Будь со мной честен

– Ничего. Просто умылся – хотел убедиться, что не сплю.

Я сделала ему кофе, и мы пошли проверить, как там Фрэнк. Мальчик крепко спал. В открытой пещере горел свет. Как я могла ее не закрыть? Не такая уж я ответственная. Я забыла телефон в кухне на столе, когда поехала забирать пациентку из психиатрического отделения. Положила фейерверки туда, где их может найти ребенок. Оставила открытым люк, в который мог провалиться кто угодно. Может, я и не заслужила прозвище Опасная игра, только у меня хватает недостатков, чтобы кто-нибудь когда-нибудь мог меня полюбить. Не считая Фрэнка, мистера Варгаса и моей матери.

Перед тем как закрыть люк, я решила еще раз заглянуть в бездну. Фрэнк дал мне карт-бланш. Я спустилась в комнату, которую про себя окрестила Бункером мечты. Прошлась вдоль полок, рассматривая шляпы и туфли, из которых Фрэнк давно вырос. Аккуратно сложенная одежда, которую я вытащила из гардероба, спрятала под свою кровать и забыла. Пластмассовое мачете, скейтборд, цилиндр из бумажного пакета с детской площадки. Розовая грелка в клеточку и бордовый шарф «Эрмес», принадлежавший когда-то Бэннинг. Три шоколадных сердечка, купленных Фрэнком в день, когда исчезла его мать. Смешная собака с грустными глазами и хвостом-пружинкой с зеленой бусиной на конце, явно сделанная во времена, когда бизнесмен из «Выпускника» обнимает Дастина Хоффмана за плечо и заговорщически шепчет: «Пластик». Большие пластмассовые уши собаки были прикручены к голове так, что могли качаться при движении, а колеса специально сделаны неровными, чтобы пес переваливался из стороны в сторону, качая ушами, когда ребенок тянет его за собой. Я взяла игрушку и перевернула. На брюшке было написано «Мими» – девчоночьим почерком, явно принадлежавшим не ей. Может, это написала Бэннинг? Я не могла представить, что Мими засовывает в чемодан эту собаку вместе с пишущей машинкой Джулиана, когда бежит в Нью-Йорк, к славе и несчастью. Тем не менее она здесь.

Конверты с любительскими фотографиями и негативами. Рамка из палочек для мороженого с фотографией совсем юного Фрэнка, уже тогда одетого в какой-то безумный костюм и с серьезным лицом солдата Гражданской войны перед отправкой на фронт. Большой, тяжелый альбом, который показывал мне Фрэнк. Я села на табурет и стала листать страницы. Теперь, когда я знала историю семьи, персонажи выглядели совсем по-другому. Особенно Джулиан. С длинными светлыми волосами, образующими золотой нимб вокруг головы, он ужасно напоминал молодого Ксандера, мастера золотые руки, которого я не знала, когда смотрела фотографии впервые. Неудивительно, что Мими стояла за стеклом и смотрела на строителей. Когда Ксандер постучал в окно, она явно подумала, что увидела привидение.

Я вернула альбом на полку, где он лежал вместе с газетными вырезками в прозрачных папках, стопками писчей бумаги, перевязанными бечевкой, и толстыми коричневыми конвертами. Провела кончиком пальца по этикеткам на папках и замерла, прочтя на одной слово «доноры».



Полагаясь на скупые строчки анкеты и короткое сочинение, непросто выбрать даже человека, с кем хотелось бы провести вечер. Что уж говорить о мужчине, который станет отцом твоего ребенка.

В папке лежало четыре пакета. Три – с анкетами мужчин, показавшихся мне абсолютно одинаковыми. Все трое выше среднего роста, один «сногсшибательно красив», второй – «типаж Джеймса Бонда», третий – «приятен в общении, обаятелен, с внешностью кинозвезды». Все трое хвастались высоким коэффициентом интеллекта. Один был студентом, второй выпускником, а третий получал последипломное образование. В сочинениях говорилось что-то вроде «люблю животных, занимаюсь спортом и люблю создавать что-то своими руками», «я хотел бы путешествовать по Европе и в другие страны, потому что там можно увидеть историю и культуру других народов», «с каждым новым днем я радуюсь осознанию, что делаю мир лучше».

А вот четвертый… Меня поразил его ответ на вопрос, почему он решил стать донором спермы.

«Прежде всего хочу сказать, что делаю это не ради денег. Я аэрокосмический инженер – то, что обыватели называют ученый-ракетчик…»

У меня задрожали руки.

«…Я сделал отличную карьеру в престижной лаборатории, которая занимается исследованиями Марса и не только. Я много работаю, а когда возвращаюсь домой, сажусь в уютное кресло и пересматриваю любимые фильмы. Я не считаю себя одиноким. Мне нравится обедать с коллегами и обмениваться с ними интересными фактами, которые мы находим в научных журналах. Признаюсь, я не любитель незнакомой деликатесной еды и не приемлю изменений в своем ежедневном расписании. В колледже я встречался с девушкой, а сейчас в моем окружении практически нет женщин. В следующем году мне исполнится сорок лет. Насколько мне известно, это критический возраст для доноров спермы. Узнав об этом недавно от знакомого, я задумался, встречу ли женщину, с которой хотел бы создать семью, пока моя сперма еще в самой благоприятной форме. Более того, меня воспитала мать-одиночка, и я вырос без мужской…»

Я перевернула страницу.

«…ролевой модели, и хотя думаю, что мне это не помешало, я не уверен, что смогу стать образцовым отцом во всех смыслах этого слова. Я безнадежен в спорте и других «мужских» занятиях, нетерпелив и быстро выхожу из себя. Ребенок внесет в мою организованную жизнь суету и беспорядок, и я не уверен, что смогу с этим справиться. Моя мать всегда мечтала о внуках, и ради нее мне хотелось бы стать отцом, даже если я никогда не увижу своего ребенка. Моей матери уже нет в живых, так что она тоже никогда его не узнает. И все-таки я хотел бы сделать это ради нее. Она была самой лучшей. Я скучаю по ней каждый день».

Кто-то – наверное, Мими – нарисовал возле этой строчки красную стрелку. К следующему листу был прикреплен файл под названием «Детские фотографии». В других папках их не было. На снимке я увидела маленького мальчика с волнистыми рыжими волосами и огромными карими глазищами, увеличенными до совсем уж неправдоподобных размеров очками в стиле Бадди Холли. Мальчик был одет в полосатую футболку с круглым вырезом и шортики. Он сидел в шезлонге и держал на коленях торт, украшенный пятью свечами и ракетой. Снимок датировался маем тысяча девятьсот шестьдесят пятого года, без числа.

Я еще раз просмотрела анкету. Среднего роста, близорукость на один глаз и дальнозоркость на другой, аллергия на морепродукты и кошек. У других доноров тоже имелись свои недостатки: у одного – дальтонизм, у другого – курение и келоидные рубцы, а у кандидата номер три – небольшие шрамы от акне и успешно преодоленная проблема с алкоголизмом. Перечислялись и проблемные родственники: бабушки и дедушки с гипертонией, отец, погибший в сорок лет в автокатастрофе, мать с ранним диабетом, покончившая с собой тетя, братья и сестры со сколиозом, аритмией и глухотой. В конце шло примечание:

«Контактная информация доноров, которые дадут свое согласие, будет предоставлена потомству по достижении восемнадцати лет. Доноры, не давшие согласия, останутся анонимными».

После строчки стояли два квадратика. Первые три донора поставили галочку, что согласны на передачу информации. Последний предпочел остаться анонимным. Внизу рукой Мими было написано одно слово: «Он».



Я долго еще рассматривала фотографию мальчика с ракетой на торте.

Заметив на стеллаже спальный мешок Фрэнка, я расстелила его на полу бункера, погасила свет и залезла внутрь. Прямо посреди люка в потолке висела луна. Когда она исчезла из виду, отправившись в Европу или другие страны с богатой историей и культурой, в бункере стало темно, хоть глаз выколи. Я испугалась, что петли не выдержат и люк захлопнется. Я умру жуткой смертью в полном одиночестве, и кто-нибудь найдет мои останки в Бункере мечты, только когда из гардероба пойдет трупный запах.

Я вылезла из спального мешка и вставила в зазор шерстяные брюки, из которых Фрэнк уже вырос, чтобы люк не захлопнулся ни при каких обстоятельствах. Попутно я прихватила пару мягких кашемировых свитеров с ромбами и сделала из них подушку.





27


Утром Фрэнк решил устроить своему новому лучшему другу экскурсию в Бункер мечты. Они так сблизились, что, несмотря на всю мою любовь к мистеру Варгасу, я даже начала ревновать.

– Сгораю от нетерпения обсудить ваши находки, вернусь как можно скорее, – сказала я мистеру Варгасу.

Я вызвалась отвезти рукопись в копировальный центр, чтобы отсканировать и отправить в Нью-Йорк, пока она снова куда-нибудь не исчезла.

К нам уже мчался Фрэнк, и я закрыла тему.

– Не слишком веселитесь без меня, – сказала я мистеру Варгасу, взяв у него ключи от прокатной машины.

Вернувшись домой, я увидела, что мужчины повеселились без меня совсем немножко. Оба нарядились в твидовые пиджаки с галстуками-бабочками, не забыв о карманных платках, и устроили просмотр картины «Увольнение в город», где Фрэнк Синатра, Джин Келли и еще один актер, имени которого никто не помнит, пытаются посмотреть Нью-Йорк за один день.

– Значит, в Нью-Йорке можно просто поднять руку и появится такси? – услышала я с порога голос Фрэнка.

– Совершенно верно.

– Похоже, это волшебный город.

– Да, местами, – согласился мистер Варгас.

– Мне его очень не хватает, – сказала я. – У тебя новый пиджак, Фрэнк?

– А, этот? Нет, он старый. Я совсем о нем забыл, а потом увидел у него.


Фрэнк указал локтем на мистера Варгаса, и я заподозрила, что мальчик случайно смыл с руки имя своего нового лучшего друга.

– И тогда я вспомнил, – продолжал Фрэнк, – что мама купила мне такой, давно. У него столь обворожительный оттенок серо-зеленого цвета, что мы не смогли пройти мимо. До сих пор он был мне чуточку великоват.

В тот момент до меня дошло, что скоро все наряды Фрэнка, которые я успела полюбить, займут свое место в храме его детских воспоминаний. Фрэнк из них вырастет, и что тогда? Продолжит ли он свой тернистый путь или перейдет на бейсбольные свитера и кроссовки, как все нормальные подростки? Привыкнет к униформе из футболок и заношенных джинсов, подобно Ксандеру? Это облегчит ему жизнь, но Фрэнк перестанет быть собой. Мне было больно об этом думать.

Я отдала мистеру Варгасу ключи и сказала Фрэнку:

– Подвинься.

Фрэнк подвинулся вместе с тремя свертками пожелтевшей бумаги, связанными бечевкой, которые использовал вместо стульчика для ног, и приклеился к мистеру Варгасу, как раньше приклеивался ко мне. Я села рядом с ним на диван и вытянула ноги к сверткам.

– Что это такое?

Мистер Варгас выключил пультом телевизор и удивленно моргнул.

– Разве не об этом ты хотела со мной поговорить?

– Нет, а что там?

– Это, – торжественно произнес мистер Варгас, – другие рукописи, которые Мими написала за все эти годы и решила выбросить.

– Что? – проблеяла я.

А я-то, наивная, думала, что нашла в Бункере мечты главную сенсацию!

– Я, как семейный архивариус, достал их из мусора, – пояснил Фрэнк. – Мама потратила на них столько времени, что они должны чего-то стоить. Возможно, были и другие рукописи, прежде чем мой рост позволил заглядывать в корзину для бумаг у нее в кабинете. Мы не узнаем ответа на этот вопрос, пока я не найду способа путешествовать во времени. Меня не перестает удивлять, какие сокровища выбрасывает мама. Моя коллекция гравия, например. Я до сих пор по ней скучаю.

Сокровищница неопубликованных рукописей. Значит, книги действительно существовали, хотя Мими не планировала публиковать их посмертно. Ксандер говорил, что она постоянно что-то пишет – и вот пожалуйста.

– Вы их просматривали, мистер Варгас? – спросила я.

– Это было бы вмешательством в частную жизнь, – сказал он. – Мими ведь не думала, что их кто-то прочтет. Сначала нужно спросить разрешения. То, что мы отправили в издательство, – другое дело, книга написана по контракту.

– Просто в голове не укладывается, – сказала я.

– А у меня знаешь, что в голове не укладывается? Сколько еще будет продолжаться мамин перерыв, – заметил Фрэнк. – Мне действительно нужно поговорить с ней прямо сейчас. Я устал быть храбрым и не видеть маму. У меня накопилась куча вопросов. Они не дают мне спать по ночам.

– Я тоже был бы счастлив поговорить с Мими, – сказал мистер Варгас, – только не знаю, как с ней связаться. Боюсь, что она ушла в подполье, чтобы заново написать обещанную книгу.

– Думаете, она опять пишет книгу? – удивился Фрэнк. – Когда мама попросила один месяц, я подумал, что ей надо отоспаться. Три дня, которые ей прописали в больнице, не могут возместить все эти годы, когда я не давал ей спать по ночам.

– Ты что, говорил с мамой?

– Нет, только мысленно.

– А когда она сказала тебе, что ей нужен месяц?

– Не сказала, а написала.

Я резко повернулась к нему.

– Где написала?

– В записке. Поскольку мама не смогла меня увидеть, она должна была оставить записку. Я нашел ее в конце «Маленького принца». Это лучшее место, чем торт или туфли, хотя я долго не мог ее найти. Видно, старею.

– Послушай, Фрэнк, – сказала я. – Нам нужно увидеть эту записку.

– Зачем? Разве она тебе не написала?

– Наверное, она спешила, – поразмыслив, сказала я, – и подумала, что ты введешь меня в курс дела.

В записке было написано: «Мне нужен один месяц, сынок. Ты можешь побыть храбрым еще немного? Если будет что-то срочное, Айзек знает, где меня найти».

– Доктор Эйнштейн – Айзек? – спросил Фрэнк.

– Да, я Айзек, – сказал мистер Варгас.

– Я так и думал. Только Элис почему-то требует, чтобы я называл вас мистером Варгасом. Я запутался.

– Его зовут Айзек Варгас, Фрэнк, – пояснила я.

– Ну-ну, Айзек Варгас, – сказал Фрэнк. – Где моя мама?