Будь со мной честен

– Если ты думаешь, что всегда подводишь людей, так и получается, – сказала я.

– Ты говоришь, как моя мать, – сказал он.

– Ты мне в отцы годишься.

Мы выбрали очень романтичное место для разрыва отношений – терраса стеклянного особняка с видом на закат над океаном. Было даже не очень больно. Мы помолчали немного, глядя на розовеющее небо.

– Мы часто здесь обедали, – сказал наконец Ксандер. – После того как построили стену, это крыльцо стало единственным местом, откуда видно океан.

– Кто «мы»?

– Рабочие, которые строили стену. К тому же Мими не было нас видно.

– В каком смысле?

– Когда мы работали, она часто стояла за стеклом и наблюдала за нами. Наверное, думала, что мы ее не видим. Все считали ее странной, а мне она казалась одинокой, и однажды я решил с ней поговорить. Очевидно, она думала о чем-то своем, потому что не заметила, как я подошел, пока я не постучал в стекло. Она чуть в обморок не упала, точно увидела привидение. Думаю, она посчитала меня безобидным, потому что с тех пор начала выходить поболтать со мной. У нас оказалось много общего. Мы говорили о том, что нам не хватает смены времен года. Восточного побережья. Нью-Йорка. Я помог ей выбрать рояль. Она попросила что-то починить. Остальное ты знаешь.



Ксандер решил не заходить. Сказал, что его ждет сестра.

– А как же Фрэнк? – спросила я. – Он тоже тебя ждет.

– Мне надо поспать, – сказал он. – Передай, что я вернусь завтра утром и мы с ним все обсудим.

– Скажи ему сам.

– Нет уж, спасибо. С меня хватит. Если я зайду, то просижу до ночи. Фрэнк поймет.

– Ну и проваливай, – сказала я.

Фрэнк был прав. Грустная часть, о которой он меня предупреждал. Фрэнк поймет, почему Ксандер не пришел с ним поговорить. Или не поймет. А кому придется собирать осколки? Уж конечно, не Ксандеру. Хотя кто я такая, чтобы уговаривать его остаться? Нет смысла объяснять Ксандеру, что люди не любят, когда их бросают. Особенно дети. Когда в доме дети, ты круглосуточно на посту, нравится тебе это или нет. Ты не можешь позволить себе роскошь выспаться, даже если тебе это совершенно необходимо, чтобы не сорваться с катушек. Ксандеру пора это усвоить. Если бы он больше общался с сестрой, то давно бы понял. Его научил бы Алек. Или Фрэнк, который научил меня. Фрэнк в этом деле – мастер.



Мистер Варгас уснул на диване, как человек, давным-давно научившийся засыпать хоть в лисьей норе. Фрэнк переоделся в костюм Робин Гуда и стоял над потерявшим бдительность гостем с луком и стрелой на присоске, пытаясь прилепить стрелу к глазу.

– Фрэнк, – прошептала я. – Личное пространство.

В этот момент мистер Варгас напугал нас, всхрапнув так громко, что разбудил самого себя. Мы с Фрэнком отвели его в кровать, хотя тот уверял, что совсем не устал.

Я приготовила Фрэнку ужин и впервые за все время разрешила ему поесть на диване в общей комнате под «Двойную страховку» Билли Уайлдера. Я не хотела укладывать его спать, пока он не вымотается. Боялась, что он вернется к мистеру Варгасу и продолжит эксперимент по выниманию глаза с помощью стрелы на присоске. Когда мальчик наконец уснул, я взяла его на руки и понесла в гардеробную. Я сама удивилась, что смогла донести его до комнаты и даже не вспотела. Наверное, я стала сильнее, с тех пор как сюда приехала. Фрэнк точно не стал легче.

Вернувшись в гостиную, я села на банкетку за роялем и посмотрела в окно. После приезда мистера Варгаса мы перестали закрывать на ночь шторы и могли беспрепятственно любоваться мерцающими огнями на далеких холмах. Теперь я могла представить, какой сногсшибательный вид открывался отсюда, когда не было стены.

Я уже собиралась ложиться, как вдруг до моих ушей донесся неясный шорох, заставивший меня заподозрить, что ребенок проснулся. Я включила свет над роялем. Фрэнк замер в картинной позе, точно Глория Суонсон в ожидании крупного плана.

– Ты что здесь делаешь? – спросил Фрэнк. – Почему не спишь?

– А ты? Садись. О, я помню эту пижаму.

– Я был в ней в тот день, когда мы встретились.

– А помнишь, что мы слушали?

– Конечно. «Голубую рапсодию». Мы говорили о Гершвине, Чарльзе Фостере Кейне и Фреде Астере.

– А можешь поставить эту музыку, только тихонько, чтобы не разбудить мистера Варгаса? Я так и не научилась включать эту штуку.

Возясь с настройками, Фрэнк сказал:

– На самом деле в «Касабланке» никто не просит Дули Уилсона сыграть песню «Время проходит» еще раз. Все понимают это неправильно. Ингрид Бергман поняла. Она говорит: «Сыграй ее, Сэм».

Заиграла музыка, он вновь сел рядом со мной и сказал:

– Я скучаю по маме.

– Знаю, Фрэнк.

– Мне без нее плохо.

– Ты отлично справляешься, Фрэнк.


– Она скоро вернется.

– Надеюсь.

– А я точно знаю, – сказал Фрэнк. – Думаю, у нас с тобой будет мало времени на разговоры, когда она вернется. Ведь вы с мистером Варгасом уедете в Нью-Йорк.

Я так крепко сжала кулаки, что ногти вонзились в ладони.

– Да, – сказала я и, помолчав, добавила: – Я всегда буду любить тебя, Фрэнк. Что бы ни случилось. Где бы я ни была.

– Я тебя тоже, – сказал Фрэнк. – У нас всегда будет Париж.

Он уткнулся лицом мне в плечо, и мы сидели так, слушая музыку, целую вечность.

– Можно у тебя кое-что спросить, Элис? – сказал наконец мальчик.

– Конечно, Фрэнк.

– Моя мама знает тебя совсем недавно, и назвала единственную героиню-женщину в своей книге Элис. Мужчин в книге полно, и хотя она знает меня десять лет, ни одного не назвала Фрэнком. Почему?





26


Фрэнк закатал коврик с восточным орнаментом у себя в гардеробной – если честно, единственный красивый ковер во всем доме – и показал мне люк с утопленными в пол петлями. Люк открывался с помощью медного кольца в квадратном корпусе, какие применялись в строительстве яхт и гардеробной Фрэнка, а может, и «Титаника». Тут вынуждена сделать признание: я ни разу не закатала этот коврик, чтобы под ним пропылесосить.

– Здесь я храню особенные сокровища, – сказал Фрэнк. – Видимо, это помещение задумывали как бомбоубежище, а может, просто место для хранения не поместившихся в шкаф свитеров или семейных драгоценностей или чтобы прятаться от нацистов.

Он открыл люк и защелкнул петли, чтобы крышка не обрушилась нам на головы. Лестница из пяти перекладин вела в небольшое помещение, отделанное кедровыми панелями. Вдоль стен тянулись полки с коробками, свертками и просто разными вещами, разложенными с тщательностью искусствоведа.

– Дай, пожалуйста, фонарик, – попросила я.

Фрэнк мотнул головой и щелкнул выключателем. В подвальчике загорелось яркое точечное освещение. Теперь я поняла, откуда шел свет, что мы с мистером Варгасом видели ночью со двора. Мы с Фрэнком склонились над пещерой, чуть не соприкасаясь головами. В одном углу стоял низкий деревянный табурет, а на нем – картонная коробка с крышкой. Я не могла разобрать, что там написано.

– Это ее книга, – объявил Фрэнк. – Я становлюсь на табурет, чтобы достать вещи с верхних полок. А иногда просто сижу на нем, разглядывая реликвии прошлого своих предков и моего собственного.

– Глазам своим не верю, – сказала я. – Как она сюда попала?

– Возможно, ты помнишь, что в ночь пожара я всюду искал маму, а вместо этого нашел подарок Ксандера.

– Да.

– А перед этим я пошел в мамин кабинет. Дверь была не заперта. Я искал маму и наткнулся на коробку. Я взял ее с собой, чтобы посмотреть, что в ней, и вернуть на следующий день, да только на следующий день возвращать было уже некуда, и я положил ее сюда.

Фрэнк спрыгнул вниз, и я спустилась по лесенке вслед за ним. Мы прошлись от одного края пещеры до другого. Он обвел рукой полки.

– Это секретное хранилище моего детства. Поскольку ты моя верная ученица, я даю тебе карт-бланш исследовать все, что тебя интересует.

Он протянул мне коробку Мими, на которой она написала: «Проект 2.11.10».

– Я устал. Иду в постель.

– Где ты собрался спать?

Мы как-никак стояли под полом гардеробной, который служил Фрэнку постелью, в то время как я спала на его кровати.

– На твоей кровати. Вообще-то она моя. С твоего разрешения. Если будут вопросы, приходи, не стесняйся.

– Обязательно, – сказала я. – Спасибо.

Не прошло и минуты, как он уснул, а я села на табурет, сняла крышку и увидела настоящее название проекта 2.11.10: «Элис и Джулиан». Открыв книгу, я прочла абзац.

«Мой коэффициент интеллекта выше, чем у 99,7 процента американцев, но, после того как я ударился о бордюр, вы об этом ни за что не догадаетесь. Я умный ребенок, из которого сделали тупицу в классическом смысле слова: безмолвный, но не безмозглый. Элис – прекрасный человек с абсолютно невзрачной внешностью. Из-за моей аварии мы стали идеальными товарищами. До Элис у меня никогда не было друга».

Я остановилась и понесла коробку мистеру Варгасу.



Мистер Варгас пролистал несколько страниц, сидя на красном диванчике в своей комнате, которая раньше была моей, отложил рукопись и ушел в ванную. Когда он вернулся, с его бровей капала вода.

– Что с вами? – спросила я.