Чайная роза

– Дурень, я просто счастлив! Но за себя. А плачу я по тебе… по всему, что ты потерял. Дом, семью… так много.

– Тише, нечего реветь. Теперь мой дом – ты. И моя семья.

В тот вечер они пролили еще много слез, но и посмеялись от души. Ник знал: со временем он пожалеет о принятом решении. Но его решение было правильным. Во второй половине августа они вернулись в Париж. Ник с головой погрузился в работу, полный решимости обеспечить своих друзей-художников деньгами от продажи картин и повысить значимость их творчества, возраставшую с каждой продажей. Работы Анри тоже начали покупать: две картины из галереи Дюран-Рюэля и три – у Гупиля. Когда август сменился сентябрем, а вестей из Лондона так и не было, Ник решил, что отец исполнил угрозы и попросту вычеркнул сына из своей жизни. Сознавать это было больно, но Ник знал: он справится. С ним была любовь Анри – самое важное, в чем он нуждался. Тогда ему думалось, что их счастье продлится вечно.



Кеб резко остановился на восточной стороне Ирвинг-плейс, окончательно выбив Ника из воспоминаний. Он выбрался наружу, расплатился с кучером и стал разглядывать место, куда его привезли. «Высшие слои, – думал он, вертя головой по сторонам. – Старые деньги». Он улыбнулся. Интересно, какого возраста эти старые деньги в Нью-Йорке? Поколение? Два? Впрочем, это его не заботило. Главное, чтобы ньюйоркцы покупали привезенные им картины.

А они будут покупать. В 1886-м Дюран-Рюэль привез в Нью-Йорк триста полотен импрессионистов и встретил ошеломляющий прием. Оказалось, здесь немало состоятельных людей, восприимчивых к новому искусству. Ник предложит им еще больше. Перед отплытием в Америку Ник перевел парижской галерее несколько тысяч фунтов – почти все деньги, что у него были. Одновременно он отправил бывшим коллегам телеграмму, сообщив, какие произведения необходимо купить. Все купленные картины он просил отправлять на таможенный склад Нью-Йорка. Где-то через неделю они должны достичь американского берега. И когда это случится, встреча с каждым полотном будет сродни встрече со старым другом. Каждое произведение заключало в себе частицу жизни художника, частицу его души. В них содержалась и частица его, Ника, жизни. Его и Анри. Если он преуспеет со своим замыслом, если откроет новые рынки для новых художников и обеспечит их средствами для продолжения творчества, значит все его страдания были не напрасны.

Улыбаясь, Ник зашагал в контору торговца недвижимостью. Пусть Экхарт запихнет свои мрачные пророчества себе в одно место! Николас Сомс не собирался в ближайшее время покинуть этот мир. Ни сегодня, ни завтра. Его ждало очень важное дело, которое он намерен довести до конца.





Глава 24




– Дядя Майкл! – позвала Фиона, встав у двери дядиной спальни. – Дядя Майкл, ты меня слышишь? Пора вставать.

Спящий не отвечал. Он лежал на спине, запутавшись в простынях. Спал Майкл в грязном нательном комбинезоне и носках, дырявых как решето.

– Может, он уже умер, – пробурчал Шейми.

– Шейми, я вчера этого наслушалась вдоволь. Пожалуйста, не продолжай сегодня. Дядя Майкл не умер. Мертвые не храпят.

Фиона снова позвала дядю. Не получив ответа, она потрясла его за плечо. Встряска тоже не помогла. Тогда она легонько похлопала его по щекам и подняла руки. Руки тут же упали на кровать. Устав его будить, Фиона пихнула дядю в бок, после чего отправилась в ванную.

В свою первую нью-йоркскую ночь ей не спалось. Фиона думала, думала и под утро твердо решила, что Майкл ни в коем случае не должен потерять магазин. От этого зависела его жизнь, а также жизнь ее самой и брата. Вчера, уложив Шейми, Фиона вышла купить еды. Приличный магазин попался ей только через семь кварталов. Хозяин оказался словоохотливым, спросил, кто она и откуда. Потом рассказал, что знаком с ее дядей и знает, как тот экономил на всем, чтобы купить дом.

– Магазин приносил ему хороший доход. И сейчас мог бы приносить, если бы ваш дядя пить перестал, – добавил бакалейщик.

Вернувшись, Фиона засучила рукава, подоткнула юбку и принялась наводить порядок. Оказалось, что под грудами хлама скрывается просторная и удобная квартира. Помимо спальни Майкла, здесь была еще одна комната, в которой Фиона ночевала, а также детская, куда она уложила Шейми. Квартира имела ванную комнату со смывным унитазом, фарфоровым умывальником и ванной. Четвертой комнатой была гостиная. На кухне Фиона обнаружила новую плиту, двойную раковину и большой круглый дубовый стол. По мере того как она выгребала мусор и вытирала пыль, ей попадалось множество приятных вещиц. Зеленая стеклянная ваза с надписью «В память о Кони-Айленде». Два подсвечника из прессованного стекла, рядом с которыми стояла шкатулка для безделушек, украшенная морскими ракушками. Несколько натюрмортов в рамах, в основном с цветами. Под завалами она обнаружила диван и пару кресел, обитых темно-лиловым хлопчатобумажным бархатом, а также шерстяной ковер разных оттенков зеленого. Все это было далеко не новым, но подобранным со вкусом. Фионе вспомнились слова бакалейщика. Обстановка квартиры говорила о том же: до смерти жены дела у Майкла шли в гору.

Если так было, если он неплохо зарабатывал, значит все это можно вернуть. Фиона не собиралась вновь устраиваться на какую-нибудь чайную фабрику или за гроши драить пабы. Как и намеревалась, она будет работать у дяди. Наберется знаний, узнает тонкости торговли, а потом на деньги Бертона откроет свой магазин. Из пятисот фунтов она потратила всего сорок. Пятьдесят обменяла на корабле, получив двести пятьдесят американских долларов. Оставшиеся четыреста десять фунтов принесут ей еще более двух тысяч. Целое состояние. Но эти деньги – ее и Шейми будущее, а потому расходовать их надо экономно. По собственному опыту она знала: фабричного жалованья едва хватает на оплату обшарпанной комнаты и скудную еду. Если просто тратить деньги, сводя концы с концами, они все равно иссякнут, и тогда она снова окажется такой же беднячкой, какой была в Уайтчепеле. Однако Фиона твердо решила: больше она никогда не будет бедствовать. Она разбогатеет. Она пообещала себе, что отомстит Уильяму Бертону и Шихану Котелку. Как и чем – она пока не знала, но не сомневалась: для мести ей потребуются деньги. Много денег. Очень много. Она выбьется в люди и будет подниматься только вверх, ни в коем случае не соскальзывая вниз. И это воняющее перегаром бревно, что храпело в спальне, ей поможет.

В ванной она нашла на умывальнике стакан, наполнила холодной водой и, вернувшись в спальню, вылила на дядину голову.

Фыркая и плюясь, Майкл сел на постели.

– Откуда ты взялась, дьяволица? – спросил он, щурясь на Фиону. – И почему хочешь меня утопить?

– А ты что, нас не помнишь? – поразилась Фиона. – Мы твои племянники. Фиона и Шейми. Вчера мы говорили с тобой в пивной Уэлана. Ты разрешил нам остаться здесь.

– Я думал, мне это приснилось, – пробурчал Майкл и потянулся к валяющимся на полу брюкам.

– Тогда подумай еще раз, и как следует! – рассердилась Фиона. – Ничего тебе не приснилось. И то, что в квартире прибрано, твоя кровать застелена чистыми простынями, а на кухне тебя ждало жареное мясо, – тоже не сон. Кто, по-твоему, его приготовил? Сказочные феи?

– Скорее чертовки. Подгорело вдрызг.

Майкл слез с кровати и стал разыскивать башмаки.

– Спасибо тебе, дядюшка! – раздраженно бросила Фиона, голос которой звучал все громче. – Огромное тебе спасибо!

– Голова болит, – поморщился Майкл, затыкая уши. – Не говори так много.

Если до сих пор Фиона просто сердилась на дядю, то последняя фраза ее разъярила.

– Нет, я буду говорить, а ты будешь слушать! Прежде всего, дядя Майкл, прекрати пить. Я тоже потрясена смертью Молли. Представляю, как больно это по тебе ударило. Но еще немного – и ты потеряешь магазин.

– Уже потерял, – признался Майкл. – Я задолжал банку сотни долларов. Денег у меня нет. – Говоря, он подошел к бюро и выдвинул верхний ящик.

– Зато у меня есть.

– Я не про такие деньги, – невесело усмехнулся Майкл, продолжая шарить в ящике.

– У меня хватит. Я получила… выплату от компании, где работал отец. Компенсацию за несчастный случай с ним. Я дам тебе взаймы, и ты расплатишься с банком и со всеми, кому задолжал.

– Вот она! – обрадовался Майкл, обнаружив искомый предмет.


Он достал фляжку, отвинтил крышку и сделал изрядный глоток.

– Я же просила тебя не пить! – крикнула уязвленная Фиона. – Дядя Майкл, не напивайся с утра! Пожалуйста, послушай меня.

– Нет, это ты меня послушай! – возразил он, испугав Фиону вспыхнувшей свирепостью. – Я не хочу твоих денег. И помощи твоей тоже. Я хочу, чтобы все оставили меня в покое.

Он снова приложился к фляжке, кое-как натянул рубашку и вышел из спальни.

Фиона двинулась за ним, а Шейми – за ней.

– И тебе что, наплевать на магазин? – спросила она. – На себя? На ребенка? Наша судьба тебя тоже не волнует?

– Ваша судьба? – фыркнул Майкл. – Да я вообще ничего о тебе не знаю, настырная ты девчонка!

Фиона отпрянула, как от пощечины. «Какой же ты мерзавец!» – подумала она. Случись все наоборот и его дети приехали бы просить помощи у ее родителей, отец ни за что не принял бы их холодно.

– С таким отношением ты вообще скоро под забором окажешься! – Фиона пылала, как запальный шнур, тянущийся к пачке динамита. – Будешь мыкаться по ночлежкам или вообще ночевать на улице. Есть отбросы из мусорных баков. И все потому, что не хочешь взять себя в руки. Думаешь, другие не теряли близких? Ты единственный, на кого обрушилось горе? Когда не стало отца, а потом и матери, я едва умом не тронулась, но выдержала. И Шейми тоже. Похоже, у пятилетнего мальчишки… яйца покрепче, чем у тебя!

Майкл остановился.

– Значит, не сдаешься? – Он достал что-то из кармана и швырнул ей под ноги. – Вот! – крикнул он. – Бери! Бери этот проклятый магазин! Он твой. И оставь меня в покое… банши!

Хлопнув дверью, он ушел. К глазам Фионы подступили слезы. Не желая, чтобы брат их видел, она опустила глаза к полу. Там серебристо поблескивал брошенный Майклом предмет. Ключ. Он сверкал, освещая темные половицы. В ушах звенели дядины слова: «Бери! Он твой». Фиона нагнулась за ключом, но вдруг отдернула руку.

О чем она думала? Неужто она спятила? Чтобы управлять магазином, нужно многое знать и уметь. Прежде всего, сколько товара заказывать. Учет вести надо. Разбираться в том, что называлось мудреным словом «баланс». Таких знаний у нее не было. Все это знал Джо. «Но разве Джо здесь?» – спросил внутренний голос. Этот бесцеремонный голос всегда тыкал ее носом в то, о чем она предпочитала не вспоминать. Джо в Лондоне, ублажает свою Милли Петерсон. А она здесь, в Нью-Йорке, без работы, живет в доме, откуда ее очень скоро могут выгнать… «И выгонят, если ты не перестанешь стонать и хныкать и не найдешь способ с этим справиться», – мысленно отчитала себя Фиона.

Она вновь нагнулась за ключом. В это время на лестнице послышались шаги. В дверь осторожно постучали. Еще через мгновение скрипнули петли и дверь приоткрылась.

– Эй, Майкл! – позвал женский голос. – Ты здесь?

Фиона торопливо подобрала ключ и спрятала в карман.

– Есть тут кто? – В щель просунулась женская голова. – Майкл!.. Ой! – вскрикнула женщина. – Боженька милосердный! Ну ты меня и напугала!

В прихожую, прижимая к груди покрасневшую мокрую руку, вошла женщина невысокого роста, коренастая, с густыми каштановыми волосами, убранными в пучок, миловидным круглым лицом и большими карими глазами. Рукава женщины были закатаны по локоть. На руках белела мыльная пена.

– Давай знакомиться. Меня зовут Мэри Манро. Я живу этажом выше. Снимаю жилье у Майкла.

– Я Фиона Финнеган, а это мой брат Шейми. Мы племянники Майкла. Извините, что напугала вас. Я совсем не хотела.

Мэри сразу заметила следы слез на щеках Фионы.

– Я услышала крики, потому и решила спуститься, – пояснила она с легким акцентом, намекавшим на ее шотландское происхождение. – М-да, радушный прием оказал вам дядюшка.

– Не такой, какого мы ожидали, – призналась Фиона, заставив себя улыбнуться.

Мэри покачала головой:

– Бери брата и идем ко мне. По-моему, тебе нужна чашка хорошего крепкого чая.

Фиона заперла дверь, и они с Шейми последовали за Мэри. Пока поднимались, та успела сообщить, что в Нью-Йорке уже десять лет. Переселились сюда из Шотландии. Три года как живет в этом доме с сыном и свекром. Вдова. Муж работал на товарной станции и попал под поезд. У двери ее квартиры их встретил долговязый мальчик лет четырнадцати. Это был сын Мэри.

– Иэн, достань чашки с блюдцами… те, что покрасивее, и поставь чайник, – велела она сыну, кивая гостям на стулья у кухонного стола. – Я сейчас выполощу и развешу белье, а потом мы всласть почаевничаем.

На кухне Мэри вкусно пахло хлебом, корицей и беконом. Раковина сверкала. Свежая черная краска на плите еще не успела потускнеть. Линолеум на полу был истертым и потрескавшимся, но и его Мэри покрыла слоем восковой мастики. На окнах висели белые кружевные занавески. Скромная, но безупречно чистая, кухня этой женщины напомнила Фионе кухню их прежнего дома на Монтегю-стрит. Сам вид помещения подействовал на нее успокаивающе.

– А на свою двоюродную сестренку хочешь взглянуть? – спросила Мэри, выжимая пеленки.

– Что, ребенок здесь?

– Конечно. В гостиной. Не девчонка – картинка. Я взяла ее к себе сразу после похорон.

– Ой, прямо от сердца отлегло! – призналась Фиона. – Майкл говорил вчера, что ребенок у подруги, но где и у кого именно, не сказал. Даже имени дочери не назвал.

– Он уже и собственное имя забывает, этот Майкл. Элинор ее зовут, в честь матери Молли. Мы зовем ее Нелл. Пойди познакомься с сестренкой. Я сейчас управлюсь.

Фиона прошла в гостиную и увидела пухлый кулачок, торчащий из бельевой корзины. Малышка что-то весело лопотала. Увидев двоюродную сестру, Фиона согласилась с Мэри. Действительно картинка. У Нелл были отцовские черные волосы и синие глаза. Круглолицесть и миловидность она унаследовала от матери. Когда Фиона взяла ее ручонку и произнесла «агу-агу», Нелл откликнулась улыбкой во весь беззубый рот. Фиона вытащила малышку из корзины и понесла в кухню, радуясь, что ребенок здоров и весел.

– Ну вот и мы! – сказала Мэри, вешая на веревку за окном последнюю из выстиранных пеленок Нелл.

Увидев, что сестры быстро нашли общий язык, она улыбнулась:

– Маленькая принцесса, да и только. А ты, Фиона, как понимаю, – дочка Патрика Финнегана? Из Лондона?