Частица твоего сердца
Часть 8 из 99 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Что все это значит?
– Этот зафранец фломал мне ноф, – заныл Фрэнки, прижимая ладонь к лицу.
– Идите к медсестре, Дауд, – проговорил Чаудер и перевел тяжелый взгляд на меня. – Мистер Венц. В мой кабинет. Остальные возвращайтесь в класс.
Но тут его внимание привлекли пищащие часы Стрэттона. Я ощутил, как этот звук резко охладил разгоряченную кровь. Парень выглядел ужасно. Возможно, ему требовалась «Скорая помощь».
– С вами все в порядке? – раздраженно спросил Чаудер.
– Конечно, – скривившись, проговорил Стрэттон. – Лучше не бывает.
С каким-то утомленным стоицизмом он, пошатываясь, направился к ряду шкафчиков. Он не донес на Фрэнки или его друзей. Не пожаловался.
– С ним все будет хорошо? – спросил я Чаудера, когда мы направились к административному зданию.
– Вы сломали ему нос. Не думаете, что уже немного поздновато беспокоиться?
– Я не об этом придурке. О другом парне.
– С Миллером все будет в порядке, – проговорил Чаудер, ведя меня через кабинеты административного здания, где за столами работали или просто разговаривали консультанты и прочие сотрудники.
– Почему парни до него докопались?
– Выбирайте выражения, мистер Венц. – Чаудер указал мне на стул, стоявший перед его столом. – Подозреваю, они дразнили Миллера, потому что несколько лет назад парень какое-то время был бездомным. Они с матерью жили в машине. – Чаудер наклонился и, вытащив папку из ящика стола, бросил ее на стол. Он нахмурился, увидев мой мрачный взгляд. – Я не сказал вам ничего нового. Уже завтра к обеду вы не раз услышите об этом. Оставьте это, Венц. – Он постучал по папке. – У вас есть проблемы посерьезнее. Ваша маленькая выходка, по существу, расценивается как нападение.
– Драчливый придурок это заслужил.
– Хм-м. – Чаудер вскинул брови и заглянул в мою папку. – А яблочко недалеко упало от древа семьи Венц.
Я стиснул зубы.
– Чтобы добиться своих целей, есть и другие методы, кроме насилия. – Чаудер сложил руки на груди. – Как насчет отстранения от занятий на три дня, чтобы поразмыслить над этим?
* * *
Когда я вышел из кабинета Чаудера, меня ждал Миллер Стрэттон.
– Тебе не стоило это делать из-за меня, – проговорил он, шагая рядом со мной, когда я направился к выходу из школы.
– Я поступил так не из-за тебя, – произнес я, не глядя на него.
– Тогда почему?
«Потому что он убил ее, а я его не остановил».
Но кому хотелось выслушивать это чертово дерьмо? Поэтому я, не замедляя шага, просто пожал плечами. Миллер продолжал идти рядом со мной. Теперь он выглядел лучше. Взгляд уже не казался таким остекленевшим, и не создавалось впечатления, что в любую минуту он может упасть. Но его стоицизм никуда не делся. Парень носил его, как свою потрепанную куртку, в ветхости ничем не уступавшую моей.
– Ты и в самом деле жил в машине? – спросил я.
В глазах Миллера вспыхнул гнев.
– Ты провел на территории школы всего десять минут и уже слышал об этом? Новый рекорд. Да. Много лет назад. Но, кажется, об этом так и не смогут забыть.
– Так заставь их это сделать.
– Как?
Я согнул пальцы, слегка болевшие после удара о лицо Фрэнки.
«Не моим способом. Не будь таким, как я. И как он».
Миллер пристально посмотрел на меня. Я при росте в шесть футов два дюйма[2] немного возвышался над ним.
– Парень, которому ты вмазал. Его отец – полицейский.
Мои губы искривились в усмешке.
– К черту их обоих.
– Что ты имеешь против полицейских?
Я подумал о дюжинах поздних визитов полиции, которые заканчивались тем, что отца забирали на ночь в камеру, чтобы «остыть». Вот только он возвращался уже на следующий день, становясь еще злее, чем прежде. А судебными запретами попросту вытирал задницу вместо туалетной бумаги.
Об этом не стоило рассказывать первому встречному, но, кажется, чем дальше мы шли бок о бок по тропинке, тем менее чужим становился для меня Миллер.
Мы шли молча, пока я не добрался до угла здания, за которым теперь присматривал. Утром, перед уходом, я включил телевизор. И теперь мы слышали доносившееся с экрана монотонное бормотание.
– Тебе сюда?
Я кивнул.
– Я живу в квартале отсюда. – Миллер засунул руки в карманы куртки. – Ты торопишься домой?
– Домой. – Я хмыкнул. Я больше не знал, что означало это слово. – Нет.
Миллер кивнул. Судя по взгляду темно-голубых глаз, ему тоже довелось повидать немало дерьма.
– Тогда пойдем со мной.
* * *
Миллер повел меня по тропинке, которая начиналась за автостоянкой с заброшенным сараем. Она уводила прочь от полного огней парка развлечений с американскими горками и смеющимися туристами и спускалась к пляжу и скалам, которые дали название нашему району.
По каменистой тропе идти было нелегко. Местами берег осыпался, оседая прямо в океан, и нам приходилось взбираться на большие камни. И когда я уже решил, что стоит повернуть назад, стало легче. Вода отступила, и Миллер завернул за преградивший нам путь огромный валун. На другой стороне от него притулилась маленькая рыбацкая хижина, старая, пострадавшая от непогоды, но все еще державшаяся.
– Я нашел ее четыре дня назад, – пояснил Миллер. – С тех пор прихожу сюда каждый вечер. После работы.
– Да? – Я осмотрел небольшое помещение, в котором стояли деревянный стол и скамья; в одной из стен было прорезано окно. – А где ты работаешь?
– В галерее игровых автоматов, внизу, у парка развлечений.
Я кивнул и сел на скамейку.
– Можно смотреть на океан.
Миллер снова сунул руки в карманы.
– Да, это здорово. Хорошее место, чтобы просто…
– Убраться от всего подальше?
– Именно.
– Ранее ты казался больным, – проговорил я. – И при чем здесь часы? Они как-то связаны со всем этим?
– Это датчик. У меня упал уровень сахара в крови. – Миллер приподнял рубашку и показал мне маленькое белое устройство, прикрепленное к животу. – У меня диабет.
Я кивнул, и в памяти тут же всплыл эпизод из детства, одно из редких неплохих воспоминаний. Я спрятал улыбку, боясь, как бы Миллер не подумал, что я смеялся над ним.
Слишком поздно.
– Что смешного? – спросил он, в голосе его отчетливо прозвучало подозрение.
– Когда я был ребенком, то знал одну девочку… пяти лет, – проговорил я, и неожиданно на меня, словно лесной пожар, обрушился приступ смеха. – У ее тети был диабет. А малышка называла его «диа-ба-титьки».
Миллер взглянул на меня, а потом тоже расхохотался.
– И никто ее не поправлял?
Я покачал головой.
– А ты бы стал?
– Черт, нет.
Из-за этого дурацкого слова мы хохотали как безумные, словно ничего забавнее в жизни не слышали. Я так не смеялся уже целую вечность и готов поклясться, Миллер тоже.
– Черт, я много лет не вспоминал об этом, – проговорил я, когда мы снова смогли дышать.
– Этот зафранец фломал мне ноф, – заныл Фрэнки, прижимая ладонь к лицу.
– Идите к медсестре, Дауд, – проговорил Чаудер и перевел тяжелый взгляд на меня. – Мистер Венц. В мой кабинет. Остальные возвращайтесь в класс.
Но тут его внимание привлекли пищащие часы Стрэттона. Я ощутил, как этот звук резко охладил разгоряченную кровь. Парень выглядел ужасно. Возможно, ему требовалась «Скорая помощь».
– С вами все в порядке? – раздраженно спросил Чаудер.
– Конечно, – скривившись, проговорил Стрэттон. – Лучше не бывает.
С каким-то утомленным стоицизмом он, пошатываясь, направился к ряду шкафчиков. Он не донес на Фрэнки или его друзей. Не пожаловался.
– С ним все будет хорошо? – спросил я Чаудера, когда мы направились к административному зданию.
– Вы сломали ему нос. Не думаете, что уже немного поздновато беспокоиться?
– Я не об этом придурке. О другом парне.
– С Миллером все будет в порядке, – проговорил Чаудер, ведя меня через кабинеты административного здания, где за столами работали или просто разговаривали консультанты и прочие сотрудники.
– Почему парни до него докопались?
– Выбирайте выражения, мистер Венц. – Чаудер указал мне на стул, стоявший перед его столом. – Подозреваю, они дразнили Миллера, потому что несколько лет назад парень какое-то время был бездомным. Они с матерью жили в машине. – Чаудер наклонился и, вытащив папку из ящика стола, бросил ее на стол. Он нахмурился, увидев мой мрачный взгляд. – Я не сказал вам ничего нового. Уже завтра к обеду вы не раз услышите об этом. Оставьте это, Венц. – Он постучал по папке. – У вас есть проблемы посерьезнее. Ваша маленькая выходка, по существу, расценивается как нападение.
– Драчливый придурок это заслужил.
– Хм-м. – Чаудер вскинул брови и заглянул в мою папку. – А яблочко недалеко упало от древа семьи Венц.
Я стиснул зубы.
– Чтобы добиться своих целей, есть и другие методы, кроме насилия. – Чаудер сложил руки на груди. – Как насчет отстранения от занятий на три дня, чтобы поразмыслить над этим?
* * *
Когда я вышел из кабинета Чаудера, меня ждал Миллер Стрэттон.
– Тебе не стоило это делать из-за меня, – проговорил он, шагая рядом со мной, когда я направился к выходу из школы.
– Я поступил так не из-за тебя, – произнес я, не глядя на него.
– Тогда почему?
«Потому что он убил ее, а я его не остановил».
Но кому хотелось выслушивать это чертово дерьмо? Поэтому я, не замедляя шага, просто пожал плечами. Миллер продолжал идти рядом со мной. Теперь он выглядел лучше. Взгляд уже не казался таким остекленевшим, и не создавалось впечатления, что в любую минуту он может упасть. Но его стоицизм никуда не делся. Парень носил его, как свою потрепанную куртку, в ветхости ничем не уступавшую моей.
– Ты и в самом деле жил в машине? – спросил я.
В глазах Миллера вспыхнул гнев.
– Ты провел на территории школы всего десять минут и уже слышал об этом? Новый рекорд. Да. Много лет назад. Но, кажется, об этом так и не смогут забыть.
– Так заставь их это сделать.
– Как?
Я согнул пальцы, слегка болевшие после удара о лицо Фрэнки.
«Не моим способом. Не будь таким, как я. И как он».
Миллер пристально посмотрел на меня. Я при росте в шесть футов два дюйма[2] немного возвышался над ним.
– Парень, которому ты вмазал. Его отец – полицейский.
Мои губы искривились в усмешке.
– К черту их обоих.
– Что ты имеешь против полицейских?
Я подумал о дюжинах поздних визитов полиции, которые заканчивались тем, что отца забирали на ночь в камеру, чтобы «остыть». Вот только он возвращался уже на следующий день, становясь еще злее, чем прежде. А судебными запретами попросту вытирал задницу вместо туалетной бумаги.
Об этом не стоило рассказывать первому встречному, но, кажется, чем дальше мы шли бок о бок по тропинке, тем менее чужим становился для меня Миллер.
Мы шли молча, пока я не добрался до угла здания, за которым теперь присматривал. Утром, перед уходом, я включил телевизор. И теперь мы слышали доносившееся с экрана монотонное бормотание.
– Тебе сюда?
Я кивнул.
– Я живу в квартале отсюда. – Миллер засунул руки в карманы куртки. – Ты торопишься домой?
– Домой. – Я хмыкнул. Я больше не знал, что означало это слово. – Нет.
Миллер кивнул. Судя по взгляду темно-голубых глаз, ему тоже довелось повидать немало дерьма.
– Тогда пойдем со мной.
* * *
Миллер повел меня по тропинке, которая начиналась за автостоянкой с заброшенным сараем. Она уводила прочь от полного огней парка развлечений с американскими горками и смеющимися туристами и спускалась к пляжу и скалам, которые дали название нашему району.
По каменистой тропе идти было нелегко. Местами берег осыпался, оседая прямо в океан, и нам приходилось взбираться на большие камни. И когда я уже решил, что стоит повернуть назад, стало легче. Вода отступила, и Миллер завернул за преградивший нам путь огромный валун. На другой стороне от него притулилась маленькая рыбацкая хижина, старая, пострадавшая от непогоды, но все еще державшаяся.
– Я нашел ее четыре дня назад, – пояснил Миллер. – С тех пор прихожу сюда каждый вечер. После работы.
– Да? – Я осмотрел небольшое помещение, в котором стояли деревянный стол и скамья; в одной из стен было прорезано окно. – А где ты работаешь?
– В галерее игровых автоматов, внизу, у парка развлечений.
Я кивнул и сел на скамейку.
– Можно смотреть на океан.
Миллер снова сунул руки в карманы.
– Да, это здорово. Хорошее место, чтобы просто…
– Убраться от всего подальше?
– Именно.
– Ранее ты казался больным, – проговорил я. – И при чем здесь часы? Они как-то связаны со всем этим?
– Это датчик. У меня упал уровень сахара в крови. – Миллер приподнял рубашку и показал мне маленькое белое устройство, прикрепленное к животу. – У меня диабет.
Я кивнул, и в памяти тут же всплыл эпизод из детства, одно из редких неплохих воспоминаний. Я спрятал улыбку, боясь, как бы Миллер не подумал, что я смеялся над ним.
Слишком поздно.
– Что смешного? – спросил он, в голосе его отчетливо прозвучало подозрение.
– Когда я был ребенком, то знал одну девочку… пяти лет, – проговорил я, и неожиданно на меня, словно лесной пожар, обрушился приступ смеха. – У ее тети был диабет. А малышка называла его «диа-ба-титьки».
Миллер взглянул на меня, а потом тоже расхохотался.
– И никто ее не поправлял?
Я покачал головой.
– А ты бы стал?
– Черт, нет.
Из-за этого дурацкого слова мы хохотали как безумные, словно ничего забавнее в жизни не слышали. Я так не смеялся уже целую вечность и готов поклясться, Миллер тоже.
– Черт, я много лет не вспоминал об этом, – проговорил я, когда мы снова смогли дышать.