Бунт Хаус

точно знает, что я собираюсь сказать. И я не собираюсь оправдывать его ожидания.

— Ладно. Да, ты прав. Я прогнила и съедена изнутри из-за тебя. Это то, что

ты хочешь услышать? Я впустила в свою голову что-то испорченное и плохое, а

теперь не могу избавиться от этого, и оно гноится, сводя меня с ума все больше и

больше с каждым днем. Ты победил. Я иду против каждой унции здравого смысла, который у меня есть каждый чертов день, и я принимаю решения, которые, как я

знаю, чертовски глупы, и ничего не могу с этим поделать! Это полный идиотизм!

Если бы я вернулась в Тель-Авив, это не было бы проблемой. Ничего из этого.

Зловещее присутствие полковника Стиллуотера пресекло бы это дерьмо в

зародыше в тот же день, когда я прибыла сюда. Я не была бы настолько слаба, чтобы

позволить своим мыслям роиться у меня в голове, а Рэн... ну, скажем прямо, Рэн, вероятно, уже был бы мертв. Мой отец сделал бы все возможное чтобы парень

таинственным образом оказался разорванным на куски, разбросанным по насыпи

гребаного шоссе в черных мусорных мешках.

Он барабанит пальцами по боку бутылки с вином, перемещаясь так, что

теперь он лежит на куче одеял. Его рубашка задралась, обнажив несколько дюймов

голого живота, и моя грудь сильно сжимается. Я самый худший вид наркомана. Я

точно знаю, насколько он плох для меня, и все же не могу удержаться, желая

141



большего. Впервые почувствовала его вкус в беседке во время грозы, воспоминание

о его обнаженном торсе с тех пор сводит меня с ума, и теперь я хочу, чтобы эта

рубашка исчезла. Я хочу, чтобы она исчезла, черт возьми, и ненавижу себя за это.

Где же все то самообладание, которому научил меня отец? А здравый смысл?

Как сытая кошка, греющаяся на солнышке, Рэн закрывает глаза, положив

одну руку на солнечное сплетение.

— Неужели это было так больно? — бормочет он. — Садись, Эль, у тебя есть

ко мне вопросы.

— Нет... я… — черт возьми. Почему так трудно быть с ним откровенной? У

меня есть миллион вопросов, и я умираю от желания узнать ответы на все из них, но садясь на это одеяло, я приглашаю в свою жизнь неприятности, которые мне не

нужны. — Какие бы вопросы у меня ни были, они неуместны. Ответы ни них ничего

не изменят, — говорю я ему.

Теперь я начинаю чувствовать себя немного безнадежно. Я бы отдала все, чтобы выбраться из этой ситуации, но горькая ирония заключается в том, что я

также сделала бы все, чтобы заполучить его.

Он плохой парень. Чудовище, которое выползает из тени, чтобы ранить и

калечить тех, кто его окружает. Ничего хорошего из него не выйдет. Но бороться с

этим влечением, которое я испытываю к нему, кажется настолько бесполезным и

бессмысленным, что моя воля больше не ощущается как моя собственная. Я его

пленница, а Рэн Джейкоби — вовсе не великодушный тюремщик. Он будет

держать меня под замком, пока ему не надоест, и у меня складывается впечатление, что его навязчивые идеи на всю жизнь.


— Какой от этого может быть вред? — бормочет он. — Ты говоришь. Я

отвечаю. Это просто разговор, Элоди. Это тебя не убьет.

Мое сердце — камень с острыми краями. Оно отказывается биться, когда я

ступаю на одеяло, толстый тканый материал мягко ложится на подошвы моих ног, и я опускаюсь в сидячее положение. Рэн улыбается сам себе, и мой темперамент

резко обостряется.

— Не знаю, почему ты улыбаешься. Ты ничего не выиграл. Не стоит пока

делать никаких отметок, Джейкоби.

Вместо того, чтобы подавить улыбку, мое раздражение только поощряет ее

расти в размерах.

— Я не веду никакой учет. Единственное, что меня интересует, это...

— Боже, даже не говори этого, — вмешиваюсь я. — Не надо. Это только

заставит меня ненавидеть тебя еще больше.

Он открывает глаза, искоса наблюдая за мной, его губы слегка приоткрыты.

Обе его брови взлетают вверх, и я знаю, что он собирается закончить свою нелепую

фразу.

— ...это твое доверие.

— Когда мне было шесть лет, я не спала каждую ночь, ожидая, что Питер Пэн

влетит в мое окно. Каждую ночь я ждала, что он придет и заберет меня. Мне нужны

142



были крылья феи, красивое платье, и я хотела сбежать с ним в Неверленд. И знаешь, что? Этого не случилось. Я выросла и поняла, что глупо желать того, что

невозможно. Тебе, наверное, стоит сделать то же самое. — Мой тон настолько

насыщен сарказмом, что он кажется маслянистым и неудобным, выходя из моего

рта. Я никогда раньше ни с кем так не разговаривала. Честно говоря, мне не

нравится, как это заставляет меня чувствовать себя.

Рэн перекатывается на бок, сдвинув брови, подпирает голову рукой.

— А ты не задумывалась над тем, почему ты питаешь ко мне такую

неприязнь, Стиллуотер? Я имею в виду, действительно спроси себя, почему?

— Я знаю почему. Ты наглый, высокомерный мальчишка без совести, который терроризирует людей этой академии без всякой задней мысли.

— И у тебя есть доказательства этого? — ровным голосом спрашивает он. —

Ты видела это своими собственными глазами?

— Ты это серьезно?

Он кивает головой.

— Хорошо. Давай посмотрим. Ты вывалил мне в стол кучу гнилого мяса. Во

всяком случае, пахло тухлым мясом. И ты угрожал Тому, когда он не хотел

манипулировать мной, чтобы я отдала ему свой телефон. И ты ворвался в мою

комнату…