Будь у меня твое лицо

Ошеломленный, Брюс моргает, но тут же его лицо каменеет. Девушка вопросительно смотрит на него, и Брюс, обняв ее за талию, идет мимо нас в гудящий ресторан.

– Простите, ваш столик готов, следуйте за мной, – раздается над моим ухом голос, и от неожиданности я слегка подскакиваю.

Суджин порхает впереди, рядом с надменным хостес, я же иду словно во сне. За столом официант все навязывает чертово комплексное меню. Я смиряюсь с фактом, что придется потратить вдвое больше и без того непомерной суммы, которую я запланировала. По крайней мере, Суджин наслаждается моментом – она пробует все соусы, обильно наливая их в обе тарелки.

– Ты хоть осознаешь, сколько стоит этот кусочек морского ушка? В смысле ты не можешь это есть? Какая ты смешная, Кьюри!

В самом разгаре трапезы мне приходит сообщение.

«Тебе конец, бешеная сучка».

Это, конечно же, от Брюса. Из другой комнаты, другой жизни, другой вселенной.





* * *


Несколько лет назад у меня была знакомая. Она ушла из рум-салона после помолвки. На свидание вслепую ее отправила подруга матери, и это внезапно сработало. Не знаю, как она выплатила свои долги.

Мы часто выпивали вместе. Как она радовалась будущему! Показала мне мебель, которой обставит квартиру… Мы вздыхали над красотой кружев в спальне, умилялись, рассматривая обеденный столик из слоновой кости на фоне яркой стены. А потом однажды я позвонила ей, но телефон был отключен. Она сменила номер: больше не хотела общаться ни со мной, ни с другими девушками. Разумеется, я поняла ее. Наивная, когда-то я представляла, как буду держать фату на ее свадьбе и осыпать ее, спускающуюся по лестнице, лепестками роз и рисом. Но я порадовалась, что ей удалось выбраться из этой жизни. И не виню ее.

Спустя несколько месяцев она позвонила мне с заблокированного номера. Ее голос звучал оптимистично, но холодно. «Меня поражает, как я теперь занята! – сразу принялась она болтать. – С ума сойти, сколько времени уходит на покупки, уборку, готовку и ведение хозяйства. А еще я должна заботиться о родственниках. Они уже на пенсии, и им нужен особый уход, который они ждут от меня».

Она не задала мне ни единого вопроса. В конце короткого разговора она извинилась за смену номера и пожелала мне удачи. Затем она повесила трубку и больше никогда мне не звонила.

Есть у меня также знакомые, которых мужчины делали любовницами. Эти девушки уходили из рум-салонов, мечтая, как будут приглашать всех нас в новые квартиры, когда все срастется. Разумеется, речи о любви не шло, но меня всегда злило, что в их глазах вспыхивали искорки надежды, которые невозможно было скрыть. Мужчины говорили дурочкам то, что раздувало из этих искр огонь. Иногда через год, иногда через два, но все возвращались. До единой.

Они играли в семью в красивых квартирах, практиковали моногамию и приглашали нас смотреть с ними телевизор. И долго ждали чуда. Возвращались они по разным причинам. Кто-то не выдерживал бдительности соседей, которые, узнав правду, опасались, что из-за «разврата» снизятся цены на квартиры. Кто-то беременел и делал аборты. Порой жены узнавали правду, и девушкам в лицо летели горячий кофе и угрозы остаться без матки. Но чаще всего мужчинам просто надоедало забавляться. Девушки возвращались, прибавив пару лет, порой – располнев. Им приходилось садиться на жесткие диеты, принимать таблетки и идти на прочие меры, иначе Мадам неустанно стыдили их. Искры надежды превращались в пепел.

Что касается Брюса… не знаю, что нашло на меня в то воскресенье в отеле «Рейн». Я всегда считала: надежда – признак молодости и глупости, и от нее нужно избавиться как можно скорее. Я не думала, что способна удивить саму себя. Для меня этот поступок остается необъяснимым. Возможно, Брюс мне нравился сильнее, чем казалось. Но не стоило забывать, что чувства для меня – роскошь.





* * *


На следующий день, в понедельник, я в темной маленькой комнате ожидания поправляю макияж. Мадам несется мимо так быстро, насколько ей позволяют высокие каблуки и кружевное мини-платье. Она разговаривает по телефону и беспокойно ищет кого-то.

– Ты! – выдыхает она, указывая на меня костлявым пальцем. – Ты, иди сюда!

Закрыв пудреницу, я следую за ней в пустую комнату. В кромешной темноте до меня доносится приглушенный, но полный ярости голос из трубки Мадам:

«Я уничтожу вас! Ты хоть понимаешь, что я могу сделать? КТО я ТАКОЙ? МОИ СВЯЗИ? Да вы никогда больше не откроетесь!»

К своему ужасу, я узнаю этот хриплый истеричный голос. Голос Брюса. Мадам пытается его успокоить, но он продолжает кричать. Напряженная, Мадам непрестанно сжимает и разжимает свободную руку – длинные накрашенные ногти так и ходят взад-вперед.

– Она здесь, и я своими руками ее прикончу, – произносит она. – Давайте все уладим. Пожалуйста, прежде чем совершить опрометчивый поступок, подумайте пару дней. Мне очень жаль.

Закончив разговор, она отвешивает мне такую пощечину, что я падаю на пол и вскрикиваю. Мадам хватает со стола стакан виски и яростно швыряет в стену. Он разлетается; осколки сыплются на меня.

– Гребаная сука!!! Ты двинулась? Ты что натворила?

На звук разбитого стекла в комнату врываются, распахивая дверь, другие девушки. Мадам кричит кому-то принести ей пустую бутылку. Если бы Едам и Сехен не сдержали ее, она наверняка разбила бы стекло о мою голову. Я слышала, что однажды она уже так поступила с девушкой, давшей клиенту пощечину. Бедняга к тому моменту и так была вся в долгах, и ей пришлось наложить более пятидесяти швов на голову. Клиент уже готов был подать в суд на рум-салон, но, узнав о травмах, нанесенных девушке, передумал.

Прибегает менеджер и успокаивает Мадам: уверяет, что все будет хорошо, Брюс просто зол, но это пройдет, и разве Кьюри не лицо салона? Столько мужчин заказывают ее каждую ночь! Мадам не хочет потерять своей выгоды, так ведь? Тяжело дыша, ни на кого не глядя, она застывает посредине комнаты. Единственный звук, который я слышу, – тихий, неестественный скулеж. Кажется… это я скулю.

Резко развернувшись на каблуках и не произнеся ни слова, Мадам выходит из комнаты. Девушки тут же помогают мне встать и обнимают меня. Они спрашивают, что случилось, почему Мадам в таком гневе? Конечно, они хотят знать правду и не повторять моих ошибок. Но я отвечаю, что один из моих постоянных клиентов зол на меня, и на этом останавливаюсь.





* * *


Всю неделю я, задерживая дыхание, плаваю в каком-то полусне. На работе я игрива, остроумна и искрометна до невозможности. Несколько клиентов интересуются, почему я в таком приподнятом настроении. «Случилось что-нибудь хорошее? Поделись!» – говорят они, когда я не могу устоять на месте и прыгаю, пьяная в стельку. Всем кажется, что сейчас со мной еще веселее, чем обычно.

«Из-за тебя-то я и прихожу сюда, Кьюри!» – Они довольно хлопают себя по бедрам и зовут официанта, чтобы заказать еще алкоголя. Я пою, танцую и сажусь на шпагат. Мое узкое арендованное платье рвется по швам, и они умирают со смеху. «Я никак не ожидал подобного от “десятки”», – говорят некоторые новые клиенты, пришедшие сюда со старыми, но это не упрек – нет, им тоже весело.


Все это время я молюсь, чтобы Брюс остыл. Менеджер уже сообщил мне, что Мадам добавила плату за разбитый стакан и уборку стекла в список моих долгов. «Готовься: она может добавить что-нибудь еще, чтобы просто выпустить пар. Будь я тобой, я бы постарался не обращать внимания», – взволнованно произнес он, оттягивая манжеты.

Этот менеджер новенький и очень добрый, в отличие от других. Он похож на подростка с отросшей челкой, хотя ему не меньше тридцати. У него ужасная кожа, и мне хочется порекомендовать ему пару масок – просто за доброту. Хотя уверена: таким хорошим он останется недолго, деньги довольно скоро изменят его.

Я ничего не ответила на его утешения – лишь молча ковырялась в ногтях. Их пора было полировать. Позор, но я совершенно забросила их.





* * *


В пятницу в салон приходит один из друзей Брюса с клиентами и коллегами – толстый адвокат. Об этом сообщает Седжон, зайдя в комнату, где я работаю. Я тут же извиняюсь перед гостями и лечу к нему.

– Ох, нет-нет-нет, – с тревогой выпаливает он. Пухлое лицо краснеет, когда я вхожу и сажусь рядом. – Только не ты.

– Почему? – Притворяясь веселой, я откидываю волосы назад. Сердце начинает бешено биться. – Разве ты не рад меня видеть? Я же так скучала!

– Я слышал о случившемся. – Он понижает голос. – Вся наша компания в курсе. – Он наклоняется вперед. – Я не хотел сюда идти, но мой клиент настоял, поняла? И я мог бы рассказать всё ему – тогда он бы точно выбрал другое место. Но дело в том, что моя девушка живет неподалеку, и, перед тем как отправиться домой, я хочу заглянуть к ней.

С несчастным видом я смотрю на него. Я выпила всего пару стопок в первых двух комнатах, но сердце уже как будто сжимается.

– Я не знаю, что такого сделала, – говорю я. Понимаю: опасно поднимать эту тему, особенно здесь и сейчас, но не могу с собой ничего поделать.

Он с недоверием смотрит на меня, а потом восклицает:

– Вот это-то и страшно! Ты серьезно? Совсем больная? Тебе нужно это объяснить? Даже не знаю, с чего начать. Ты хоть представляешь, как могла унизить его семью? В отеле «Рейн»? Ты издеваешься?

Говоря, он опять повысил голос и привлек внимание присутствующих. Теперь в комнате висит тишина. Другие девушки снова пытаются отвлечь клиентов, но худощавый мужчина с серебристой сединой обращается к нам резким, недовольным голосом:

– В чем дело? Что с настроением в этой комнате?

Он, очевидно, и есть клиент: пухлый адвокат уже в панике.

– Простите, сэр, – сглатывая слюну, лепечет он. – Э-э-э, эта девушка хотела незаметно вылить свой напиток, потому я разозлился.

Меня застали врасплох, но я спешно кланяюсь клиенту:

– Простите, сэр. Я слишком быстро пила, поэтому просто хотела сделать небольшую передышку. Но, видимо, не стоило.

Желудок сжимается, но я поднимаю стакан виски и залпом выпиваю.

– Сегодня он кажется особенно мягким! – произношу я, широко улыбаясь. – Вы заказали дорогой напиток.

Клиент хохочет и говорит, что ему нравятся мои манеры. Он кивает на мой стакан, я спешу вновь туда подлить. Делая быстрый глубокий вдох, я выпиваю второй шот. Виски обжигает горло.

– Мне нравится хорошая компания, – зычно произносит мужчина. – И это место. Никто даже не пытается покинуть вечеринку. Уверен, Сим-бен, ты ошибался. У этих девочек животы стальные.

– Конечно, сэр, мне тоже нравится это место! – спешно отзывается адвокат. – А Кьюри здесь – одна из первых красавиц. Мы просто подшучивали друг над другом. У нее замечательное чувство юмора.

– Ох, правда? – Мужчина оживляется. – Так ты тоже, значит, забавная? Почему бы тогда тебе не подсесть к нам? – Он хлопает ладонью по свободному пространству и коротко кивает Миен – девушке, сидящей рядом с ним, – чтобы уступила мне место.

– Какая честь! – Я подпрыгиваю. Комната вращается, но я стараюсь это игнорировать.

– Предупреждаю: если вдруг попытаешься вылить напиток при мне, тебя ждут большие проблемы, – говорит он, когда я сажусь рядом. – Я трачу здесь немалые деньги и не потерплю подобного.

– Ну конечно, нет, сэр. Даже бы и не подумала! И, честно признаться, я ждала, чтобы кто-нибудь налил мне еще, но не хотела, чтобы вы, мужчины, выглядели на моем фоне слабыми выпивалами!

Я несу чушь и даже не понимаю ее смысл. Но он наливает мне еще, и мы пьем, потом еще, и еще… больше я ничего не помню.





* * *


На следующее утро меня так рвет в постели, что Михо, проснувшись от шума, бежит в магазин за антипохмельным средством и бутылкой «покари свит»[28]. Все утро ей приходится стирать мои простыни. Я вижу звездочки в глазах и не могу подняться. Пока Михо вешает постельное белье сушиться, я снова засыпаю на полу в комнате, прижимая подушку к груди.

Когда я просыпаюсь, уже почти обед. С кухни доносится лязг, и я, хромая, выхожу из комнаты. Суджин разогревает на плите хэджангук[29] для снятия похмелья.

– Михо нужно бежать в студию, поэтому она позвала меня, – говорит Суджин. – Я сходила в ресторанчик, который тебе нравится, рядом со спа для собак. Обожаю это место! Сегодня там столько собачек в ваннах хиноки и с обернутыми вокруг голов полотенцами. Они похожи на маленьких старушек! – трещит Суджин, помешивая пластиковой ложкой кипящий суп.