Целительница на факультете легионеров

– Да брось, какой ещё полководец? Говорят, в той драке без магии не обошлось. А это Уставом запрещено.

– А девчонки хоть того стоили? – вмешался любопытный Мейси. – Красивые?

– Красивые – не то слово! Я сам не видел, но Стенли со второго курса утверждает, что видел, как Стив и Уилл затащили на яхту обеих девчонок, и нашему куратору досталась намного красивее.

– Дьюк, мне это совершенно не интересно! – воскликнула я, ощущая, как резко расширяются капилляры кожи лица и наполняются кровью, как натужно колотится сердце и потеют ладони. Хотелось свернуться ёжиком, сжаться в комочек, сделаться незаметной, а ещё лучше – невидимой!

– А у вас с Милли всё серьёзно, да? – Дьюк не спрашивал, а трубил на всю Вселенную.

– Серьёзнее не бывает, – отвечала я, не зная, в какую сторону отвернуться – повсюду натыкалась на любопытные глаза и уши.

– А где вы познакомились?

– Слушай, будь другом, отвали, а? – не удержалась я.

Дьюк не обиделся.

Я пыталась вести себя тише, не привлекать излишнего внимания и не попадаться на глаза Мёрфи, зато Уилл, как нарочно, постоянно оказывался в том же месте, что и я! В коридорах, по пути из общежития в учебный корпус, в столовой, на занятиях, в библиотеке, куда я шла за книгами по медицине, да везде!

На уроке по пулевой стрельбе он и его дружки зашли пострелять по движущимся мишеням, и профессор Дуглас ставит их в пример. Посмотрите, какая реакция, какой глазомер, какая любовь к делу!

Да, выпускники отлично стреляют. Да, почти не промахиваются. Да, у Уилла всё получается лучше, чем у других. Но мне-то от этого какой прок?

А самое главное, мы то и дело сталкиваемся взглядами. Его, трудночитаемый и транслирующий целую бурю эмоций, выжигает на мне очередное клеймо – живого места не остаётся, и чары целительства, как обычно, с ним не срабатывают.

Вечером Уилл нашёл меня в библиотеке, где я дописывала эссе по истории войн.

– О чём пишешь? – Он заглянул в тетрадь. Нахмурился. – Сьюзан Миллер? Серьёзно?

– Сьюзан Миллер – выдающаяся женщина-полководец, я не могу ею не восхищаться и...

Уилл не дослушал:

– Это женская тема. Крис бы не выбрал такую.

– Мой братец любит ломать стереотипы.

– Возьми Смиттона, – напирал Уилл. – Обычно его все выбирают, но, я уверен, большинство будет бойкотировать семинар. У вас ведь мисс Кушинг семинары ведёт?

– Да. Завтра первый.

– Ну вот. Бери Смиттона. Беспроигрышный вариант.

– Я не успею! Хорошее эссе не пишется за один вечер!

– Тогда не выделяйся из толпы и бойкотируй вместе со всеми.

– Нет, я так не могу. Нехорошо преподавателя подставлять.

– Ты проколешься на своём эссе, как уже прокололась на физкультуре.

Я выдохнула.

– Ладно. Уговорил. Смиттон так Смиттон.

– И с почерком что-то сделай. Хоть левой рукой пиши, но это никуда не годится. Выбрось, пока никто не спалил. А лучше сожги.

– Но у Годфри Мюррея похожий почерк!

– Бароны из Литлчестера воевали бок о бок со Смиттоном ещё в третьем веке от Первой летописи, у него всё это в крови.

– А у меня не в крови, значит. Зачем тогда собирался связаться с нуворишами вроде нас?

– Будешь борзеть, Блэкстон, отправлю на полосу препятствий. Устрою тебе индивидуальное занятие.

– Ладно, я поняла. Понял, то есть...

Уилл сидел напротив и разглядывал мешки у меня под глазами и поплывшую линию подбородка. А я сверлила взглядом аккуратные строчки у себя в тетради и не могла поднять на него глаз, ощущая при этом его присутствие каждой чёртовой клеточкой! Парадоксально, но мне как никогда хотелось сбросить эти дурацкие амулеты и не уродовать себя больше, но нельзя, нельзя...

– Кстати, я не с пустыми руками, – вспомнил Уилл и положил на исписанный каллиграфическим почерком тетрадный лист два конверта – верхний с подписью «от любящей сестрицы». – Если там что-то важное, дай мне знать, хорошо?

Он поднялся, собираясь оставить меня наедине с письмами. Но я не стремилась к уединению. Я нуждалась в поддержке. Как странно, что единственным человеком, которому я могла в этой академии довериться хоть частично, стал мой несостоявшийся жених!


– Пожалуйста, не уходи, – попросила я. – Второе письмо от отца. Если что-то серьёзное, сразу решим, что делать.

Уилл молча кивнул.

Я вскрыла первый конверт, не ожидая, впрочем, от письма ничего хорошего.

Так и вышло.

К письму Крис прилагал чек на двести золотых и сообщал, что отец исходит гневом, а Эмме нездоровится, и они останутся у моря до конца сентября как минимум. Что мне нужно войти в её положение, проявить сестринскую любовь, долготерпение и всё в таком духе. Да иди ты к чёрту, братец!

Следующее письмо также с лихвой оправдало мои ожидания:

«Дорогой сын! Всей душой уповаю на то, что ты прилагаешь достаточно усилий и здравого смысла и не посрамишь нашу фамилию, ввязавшись в сомнительную авантюру. Азартными играми не увлекайся и помни: ни одна девица из академии не стоит твоей любви и уж точно не достойна носить имя Блэкстонов. А для пущего твоего рвения к учёбе прилагаю чек на пятьсот золотых. Не будешь меня огорчать, как твоя сестрица, в следующем месяце получишь вдвое больше. Любящий тебя отец».

– Эй, ты чего? – окликнул Уилл. – С родными всё в порядке?

– Да что с ними может случиться!

– У тебя глаза на мокром месте. Так не пойдёт. Не забывай, кто ты.

– Зачем ты мне помогаешь? – вспылила я и невоспитанно шмыгнула носом. – Чего добиваешься?

– Может, потому что... я твой куратор и это моя обязанность?

Я усмехнулась сквозь слёзы. Чувствовала, что назревает серьёзный разговор, но на него совершенно не было сил.

– Кстати, утром ко мне заходил Стив, – перевела тему я. – Долго тряс руку, предлагал деньги и записался в мои должники на веки вечные.

– Он добряк на самом деле, хоть и выглядит настоящим медведем. Его не стоит бояться.

– Да я и не боюсь.

– Знаешь, я тут подумал и пришёл к выводу, что тебе всё-таки лучше учиться в академии не под именем Кристофера, а под именем Кристины.

– Нет! Об этом не может быть и речи! – запротестовала я, да так громко, что мисс Маршалл за своей стойкой испуганно крякнула. Я оглянулась: какое счастье, что в читальном зале, не считая мисс Маршалл, мы с Уиллом совершенно одни! И продолжала уже тише: – Как ты себе это представляешь? Да отец, как только меня увидит, сразу увезёт домой и слушать не станет! Запрёт на миллион замков и выдаст за своего ровесника!

– Да погоди ты! Не тарахти!..

– И вместо учёбы и карьеры военного врачевателя я буду практиковаться лечить подагру и повышенное давление! Так что даже не заикайся при мне о смене имени! Лучше не морочь голову и сразу звони отцу!

– А карьеру тоже будешь под чужим именем строить? Ты подумала о том, что будет, когда Крис вернётся?

– Он не вернётся до октября.

– Значит, до октября у меня полно времени.

– Что ты имеешь в виду?

– Мне пора. – Он решительно поднялся со стула. – Да, и ещё. На спортивную подготовку пока не ходи, я договорился с тренером.

– Спасибо.

– И вообще, поосторожнее там. Если что, ты знаешь, где меня найти.

– Знаю, но...

– Кристоферу Блэкстону не возбраняется иногда заходить к своему куратору.

Может быть, Уилл и не имел в виду ничего предосудительного, но всё равно вогнал меня в краску. Ужас! Почему я не попросила у госпожи Цукербраун амулет для поддержания естественного цвета лица?

Спустя час, когда черновой вариант эссе о Рутерглене Смиттоне был готов, я попрощалась с мисс Маршалл и поплелась к себе, предвкушая унылый вечер в обнимку с невесёлыми думами. Проходя через холл, я углядела у центральной лестницы торопившихся наверх мужчин. В холле горел приглушённый свет, мужчины находились футах в тридцати от меня (9,14 метров), предоставляя для обозрения лишь затылки и спины, и всё же ничто не могло спасти мой организм от сбоя всех жизненно важных систем, ибо в одном из них я узнала своего отца.

Не знаю, каким образом я очутилась у той самой деревянной стены, откуда начиналась полоса препятствий. Но дышала так часто, будто вместо Криса марафон пробежала! Уперлась ладонями в шершавые доски, заполучив в ответ пару колючек под кожу. И быстро-быстро зашагала вдоль ограждения из колючей проволоки, пока не оказалась у нашего лаза. Надо же, не забросали землёй!

Я пробралась внутрь. Прошмыгнула мимо лабиринта и заросшего тиной бассейна, где квакали лягушки. Только бы подальше от отца, от людей, ото всех на свете!

Бешеное сердцебиение не желало успокаиваться, наоборот, с каждой минутой ускорялось, перенасыщая мышцы кровью, дыхание участилось до головокружения. Здесь никого не было, кроме комаров и лягушек, из леса доносилось уханье совы и далёкий вой волка, но страх гнал меня всё дальше, пока я не услышала настойчивое мяуканье.

– Кис-кис-кис, – звала я, но кошка не показывалась.

Даже мой талисман – светящаяся кошка, что в самые трудные минуты служила мне верной опорой и поддержкой, покинула меня.

Я отсиживалась в одном из туннелей на полосе препятствий, пока над Дортмундским лесом не взошла луна. Сидела, прижав колени к груди, пугаясь каждого шороха и перебрав в голове тысячу всевозможных сценариев своей разнесчастной жизни один другого трагичнее. Меня могли заочно исключить из академии, а вещи выдать отцу. Объявить в розыск. Опозорить перед друзьями. А о том, что меня ждёт по возвращении домой, лучше не думать вовсе!

Наконец, основательно замёрзнув и вдоволь наслушавшись перебранку волка и совы, я решилась выбраться из укрытия. Уже, верно, корпуса заперли на ночь, и мне придётся ночевать в каком-нибудь сарае среди садового инвентаря!