Частица твоего сердца
Часть 9 из 99 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Миллер вытер глаза.
– Это шедевр. Диа-ба-титьки. Нечто подобное мог бы сказать новый хахаль моей мамы. Специально.
Я тут же уловил скрывавшийся в его словах подтекст. И веселость испарилась.
– Он один из этих?
– Да. Именно.
Я уставился в маленькое окошко, наблюдая, как океан вновь и вновь обрушивался на песок, разглаживая его поверхность. Давая возможность начать все сначала. Именно за этим я сюда и приехал и в первый же день чуть не бросил школу.
Я смогу двигаться дальше. Ради себя и ради Миллера. Я коснулся татуировки в виде совы на правом плече. Мама хотела бы, чтобы я присматривал за ним.
«Я помогу ему. Потому что не похож на отца. Я, черт возьми, не…»
– Они тебя больше не тронут.
Миллер нахмурился, сбитый с толку, а потом вновь с подозрением уставился на меня.
– Ты решил стать моим телохранителем или что-то в этом роде? Забудь. Я сам могу о себе позаботиться.
Я склонил голову набок, выжидая. Он, как и я, не привык к подобной людской благотворительности.
– Ладно, – наконец произнес он, и при звуках этого единственного слова что-то зародилось между нами. Становясь прочным и настоящим. Он собрал свои вещи. – Мне нужно на работу. Оставайся здесь сколько захочешь.
«Теперь это и твоя хижина».
Он не сказал этих слов, но я расслышал их в его голосе. Миллер Стрэттон походил на меня. Одиночка, которому в жизни выпал дерьмовый расклад. Но он не стонал и не жаловался. Он со всем справился и продолжал двигаться вперед. Я это уважал.
Я сидел там до захода солнца. Мне не хотелось уходить, но становилось темно. Вокруг валялись старые обломки прибитых к берегу бревен. Руками я вырыл в песке небольшую ямку и набросал туда древесины. В следующий раз принесу жидкость для розжига. И тогда смогу оставаться здесь сколько захочу.
Хотя мне нужно будет что-то есть. В конечном счете.
Я потащился прочь от хижины, обратно к парковке и своей пустой квартире. Я разогрел замороженный ужин, слушая доносившиеся из телевизора спортивные новости, и просмотрел объявления о найме в местной газете. Сделал несколько звонков и нашел пару разовых подработок. А еще договорился о строительстве сарая на заднем дворе у какой-то старушки. Как раз то, что сейчас нужно. Вполне подходящее время. Я разобрался с просьбами жильцов, и нужно же было чем-то занять три дня отстранения от школы.
Я поужинал и посмотрел футбольный матч, потом посвященное ему спортивное ток-шоу. И все же часы показывали лишь одиннадцать вечера.
Но это был новый город. И новое начало. Может, я смогу спать как нормальный человек. И все будет в порядке.
Я свернулся на дурацком матрасе и в конце концов задремал.
Кошмар уже поджидал меня.
Глухой стук его шагов на нашей кухне. Ее джинсы, скользящие по линолеуму, когда она пыталась отступать. Взмывавшая вверх и опускавшаяся бита.
Снова.
И снова.
И снова.
Я проснулся от собственных криков. Простыни промокли от пота, я все еще ощущал отзвуки наносящей удары биты.
Я глубоко вздохнул, пытаясь прийти в себя, потом натянул какую-то одежду, зашнуровал ботинки.
Черт возьми, многовато для нового начала.
Выйдя на улицу, я вгляделся в безмолвную темноту ночи и зашагал прочь.
Глава 3. Шайло
В пятницу, в конце первой учебной недели, я проснулась, как обычно, в пять утра. Рассвет только начал проникать в безупречно опрятную спальню, заполненную всем, что составляло мою суть.
Биби называла ее моим гнездом.
«Ты как сорока, собираешь все красивое и блестящее».
Моя лучшая подруга Вайолет называла это отражением творческой энергии. Большая кровать приткнулась в углу комнаты, освобождая место для полок, заполненных книгами по работе с металлом, геммологии, энергии кристаллов, биографиями художников и сборниками поэзии. Все пространство стены занимали коллажи вместе с мандалами, которые я нарисовала черными чернилами, и несколько акварелей со времен моих недолгих занятий живописью. На столе под окном виднелись аккуратные стопки набросков карандашом и просто каких-то каракулей. Рядом лежали ежедневники и записные книжки, заполненные списками дел, каждый пункт которых был зачеркнут.
Я зажгла разноцветные лампы, висевшие на стыке стены и потолка. Их неяркое пестрое свечение создавало в комнате атмосферу, которую я так любила.
Я включила песню Принса и села за стол рисовать. Через двадцать минут у меня был набросок нового изделия. Кольца, в котором тонкие нити металла – вероятно, меди и серебра – обвивались вокруг полудрагоценного камня, словно виноградная лоза. Им я и займусь в гараже после обеда. Я улыбнулась.
«Я сама создаю нечто блестящее».
Из всех творческих отдушин создание украшений притягивало меня сильнее всего. Работа была сложной и требовала больших усилий, материалов и времени. Она занимала ранние утра, поздние вечера и выходные. И, если я полностью не отдавалась ей, на меня накатывало чувство пустоты, шепча, что я была ошибкой и мать никогда меня не желала.
Я взяла в руки рисунок кольца. Это, конечно, не лекарство от рака, но его я сделать могла. Создать нечто прекрасное, чего в мире прежде не было.
Часы показывали половину седьмого. Я сменила косынку, в которой спала, на полиэтиленовую шапочку, приняла душ, а затем провела обычный утренний уход за волосами.
«Моя кузина Летишия и сама художница», – подумала я, нанося увлажняющий крем с маслом дерева ши на кожу головы и сотни идеальных маленьких косичек, мягко спадающих мне на плечи. Уже не в первый раз я раздумывала над тем, чтобы принять ее предложение через полтора месяца вернуться в Новый Орлеан и подправить прическу в ее салоне. Вдруг мне удастся заявиться к маме и потребовать ответов. О ней. Об отце. И тогда, может быть, пустота внутри наполнится правдой.
«Возможно, ты не хочешь знать правду».
В мое убежище проникали теплые запахи завтрака, развеивая холодные мысли. Я надела желтый сарафан и сандалии. По запястьям скользнули полдюжины медных браслетов, а на палец – серебряное кольцо с бирюзой, которое я сделала этим летом. Прежде чем выйти, я проверила настольный календарь с гороскопом на сегодняшний день.
«Будьте готовы к чему-то неожиданному».
Я хмыкнула. Ничего неожиданного просто не могло случиться. Чтобы избежать подобного, я все планировала и подготавливала заранее.
Когда я вошла в кухню, Биби стояла у плиты, поджаривая блинчики и бекон. Она шаркала по небольшой комнатке в белом домашнем платье и тапочках, и полы ее одеяния скользили по старому линолеуму.
– Доброе утро, Биби, – проговорила я, чмокнув ее в щеку.
– Доброе утро, милая. Садись. Есть свежая дыня.
Я села за слишком большой обеденный стол, втиснутый между кухней и гостиной. В центре стола, рядом с керамическим чайным сервизом, стояло блюдо с нарезанной дыней. Биби с двумя тарелками в руках отошла от плиты и тоже села за стол. Когда она находилась здесь, в доме, было почти невозможно сказать, что у нее большие проблемы со зрением. Или что ей уже исполнилось восемьдесят.
Биби поставила передо мной тарелку, а я налила ей чашку чая из керамического чайника.
– Как прошла первая неделя в выпускном классе? – спросила Биби. – В этом году на горизонте маячит нечто новое и захватывающее?
– Не особо, – проговорила я. – В нашем классе пара новых парней. Роман или какой-то Роланд. Он вместе со мной ходит на историю. По крайней мере, так говорят. Но он пока еще не появлялся. Другой парень, Холден Пэриш, по слухам, миллиардер.
– Боже мой. Миллиардер.
– Не знаю, правда ли это. Он красавчик, но холоден как лед. Девушки просто бросаются к его ногам. Хотя это смешно. Ведь я на девяносто девять процентов уверена, что он гей.
Биби усмехнулась, глядя в свою чашку.
– А как дела у мисс Вайолет? Она тоже бросается на этого нового красивого парня?
– Ей он неинтересен. Она составила грандиозный план и хочет начать встречаться с квотербеком футбольной команды. Чтобы Миллер навсегда остался в числе ее друзей. А бедный парень тем временем каждый вечер играет ей на гитаре и поет песни о любви. – Я вздохнула. – Новый учебный год, но все та же история.
Моя лучшая подруга познакомилась с Миллером Стрэттоном, когда нам исполнилось тринадцать. Тогда он лишился дома и жил со своей мамой в машине. Его ситуация сразу же тронула мягкое сердце Вайолет. Между ними зародилась прекрасная дружба, хотя фраза о «прекрасных друзьях» исходила от самой Вайолет. Для всех же остальных, и в большей степени для меня, казалось очевидным, что их чувства были намного глубже дружеских.
– Досадно, – проговорила Биби. – Но чего она ждет?
– У нее есть свои причины так себя вести. Я с ней не согласна, но уважаю ее решение.
– У тебя тоже есть свои причины. И ты не позволяешь этому юноше из Луизианы превратиться в нечто большее, чем летняя интрижка.
– У Вайолет с Миллером все иначе. Ведь очевидно, что они принадлежат друг другу. И то, что они не вместе, попросту не имеет смысла.
Биби подняла свою чашку.
– Я запомню эти твои слова, и в один прекрасный день использую их против тебя.
Я рассмеялась.
– Ты как тетушка из того ток-шоу о сватовстве, которая пытается устроить всем счастливую жизнь.
– Нет, милая. Только тебе. – Обхватив чашку обеими руками, она поставила ее на блюдце. – А что еще? Какие новости?
– Завтра вечером Ченс Блейлок устраивает ежегодную вечеринку по случаю возвращения в школу.
– Ты хочешь пойти?
– У меня слишком много работы. Нужно выполнять заказы.
– Это шедевр. Диа-ба-титьки. Нечто подобное мог бы сказать новый хахаль моей мамы. Специально.
Я тут же уловил скрывавшийся в его словах подтекст. И веселость испарилась.
– Он один из этих?
– Да. Именно.
Я уставился в маленькое окошко, наблюдая, как океан вновь и вновь обрушивался на песок, разглаживая его поверхность. Давая возможность начать все сначала. Именно за этим я сюда и приехал и в первый же день чуть не бросил школу.
Я смогу двигаться дальше. Ради себя и ради Миллера. Я коснулся татуировки в виде совы на правом плече. Мама хотела бы, чтобы я присматривал за ним.
«Я помогу ему. Потому что не похож на отца. Я, черт возьми, не…»
– Они тебя больше не тронут.
Миллер нахмурился, сбитый с толку, а потом вновь с подозрением уставился на меня.
– Ты решил стать моим телохранителем или что-то в этом роде? Забудь. Я сам могу о себе позаботиться.
Я склонил голову набок, выжидая. Он, как и я, не привык к подобной людской благотворительности.
– Ладно, – наконец произнес он, и при звуках этого единственного слова что-то зародилось между нами. Становясь прочным и настоящим. Он собрал свои вещи. – Мне нужно на работу. Оставайся здесь сколько захочешь.
«Теперь это и твоя хижина».
Он не сказал этих слов, но я расслышал их в его голосе. Миллер Стрэттон походил на меня. Одиночка, которому в жизни выпал дерьмовый расклад. Но он не стонал и не жаловался. Он со всем справился и продолжал двигаться вперед. Я это уважал.
Я сидел там до захода солнца. Мне не хотелось уходить, но становилось темно. Вокруг валялись старые обломки прибитых к берегу бревен. Руками я вырыл в песке небольшую ямку и набросал туда древесины. В следующий раз принесу жидкость для розжига. И тогда смогу оставаться здесь сколько захочу.
Хотя мне нужно будет что-то есть. В конечном счете.
Я потащился прочь от хижины, обратно к парковке и своей пустой квартире. Я разогрел замороженный ужин, слушая доносившиеся из телевизора спортивные новости, и просмотрел объявления о найме в местной газете. Сделал несколько звонков и нашел пару разовых подработок. А еще договорился о строительстве сарая на заднем дворе у какой-то старушки. Как раз то, что сейчас нужно. Вполне подходящее время. Я разобрался с просьбами жильцов, и нужно же было чем-то занять три дня отстранения от школы.
Я поужинал и посмотрел футбольный матч, потом посвященное ему спортивное ток-шоу. И все же часы показывали лишь одиннадцать вечера.
Но это был новый город. И новое начало. Может, я смогу спать как нормальный человек. И все будет в порядке.
Я свернулся на дурацком матрасе и в конце концов задремал.
Кошмар уже поджидал меня.
Глухой стук его шагов на нашей кухне. Ее джинсы, скользящие по линолеуму, когда она пыталась отступать. Взмывавшая вверх и опускавшаяся бита.
Снова.
И снова.
И снова.
Я проснулся от собственных криков. Простыни промокли от пота, я все еще ощущал отзвуки наносящей удары биты.
Я глубоко вздохнул, пытаясь прийти в себя, потом натянул какую-то одежду, зашнуровал ботинки.
Черт возьми, многовато для нового начала.
Выйдя на улицу, я вгляделся в безмолвную темноту ночи и зашагал прочь.
Глава 3. Шайло
В пятницу, в конце первой учебной недели, я проснулась, как обычно, в пять утра. Рассвет только начал проникать в безупречно опрятную спальню, заполненную всем, что составляло мою суть.
Биби называла ее моим гнездом.
«Ты как сорока, собираешь все красивое и блестящее».
Моя лучшая подруга Вайолет называла это отражением творческой энергии. Большая кровать приткнулась в углу комнаты, освобождая место для полок, заполненных книгами по работе с металлом, геммологии, энергии кристаллов, биографиями художников и сборниками поэзии. Все пространство стены занимали коллажи вместе с мандалами, которые я нарисовала черными чернилами, и несколько акварелей со времен моих недолгих занятий живописью. На столе под окном виднелись аккуратные стопки набросков карандашом и просто каких-то каракулей. Рядом лежали ежедневники и записные книжки, заполненные списками дел, каждый пункт которых был зачеркнут.
Я зажгла разноцветные лампы, висевшие на стыке стены и потолка. Их неяркое пестрое свечение создавало в комнате атмосферу, которую я так любила.
Я включила песню Принса и села за стол рисовать. Через двадцать минут у меня был набросок нового изделия. Кольца, в котором тонкие нити металла – вероятно, меди и серебра – обвивались вокруг полудрагоценного камня, словно виноградная лоза. Им я и займусь в гараже после обеда. Я улыбнулась.
«Я сама создаю нечто блестящее».
Из всех творческих отдушин создание украшений притягивало меня сильнее всего. Работа была сложной и требовала больших усилий, материалов и времени. Она занимала ранние утра, поздние вечера и выходные. И, если я полностью не отдавалась ей, на меня накатывало чувство пустоты, шепча, что я была ошибкой и мать никогда меня не желала.
Я взяла в руки рисунок кольца. Это, конечно, не лекарство от рака, но его я сделать могла. Создать нечто прекрасное, чего в мире прежде не было.
Часы показывали половину седьмого. Я сменила косынку, в которой спала, на полиэтиленовую шапочку, приняла душ, а затем провела обычный утренний уход за волосами.
«Моя кузина Летишия и сама художница», – подумала я, нанося увлажняющий крем с маслом дерева ши на кожу головы и сотни идеальных маленьких косичек, мягко спадающих мне на плечи. Уже не в первый раз я раздумывала над тем, чтобы принять ее предложение через полтора месяца вернуться в Новый Орлеан и подправить прическу в ее салоне. Вдруг мне удастся заявиться к маме и потребовать ответов. О ней. Об отце. И тогда, может быть, пустота внутри наполнится правдой.
«Возможно, ты не хочешь знать правду».
В мое убежище проникали теплые запахи завтрака, развеивая холодные мысли. Я надела желтый сарафан и сандалии. По запястьям скользнули полдюжины медных браслетов, а на палец – серебряное кольцо с бирюзой, которое я сделала этим летом. Прежде чем выйти, я проверила настольный календарь с гороскопом на сегодняшний день.
«Будьте готовы к чему-то неожиданному».
Я хмыкнула. Ничего неожиданного просто не могло случиться. Чтобы избежать подобного, я все планировала и подготавливала заранее.
Когда я вошла в кухню, Биби стояла у плиты, поджаривая блинчики и бекон. Она шаркала по небольшой комнатке в белом домашнем платье и тапочках, и полы ее одеяния скользили по старому линолеуму.
– Доброе утро, Биби, – проговорила я, чмокнув ее в щеку.
– Доброе утро, милая. Садись. Есть свежая дыня.
Я села за слишком большой обеденный стол, втиснутый между кухней и гостиной. В центре стола, рядом с керамическим чайным сервизом, стояло блюдо с нарезанной дыней. Биби с двумя тарелками в руках отошла от плиты и тоже села за стол. Когда она находилась здесь, в доме, было почти невозможно сказать, что у нее большие проблемы со зрением. Или что ей уже исполнилось восемьдесят.
Биби поставила передо мной тарелку, а я налила ей чашку чая из керамического чайника.
– Как прошла первая неделя в выпускном классе? – спросила Биби. – В этом году на горизонте маячит нечто новое и захватывающее?
– Не особо, – проговорила я. – В нашем классе пара новых парней. Роман или какой-то Роланд. Он вместе со мной ходит на историю. По крайней мере, так говорят. Но он пока еще не появлялся. Другой парень, Холден Пэриш, по слухам, миллиардер.
– Боже мой. Миллиардер.
– Не знаю, правда ли это. Он красавчик, но холоден как лед. Девушки просто бросаются к его ногам. Хотя это смешно. Ведь я на девяносто девять процентов уверена, что он гей.
Биби усмехнулась, глядя в свою чашку.
– А как дела у мисс Вайолет? Она тоже бросается на этого нового красивого парня?
– Ей он неинтересен. Она составила грандиозный план и хочет начать встречаться с квотербеком футбольной команды. Чтобы Миллер навсегда остался в числе ее друзей. А бедный парень тем временем каждый вечер играет ей на гитаре и поет песни о любви. – Я вздохнула. – Новый учебный год, но все та же история.
Моя лучшая подруга познакомилась с Миллером Стрэттоном, когда нам исполнилось тринадцать. Тогда он лишился дома и жил со своей мамой в машине. Его ситуация сразу же тронула мягкое сердце Вайолет. Между ними зародилась прекрасная дружба, хотя фраза о «прекрасных друзьях» исходила от самой Вайолет. Для всех же остальных, и в большей степени для меня, казалось очевидным, что их чувства были намного глубже дружеских.
– Досадно, – проговорила Биби. – Но чего она ждет?
– У нее есть свои причины так себя вести. Я с ней не согласна, но уважаю ее решение.
– У тебя тоже есть свои причины. И ты не позволяешь этому юноше из Луизианы превратиться в нечто большее, чем летняя интрижка.
– У Вайолет с Миллером все иначе. Ведь очевидно, что они принадлежат друг другу. И то, что они не вместе, попросту не имеет смысла.
Биби подняла свою чашку.
– Я запомню эти твои слова, и в один прекрасный день использую их против тебя.
Я рассмеялась.
– Ты как тетушка из того ток-шоу о сватовстве, которая пытается устроить всем счастливую жизнь.
– Нет, милая. Только тебе. – Обхватив чашку обеими руками, она поставила ее на блюдце. – А что еще? Какие новости?
– Завтра вечером Ченс Блейлок устраивает ежегодную вечеринку по случаю возвращения в школу.
– Ты хочешь пойти?
– У меня слишком много работы. Нужно выполнять заказы.