала все, как и ты сейчас. Пыталась отыскать что-нибудь такое, что можно было бы превратить в оружие, пыталась придумать способ сбежать, найти лазейку, о которой он не подумал. Но нашла только эти мерзкие розовые платья, которые он хочет видеть на мне. Они все одинаковые. Это такая жуть. Тут нет ничего, что могло бы нам помочь, Мэгги. Он – это единственная ниточка, связывающая нас с внешним миром. Если ты хочешь, чтобы он приносил тебе еду, приходится быть с ним милой. Если ты хочешь, чтобы у тебя был свет, надо притвориться, что у тебя был чудесный день и что ты скучала по нему. Когда он злится, у него делается такое лицо, как будто в нем живет еще одна версия его самого и пытается вырваться наружу.