Будь моей няней

— Это моя фирменная методика: окутываешь пациента объятиями, фиксируешь руками, чтобы ему было трудно пошевелиться… кстати, ей надо одеяло потяжелее для тех же целей… Голову фиксируешь у себя на груди, — показала я на себе в районе груди и тут же смутилась под взглядом графа, последовавшим за моей рукой, — и мерно, очень глубоко дышишь. Или так же сзади прямо в ухо. Ребенок откликается на ровное дыхание, резонирует, успокаивается и засыпает.

— Откуда? У вас же не было братьев и сестер?

— Не было. У Лероя были такие же проблемы. Невроз и беспокойный сон.

— Кхм, и герцог позволял вам спать вместе?

— Речь идет о том времени, когда мы были детьми. Герцог не препятствовал нашему общению, скорее поощрял. Ведь у Лероя общения со сверстниками почти не было.

— То есть он взял вас как игрушку своему сыну? — изумился граф.

Хуже. Но вам, граф, этого знать незачем.

— Мы были друзьями с Лероем, — пожала я плечами, показывая, что не хочу больше говорить на эту тему.

Но ведь граф такой непрошибаемый. И я решила сразу расставить точки над «и».

— Граф, впредь я бы не хотела поднимать тему герцогов. Не знаю почему вы так прицепились к этой странице моего прошлого, но для меня она перевернута и закрыта. Я больше не хочу к ней возвращаться.

— Хорошо, Имма, простите, больше не буду. Вы правы, это не мое дело.

— И также мне кажется, что благодаря этому вы считаете меня равной себе. Но это не так. И я хотела бы, чтобы между нами оставалась определенная дистанция как у работодателя и наемного работника. Так будет лучше для всех.

Граф с интересом посверлил меня взглядом своих невозможно синих глаз. Глаз редкого цвета, который придавал взгляду пронзительность и остроту.

— Я вас понял, Имма. Но как работодатель я буду вести себя, как посчитаю нужным. Есть еще что-то?

Я недовольно передернула плечами:

— Есть. Вы хотели уехать. И, наверное, соберетесь, как только Мири вернется домой. Я бы попросила вас немного отложить поездку, хоть и понимаю, как для вас это важно.

— До какого момента?

Почему мне все время даже за простыми словами и вопросами графа чудится какой-то подвох и двойной смысл? Может, из-за насмешливого взгляда, которым он одаривает при своих словах? Или мне просто чудится?

— До момента, когда я найду с девочками общий язык, — твердо сказала я.

Граф тихо рассмеялся:

— Вы думаете, такой момент настанет? Имма, я бы первый был на седьмом небе от счастья, но не хочу, чтобы вы испытывали иллюзии. Девочки не примут никого. Общий язык вы найдете если только с Пэм, и то я не сильно бы рассчитывал на ее откровенность. Она самая спокойная, и внешне может показаться, что она подчиняется и идет навстречу, но при этом никто не в состоянии угадать, какие мысли витают в ее головке. Завоевать доверие Эллионарии вы можете, вы уже доказали. Но опять же, это настолько временное явление, как и сама Элли — непостоянная и неуловимая, как вода в бурной реке. Сейчас она вас любит, через полчаса ненавидит, и так десять раз на дню. Про Камиллу вы, думаю, уже все поняли сегодня. Так что единственное, чего я жду от вас, — это понравиться девочкам настолько, насколько возможно в вашем случае: то есть чтобы они терпели ваше присутствие и чтобы младшие хоть немного вас слушались. А вы за ними присматривали бы и, если что, сигналили мне о проблемах. На большее я бы посоветовал не рассчитывать ни вам, ни мне.

— Все сказали? Знаете, в таком случае удивительно, что вы приложили столько усилий, чтобы меня нанять, — ответила я, почувствовав себя оскорбленной.

— Я был в отчаянии, — парировал граф. — Да я из него и не выбираюсь, собственно. Так что мне простительно.

— Все равно не понимаю. Если вы так не уверены в успехе, зачем тогда вам я? Продолжайте искать опытных гувернанток. Может, среди тюремщиц поискать? Они точно знают, как заставить подчиниться.

Граф рассмеялся:

— А что, если я делал все это для себя?

— Что вы имеете в виду?

— Вы мне нравитесь, Имма. С самого начала понравились. У меня давно не было женщины. Мы могли бы совместить приятное с полезным.

— Вы что, издеваетесь?! — не поверила я своим ушам. — Или это проверка такая? На вшивость.

— Нет, почему. Вы мне правда нравитесь как женщина. А я? Я вам нравлюсь, Имма? — В голосе графа зазвучали бархатные соблазняющие нотки.

— До этого момента — да, мэллорд. Сейчас совсем нет, я разочарована. Наверное, мне стоит сейчас же покинуть ваш дом. Девочек младших, правда, жалко. Снова почувствуют, что их предали. Зато старшая порадуется, все хлеб.

Я встала.





Глава 22

ВОСПОМИНАНИЯ ГРАФА





Граф остановил меня.

— Ладно, Имма. Сделаю вид, что вам поверил. Если выбирать «вы для меня» или «вы для дочерей» — выберу своих детей. Теперь перейдем к обсуждению ваших подопечных. Сядьте! Имма, что непонятного я сказал?

Нет, это вообще нормально? Я покосилась на графа. У него головка бо-бо на фоне всех проблем, похоже. Что значит «сделаю вид, что вам поверил»?! Это что значит?!

— Я вас вообще не понимаю, — ушла я в несознанку.

Граф усмехнулся:

— Мы будем обсуждать магию моих дочерей? Если да, то сядьте.

— Если мы это будем обсуждать, — подчеркнула я, присаживаясь с выпрямленной спиной на самый край стула.

Граф сделал вид, что не заметил.

— Старшая, Камилла, владеет той же магией, что и моя покойная жена, — магией склеивания, или, по-другому, магнитной магией. Она может притягивать предметы друг к другу и как бы склеивать их.

— Ваша жена имела магию? — переспросила я.

— Да, вы все правильно поняли, — кивнул граф.

Дело в том, что магией в основном владели аристократы, сильные мира сего. Вернее, второе проистекало из первого. Люди, обладавшие магией, завладевали властью и образовали класс аристократии. И в большинстве случаев магия передавалась по наследству. Хотя были и исключения. Родившийся в семье потомственных аристократов мог не иметь магических способностей. А в семье, где ни у кого не было магии, мог родиться ребенок, имеющий ее. Но все понимали, что в этом случае среди предков замешался какой-то маг. Причем вид магии по наследству не передавался, только способности. В исключительных случаях ребенок имел такую же магию, как родитель. Но вообще, это была рулетка.

То, что жена графа имела магию, означало, что она происходила из внебрачной потомственной ветви какого-то аристократа. А следовательно, была все-таки не обычной цветочницей, как представил ее граф. Все-таки жениться на внебрачной аристократке — это не одно и то же, что совсем на простолюдинке. Так что граф слукавил.

— У младшей, Элли, магия свечения, или, как я ласково называю, магия света, — мягко улыбнулся граф. — Она может заставить засиять любой предмет. Наше маленькое светило.

Я расплылась в ответной улыбке, так ласково он отозвался о младшей дочери.

— С Пэм все сложнее. Вы уже знаете, что она обладает магией маскировки. Но… при рождении у нее была другая магия.

— Как такое возможно? — поразилась я.

— Исключительный случай, сказали профессора, — развел руками граф. — Она могла поднимать легкие предметы в воздух и удерживать их. В семь лет эта способность вдруг резко исчезла. Казалось, она лишилась магии вообще. Но я чувствовал вибрацию магии. Понимаете, о чем я?

Я чуть было не согласилась, но вовремя спохватилась:

— Нет. У меня же нет магии, как я могу понять.

— Ах да. Простите, я увлекся. Так вот, я чувствовал магию и не мог понять, куда она делась. А потом узнал, что ее магия преобразовалась в магию маскировки. Чудеса!

— Да уж… А она точно утратила ту магию? Может, у нее две способности?

— Я хотел бы сказать, что это невозможно… Но невозможным казалось и то, что можно изменить свои способности. Не знаю. Во всяком случае, вот уже четыре года как вторую она не применяет, так что не думаю.

— А может, у нее такая способность? Изменять свойство магии по своим потребностям? Магия поднимать в воздух ее забавляла в раннем возрасте, а после смерти матери ей важнее стала магия маскировки?

— Ракшана умерла два года назад. А магия Пэм изменилась четыре года назад.

— Да, не сходится… — покачала я головой.

— Поэтому я считаю, что самая проблемная дочь — Памела. Самая тихая, на первый взгляд. Остальные как на ладони. Элли очень эмоциональна. И в силу возраста ее легко просчитать. Камилла всегда была доброй и отзывчивой девочкой, самой беспроблемной. Но после смерти матери в нее словно злой дух вселился. Еще и переходный период наложился. И я просто надеюсь, что это все пройдет и вернется прежняя Камилла, умная, все понимающая. Она ведь была такой чудесной, такой хорошей. Хотел бы я, чтобы вы, Имма, познакомились с той Камиллой.

Граф вздохнул, лицо снова осунулось, он выглядел уставшим, его хотелось пожалеть. Но это не те чувства, которые он должен во мне вызывать. Только уважение и пиетет, как работодатель.

— Расскажите мне о Камилле. Чем она увлекается, что любит, чего терпеть не может. С кем она дружит…

— Моей жене никогда не были нужны дети, — вздохнул, начиная, граф. — На Камиллу я ее уговорил. Вторую и третью она рожала, чтобы удержать меня. Когда речь заходила о разводе. Когда родилась Камилла, я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете, я тогда безумно любил жену. Родилась дочь, и я думал, что впереди нас ждет только безоблачное счастье. Когда я понял, что жене Камилла не нужна, я полностью взял ее воспитание на себя. Мне было так обидно за дочку, вы не представляете! Она мой первенец, и я вложил в нее всю душу, все, что мечтал и хотел передать своему ребенку. Брал ее с собой всегда и везде, все рассказывал, объяснял, показывал. Это было славное время. Камилла росла смышленой девочкой и отзывалась на все, что я в нее вкладывал. Я предрекал ей большое будущее. Тем больнее мне видеть сейчас, во что она превратилась…

Граф сглотнул и замолчал.

— Что она любит? Я не знаю. Спросите, что она любила, — отвечу. Расскажу, какую Камиллу я знал. Эту сегодняшнюю девушку я не знаю. Камилла была доброй, щедрой, отзывчивой. Не терпела даже малейшего проявления несправедливости. Вставала на защиту обиженных, помогала слабым. Увлечения ее были разнообразны. Она прекрасно проявляла себя как в творчестве, так и в спорте и науке. Ее хвалили все учителя: рисования, музыки, танцев, актерского мастерства. Она преуспевала везде и всюду. Была лучшей ученицей в столичной академии. А потом все исчезло. Ее место заняла упрямая, хамоватая, противная девчонка, которую мне хочется выпороть и сделать так, чтобы она исчезла, а на ее место вернулась прежняя.

— Сочувствую, — искренне сказала я. — Хотела бы я познакомиться с той Камиллой. Может, и правда возраст? Потом все встанет на свои места?

Граф закрыл руками лицо. Потер глаза.

— Вы устали и хотите спать. Отложим наш разговор. Главное я услышала. А узнавать девочек буду сама, постепенно. Спокойной ночи, граф.

Я встала.

— Спокойной ночи, Имма, — проговорил он в задумчивости, погрузившись в воспоминания.