Бунт Хаус

— Поэт. — Рэн мягко улыбается, затем оглядывает комнату, как будто он

вдруг вспомнил, что пришел сюда в поисках чего-то, но никак не может вспомнить, что именно. Он подходит к книжному шкафу, проводит пальцами по корешкам. —

Хорошие поэты изливают свою боль в словах. Они запечатлевают отчаяние и

безнадежность жизни и переносят это на бумагу таким образом, что ты чувствуешь

себя так, словно тебе только что перерезали горло. Чувствуешь это своим нутром.

У всех беспокойных душ есть любимый поэт.

Что, черт возьми, происходит прямо сейчас? Почему, черт возьми, он

говорит о поэтах, а не расспрашивает меня о том, почему только что поймал меня

в своей комнате? Мне нужно выбраться отсюда. Немедленно.

— А кто сказал, что у меня беспокойная душа?

Рэн смотрит на меня краем глаза.

124



— Рыбак рыбака, Элоди. Ты и я... у нас много общего.

— Нет. — Я отрицаю это с несколько большей страстью, чем намеревалась.

— Мы совсем не похожи. Я никогда никого не заставляла силой красть телефон.

Рэн постукивает пальцем по полке, медленно переходя с одного конца на

другой. Его глаза сверкают весельем и когда он раздвигает губы, видна небольшая

белая вспышка зубов.

— Я уверен, что есть много вещей, до которых ты опустишься, если захочешь

чего-то достаточно сильно.

— Ты болен, Джейкоби. Где... О боже, где, черт возьми, Карина? — Я не

слышала, чтобы она паниковала внизу и не кричала, что кто-то идет. Она молчит с

тех пор, как окликнула меня в последний раз. — Тебе лучше не делать ей больно, Рэн, — рявкаю я, бросаясь к двери.

Он даже не пытается меня остановить. Тихо рассмеявшись, достает с полки

книгу и с нежным благоговением проводит рукой по обложке.

— Я ее и пальцем не тронул. Не паникуй. Я могу время от времени применять

силу к дурно себя ведущим ботаникам... но я не причиняю вреда девушкам. — Он

проводит языком по зубам, не отрывая глаз от книги, которую держит в руках. С

моей позиции у двери его лицо освещено лунным светом, льющимся через окна, подчеркивая обсидиановый оттенок его длинных ресниц на фоне абсолютной

бледности кожи. — Она все еще внизу, ждет у входной двери. Я обошел сзади.

Я пристально смотрю на него, ища ложь.

Рэн пожимает плечами.

— Высунь голову из-за перил и посмотри. Ты найдешь ее прямо там, где

оставила, бодрой и здоровой, делающей действительно дерьмовую работу по

поддержанию бдительности.

Не веря ему на слово, я выхожу из комнаты, мое тело переполнено

адреналином, яростно сопротивляясь голосу в моей голове, который кричит мне


бежать. Когда перегибаюсь через перила и смотрю вниз, на первый этаж, вижу

Карину, нервно переминающуюся с ноги на ногу, стоящую у открытой входной

двери и всматривающуюся в ночь в поисках парня, который уже пробрался в дом.

— Если хочешь, можешь сказать ей, чтобы она возвращалась в академию, —

бормочет Рэн.

Сейчас он листает страницы своей книги, его глаза быстро бегают по

страницам. Как он может так беспечно стоять здесь? Как он может не выказывать

ни малейших признаков раскаяния в содеянном? Он захватил мою частную

собственность, планировал сделать с ней бог знает что, а теперь просто стоит

спокойно, и предлагает мне отослать мою подругу и остаться здесь с ним. Как вам

это нравится? Этот парень совсем выжил из ума.

— Какого черта мне это делать? — шиплю я. — Ты можешь содрать с меня

кожу живьем и носить мою гребаную голову как шляпу, если она оставит меня здесь

с тобой.

125



— Ха! — Рэн откидывает голову назад и смеется, только один раз, захлопнув

книгу в своих руках.

Сухожилия и мышцы в его горле работают, когда он глотает.

— Элоди! Это ты? — окликает меня Карина. — Ты это слышала?

Я встречаюсь взглядом с Рэном, ожидая, что он скажет мне держать рот на

замке, но он только снова пожимает плечами. Ему явно все равно, знает ли она, что

он здесь. Его бессловесная уверенность заставляет меня лезть на гребаную стену.

— Ты понимаешь, что она вызовет полицию, если ты сделаешь что-нибудь

странное, — предупреждаю я его.

— Пожалуй, да, — соглашается он.

— И тебе все равно?

— Нет. Мне не о чем беспокоиться. Я ничего тебе не сделаю, Элоди. — Эта

улыбка расплывается, занимая все больше места на его предательски красивом

лице.

Было бы так приятно сбить с него эту самодовольную самонадеянность. Я

представляю себе, каково было бы сделать это, и моя правая ладонь покалывает.

— Элоди! Что за чертовщина! — кричит Карина.

— Я уже иду! — Я снова кричу ей через перила. — Одну секунду!

Рэн протягивает мне книгу, изогнув злодейскую бровь в открытом вызове. Он

бросает мне вызов — подойти достаточно близко, чтобы забрать ее у него.

— «Этюд в багровых тонах». Сэр Артур Конан Дойл. Это, конечно, не поэзия, но думаю, тебе понравится, — говорит он.