Бунт Хаус
Часть 4 из 160 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
гравюрам и работам с «невозможной архитектурой»), когда пробираюсь через
строгий, отделанный деревянными панелями вход и направляюсь к широкой
лестнице справа. Я с надеждой оглядываюсь в поисках лифта, но уже знаю, что в
таком старом здании, как это, такая роскошь была бы невозможна.
Здесь тихо, как в могиле.
Я и раньше бывала во многих старых домах. Они скрипят, стонут и оседают.
Но только не Вульф-Холл. Как будто само здание затаило дыхание, глядя на меня
сверху вниз, вынося приговор и наблюдая, как я неохотно тащу свой чемодан вверх
по первому лестничному пролету. Снаружи здание не казалось таким уж высоким, но лестница, похоже, никогда не закончится. Я задыхаюсь и покрываюсь липким
потом, когда добираюсь до второго лестничного пролета, а к третьему уже
откровенно потею и тяжело дышу. Через старую дверь с матовыми стеклянными
панелями я обнаруживаю, что смотрю в узкий коридор прямо из «Сияния» (прим.
The Shining — фильм ужасов режиссёра, сценариста и продюсера Стэнли Кубрика, снятый в 1980 году по мотивам одноимённого романа Стивена Кинга.) Тусклый свет
над головой зловеще мерцает, когда я тащу свой багаж по пыльной, потертой
дорожке, которая покрывает голые половицы, и я мысленно отмечаю все способы, которыми человек может умереть в таком жутком месте, как это.
Проходя мимо дверей, замечаю медные цифры, привинченные к каждой их
них. Обычно к дереву крепят красочные наклейки и таблички с именами —
небольшие персонализации, которые помогают студентам чувствовать себя в своих
комнатах как дома. Но только не здесь. Здесь нет ни одной наклейки, фотографии
или плаката. Только темное, гнетущее дерево и блестящие, отполированные
цифры.
410…
412…
414…
416…
Отлично.
Дом, милый дом.
Я открываю дверь, радуясь, что она не заперта. Внутри спальня оказалась
больше, чем я ожидала. В углу двуспальная кровать застелена в армейском стиле с
серыми простынями в комплекте. Только две подушки, но я могу жить с этим. У
стены — большой комод под мрачной картиной, изображающей скрюченного
9
старика, согнувшегося пополам от воющей метели. Такой странный выбор темы
для произведения искусства. Технически, она хорошо выполнена. Рисунок кисти
настолько точен и тонок, что это может быть почти фотография. Однако
содержание несчастно и внушает чувство безнадежности, которое кажется
сокрушительным.
В дальнем конце комнаты большое эркерное окно, выходящее на то, что я
предполагаю, является садом позади академии. Мир погружен во тьму, весь в
пятнах пурпурного и полуночного цвета, перемежающихся угольно-черным, но я
различаю вдали очертания высоких деревьев, неподвижных, как будто ни один
ветерок, каким бы сильным он ни был, не может их поколебать.
Бросаю свои сумки в изножье моей новой кровати и подхожу к окну, желая
получше рассмотреть открывающийся вид. Только когда стою прямо перед
стеклом, я могу различить мрачные очертания большого, сложного лабиринта в
центре лужайки между зданием и деревьями.
Лабиринт? Отлично. Этого не было в той чертовой брошюре. Но он, должно
быть, очень старый, потому что живые изгороди высокие, выше любого человека, и
такие густые, что сквозь них невозможно было бы заглянуть.
Не знаю почему, но при виде этого я вся дрожу. Я никогда не была
поклонником лабиринтов. По крайней мере, отсюда, при дневном свете, я смогу
запомнить маршрут до его центра. Не то чтобы я планировала проникнуть внутрь
этой чертовой штуковины.
Душевые достаточно легко найти. В конце коридора две ванные комнаты
стоят друг против друга, двери широко распахнуты. На кафельной стене внутри
обоих — я знаю, потому что проверяю — большая белая вывеска гласит: «Прием
душа три минуты. Нарушителям будет назначено дежурство в уборной».
Дежурство в уборной? Боже. Все гораздо хуже, чем я думала.
Я резко закатываю глаза, снимая дорожную одежду и принимаю душ, что
занимает гораздо больше отведенных мне трех минут. Кто, черт возьми, узнает? И
вообще, к черту все это. Они не могут заниматься таким дерьмом с человеком, который еще даже официально не является студентом академии. Я использую
карболовое мыло, прикрепленное к потертому куску веревки внутри душа, морщась от запаха и обещая себе вымыться лучше с моим собственным гелем для
душа утром. Затем использую шершавое, тонкое как бумага полотенце, чтобы
вытереться, прежде чем надеть пижаму и поспешить обратно в свою комнату с
мокрыми волосами.
Я уже планирую снова покрасить свои длинные светлые локоны в темно-коричневый цвет. Большинство отцов не хотели бы, чтобы их дочери
обесцвечивали волосы в семнадцать лет, но полковник Стиллуотер терпеть не
может меня с моим естественным цветом волос. Он никогда бы не признался в этом
даже через миллион лет, но он не может справиться со мной с каштановыми
волосами. С этим цветом волос я слишком похожа на неё.
10
Кроме того, он заставляет меня носить контактные линзы, так как не может
изменить синеву моих глаз иным способом. Он почти ничего не может поделать с
строгий, отделанный деревянными панелями вход и направляюсь к широкой
лестнице справа. Я с надеждой оглядываюсь в поисках лифта, но уже знаю, что в
таком старом здании, как это, такая роскошь была бы невозможна.
Здесь тихо, как в могиле.
Я и раньше бывала во многих старых домах. Они скрипят, стонут и оседают.
Но только не Вульф-Холл. Как будто само здание затаило дыхание, глядя на меня
сверху вниз, вынося приговор и наблюдая, как я неохотно тащу свой чемодан вверх
по первому лестничному пролету. Снаружи здание не казалось таким уж высоким, но лестница, похоже, никогда не закончится. Я задыхаюсь и покрываюсь липким
потом, когда добираюсь до второго лестничного пролета, а к третьему уже
откровенно потею и тяжело дышу. Через старую дверь с матовыми стеклянными
панелями я обнаруживаю, что смотрю в узкий коридор прямо из «Сияния» (прим.
The Shining — фильм ужасов режиссёра, сценариста и продюсера Стэнли Кубрика, снятый в 1980 году по мотивам одноимённого романа Стивена Кинга.) Тусклый свет
над головой зловеще мерцает, когда я тащу свой багаж по пыльной, потертой
дорожке, которая покрывает голые половицы, и я мысленно отмечаю все способы, которыми человек может умереть в таком жутком месте, как это.
Проходя мимо дверей, замечаю медные цифры, привинченные к каждой их
них. Обычно к дереву крепят красочные наклейки и таблички с именами —
небольшие персонализации, которые помогают студентам чувствовать себя в своих
комнатах как дома. Но только не здесь. Здесь нет ни одной наклейки, фотографии
или плаката. Только темное, гнетущее дерево и блестящие, отполированные
цифры.
410…
412…
414…
416…
Отлично.
Дом, милый дом.
Я открываю дверь, радуясь, что она не заперта. Внутри спальня оказалась
больше, чем я ожидала. В углу двуспальная кровать застелена в армейском стиле с
серыми простынями в комплекте. Только две подушки, но я могу жить с этим. У
стены — большой комод под мрачной картиной, изображающей скрюченного
9
старика, согнувшегося пополам от воющей метели. Такой странный выбор темы
для произведения искусства. Технически, она хорошо выполнена. Рисунок кисти
настолько точен и тонок, что это может быть почти фотография. Однако
содержание несчастно и внушает чувство безнадежности, которое кажется
сокрушительным.
В дальнем конце комнаты большое эркерное окно, выходящее на то, что я
предполагаю, является садом позади академии. Мир погружен во тьму, весь в
пятнах пурпурного и полуночного цвета, перемежающихся угольно-черным, но я
различаю вдали очертания высоких деревьев, неподвижных, как будто ни один
ветерок, каким бы сильным он ни был, не может их поколебать.
Бросаю свои сумки в изножье моей новой кровати и подхожу к окну, желая
получше рассмотреть открывающийся вид. Только когда стою прямо перед
стеклом, я могу различить мрачные очертания большого, сложного лабиринта в
центре лужайки между зданием и деревьями.
Лабиринт? Отлично. Этого не было в той чертовой брошюре. Но он, должно
быть, очень старый, потому что живые изгороди высокие, выше любого человека, и
такие густые, что сквозь них невозможно было бы заглянуть.
Не знаю почему, но при виде этого я вся дрожу. Я никогда не была
поклонником лабиринтов. По крайней мере, отсюда, при дневном свете, я смогу
запомнить маршрут до его центра. Не то чтобы я планировала проникнуть внутрь
этой чертовой штуковины.
Душевые достаточно легко найти. В конце коридора две ванные комнаты
стоят друг против друга, двери широко распахнуты. На кафельной стене внутри
обоих — я знаю, потому что проверяю — большая белая вывеска гласит: «Прием
душа три минуты. Нарушителям будет назначено дежурство в уборной».
Дежурство в уборной? Боже. Все гораздо хуже, чем я думала.
Я резко закатываю глаза, снимая дорожную одежду и принимаю душ, что
занимает гораздо больше отведенных мне трех минут. Кто, черт возьми, узнает? И
вообще, к черту все это. Они не могут заниматься таким дерьмом с человеком, который еще даже официально не является студентом академии. Я использую
карболовое мыло, прикрепленное к потертому куску веревки внутри душа, морщась от запаха и обещая себе вымыться лучше с моим собственным гелем для
душа утром. Затем использую шершавое, тонкое как бумага полотенце, чтобы
вытереться, прежде чем надеть пижаму и поспешить обратно в свою комнату с
мокрыми волосами.
Я уже планирую снова покрасить свои длинные светлые локоны в темно-коричневый цвет. Большинство отцов не хотели бы, чтобы их дочери
обесцвечивали волосы в семнадцать лет, но полковник Стиллуотер терпеть не
может меня с моим естественным цветом волос. Он никогда бы не признался в этом
даже через миллион лет, но он не может справиться со мной с каштановыми
волосами. С этим цветом волос я слишком похожа на неё.
10
Кроме того, он заставляет меня носить контактные линзы, так как не может
изменить синеву моих глаз иным способом. Он почти ничего не может поделать с