Бродячее шоу семьи Пайло

Манипулятор материей вертится рядом, потирая руки.

– Первая попытка была успешной! Очень приятно. Он жив, по-своему.

– Г-г-гонко? – заикаясь, шепчет Дупи.

Он, пошатываясь, встает со стула и мешком падает на пол. Банановая кожура подвела его. Гонко рывком поднимает его на ноги. Дупи трогает его за рубашку.

– Там холодно, Гонко. Очень-очень холодно, и... и они заставляют тебя делать всякие штуки.

– Ну-ну, – говорит Гонко, пряча свое облегчение и радость, потому что Манипулятор материей пристально смотрит на него. Но еще одна клоунская слеза выдает его, отскакивая от плеча Дупи, и он думает, да к черту все, и обнимает своего товарища-клоуна.

– Займись делом, – рычит Гонко на Манипулятора материей, который мерзко улыбается.

Тот прикатывает на больничных носилках квадратный кусок плоти и точит мясницкий нож, сдерживая собственные слезы. Правда в том, что он не чувствовал себя таким растроганным уже многие годы.



* * *



Проходит всего полтора дня, прежде чем остальная его труппа опять собирается за все тем же старым карточным столом, раздавая все те же старые игральные карты. Гонко внимательно наблюдает за ними, чтобы проследить, как они восстанавливаются. Если не считать внезапных пауз и пустых взглядов в пространство, или, как в случае с Дупи – кошмаров, от которых он просыпается с криками о ком-то, кого он называет "Мистер Большестрах", или, как в случае с Гоши – неправильно приделанной конечности, которая наполовину отваливается, когда он двигается слишком быстро, – Гонко рад, что они те же клоуны, что были раньше.

Однако, у него еще не вся труппа.

– Наклонитесь-ка поближе, – говорит он, когда Дупи и Рафшод наконец прекращают свой бой за то, кому достанется последний соленый кренделек. Они наклоняются, и он посвящает их в великий план. Они, похоже, не слышат ни слова, и тут же возобновляют драку за уже съеденный крендель. Гоши озадаченно таращится на все вокруг. Все системы в норме.



* * *



– Сегодня, – говорит Гонко своей труппе, после того как дал им пару дней привыкнуть к жизни, – мы отправляемся наверх. Раф, я избегаю Джорджа из-за кое-какой драмы с акробатами. Иди достань нам пропуска. Поиски Джей-Джея могут занять некоторое время, но мы проверим сперва его прежние логова. Мы разделимся, но будем следить за передвижениями друг друга. Если вы заметите его, узнайте, где он остановился. Дальше следует взбучка, и мы хорошенько припугнем его.

– Гонко, это... могу я, это... – запинаясь, спрашивает Дупи.

– Ты можешь сходить в туалет, Дупи. И если ты спросишь у меня об этом еще раз, я закопаю тебя обратно в той грязной яме, где я тебя нашел.

Дупи съеживается:

– Ой, Гонко. Там плохо, очень-очень плохо, я просто не могу вернуться туда, там больно глазам, и тебя заставляют делать всякие штуки.

– А мне там понравилось, – заявляет Рафшод. – Завел себе пару друзей.

Дупи снимает уже испачканные штаны и топит их в отхожем месте, потом надевает новую пару, но не раньше, чем дает всем вокруг полюбоваться на поэтическую вольность, которую Манипулятор материей позволил себе в процессе переделки.

– Ох, Иисусе! – в отвращении ворчит Гонко. – Дупи, я хочу, чтобы лишнего хера к утру не было. Даже знать не желаю, что там еще у тебя есть, но отрежь и это тоже.

– Он такой щекотно-щипучий, Гонко. Но когда я чешу его, он становится щекотно-больнючим.

– О, Гонко-о-о, – нараспев зовет Джордж от полотняных дверей.

С высоты своего ездового громилы – который очевидно до чертиков пугает Гоши, потому как тот на негнущихся ногах выбегает из комнаты, визжа как кипящий чайник, – Джордж манит Гонко пальцем. За ним стоит недавно подвергшийся нападению акробат, и таким образом планы клоунов откладываются на полтора часа, пока, с Джорджем, сидящим в углу, грызущим попкорн и время от времени издающим одноголосое закадровое ржание, Гонко и Клавдий (акробат) обсуждают свои чувства с новой игрушкой Джорджа – психотерапевтом.

Это женщина сорока с чем-то лет, одетая в пастельные оттенки бежевого и зеленого, с кудрявыми волосами, очками и длинной шеей, на которой ее голова постоянно кивает в идеальном понимании. Руки Гонко мертвой хваткой сжимают подлокотники кресла на протяжении всего сеанса. Клавдий, по крайней мере, находит ценным все происходящее.

– Думаю, то, что я чувствую... когда клоун нападает на меня?.. это чувство отверженности.

Психотерапевт понимающе кивает.

– А, может быть, Гонко, когда он бросал грязь, или фекалии, или что там это было... выражал протест против какой-то отверженности, которую он чувствовал в прошлом?

Джордж в своем углу чуть не умирает со смеха.

– И это просто замечательно, что вашему хозяину не безразличны наши сеансы, – говорит психотерапевт.

– Я чувствую от этого некоторую значимость, – говорит Клавдий, – хотя этот частый смех? Он заставляет меня чувствовать некоторую растерянность.

Время ползет медленно как никогда. Под конец Гонко не может вспомнить ни своего имени ни рода занятий, так как злость затмила все. Он каким-то образом умудряется обнять акробата, когда ему велят, и сказать что-то похожее на "извини". Когда туман ярости рассеивается, он стоит по колено в обломках фургона, с разнообразной болью, указывающей на то, что это его собственные руки и ноги уничтожили его.

Остальные клоуны с уважением глядят на него, аплодируя. (Гоши аплодирует, надувая щеки и шлепая по ним ладонями, что он продолжает делать весь остаток вечера). Цыгане, владельцы вагончика, стоят неподалеку, не особо впечатленные, и Гонко вспоминает великий план.


– Эй, все вы, забирайте куски этого фургона, – говорит он цыганам. – Мы возьмем их наверх. Починим их там. Вы идете с нами. Тайная миссия. Хорошая оплата и куча привилегий.

– Куда наверх? – спрашивает один из цыган. Это еще одни, выжившие после Курта. Некоторые из них пробыли здесь так долго, что мир наверху стал для них почти мифом.

– Пошли, и дядя Гонко покажет.

Немногие из тех, кто наблюдал за его демонстрацией силы, осмелились бы ослушаться его, так что цыгане неохотно поднимают куски фургона побольше, в то время как клоуны забирают остальное. В лифте нет места для всех них и обломков фургона, так что клоуны едут наверх первыми.

– Так вот, великий тайный план, – говорит Гонко, – и на этот раз слушайте.

И так стиснутые вместе, клоуны придвигаются еще ближе, тесный контакт провоцирует целый спектр забавных звуков: от колокольчиков и выскакивающих тостов, до звука выпускания газов.

– Наше собственное шоу. Наверху, там, откуда приходят простецы. Тот фургон, что я разломал – это первая часть. Мы натаскиваем еще разного барахла и прячем его наверху, пока все не будет готово. Потом очень долго разбираемся с этим, – он вытащил листок с именами, который ему дал Джордж. – Мы добываем свой собственный порошок, ясно? Мы платим больше, чем платит Джордж, и подкупаем любого, кого мы только захотим, чтобы он участвовал в новом шоу.

– Но что, если Джордж захочет, чтобы мы участвовали в его шоу? – спрашивает Рафшод.

– Не захочет. Мы будем ниже, чем цыгане – он сказал это своим собственным ртом. А эти приказы идут от тех, кто выше Джорджа, – он трясет листком, чтобы подчеркнуть это. – Так что пока один из больших боссов не выползет наружу, чтобы сказать обратное, здесь устанавливаем правила мы, мы делаем, что хотим. Это значит то, что говорит Гонко. Дошло?

– Значит только клоуны? – говорит Рафшод. – В смысле, мы только клоуны. А что насчет уродов и акробатов, и укротителя львов и всякой такой хрени?

– Со временем, – отвечает Гонко.

– Боже ж, – говорит Дупи.

– И будет даже лучше, мои дорогие. Со временем мы вообще заставим шоу Джорджа голодать. Как? Продавцы билетов. Уяснили? Мы поставим своих людей на эту работу. Мы заставим их посылать Джорджу простецов, которых мы уже развлекли. Простецов, высосанных досуха. Никакого порошка для Джорджа. И со временем – никакого цирка для Джорджа, когда никто внизу не получит свою оплату, и боссы боссов также не получат свою долю. Думаете, они долго будут терпеть Джорджа?

Дупи взволнованно поднимает руку.

– Говори.

– У меня такая отличная идея, Гонко, – и Гонко приглушает звук, пока Дупи пересказывает все, что Гонко только что сказал, что занимает весь остаток пути наверх.

Они выходят из лифта на поверхность через кабинку биотуалета на строительной площадке в Брисбене. Вокруг пусто, так как стоит ночь. Цыганам приходится совершить еще четыре поездки, чтобы привезти остатки фургона. Гонко велит балаганщикам угнать грузовик, загрузить обломки в него и ехать на север, после чего починить фургон. У них нет инструментов или чего-то такого подобного, но ярмарочные крысы чинят всякое барахло как по волшебству. Гонко разыщет их, когда придет время, как только он найдет хорошее место для нового шоу.

Остальные клоуны с опаской выходят из лифта в прохладный воздух зимнего брисбенского вечера. Внезапно они замолкают и останавливаются в изумлении, их лица копируют вечно удивленное лицо Гоши.

– В чем прикол? – говорит Гонко. – У нас еще полно дел.

Дупи указывает на звезды:

– Ч-что это за красивые штучки, Гонко? Нет, серьезно, ты просто должен сказать мне.

– Ты же видел их раньше?

– Ни черта подобного. Боже ж, а они красивые. Что это?

Рафшод выглядит таким же удивленным.

– Их называют небесные милашки, – говорит Гонко. – Все настоящие супер-пупер клоуны отправляются покататься на колеснице по небу, чтобы лизнуть их. По вкусу как мороженое, насколько я слышал.

– Ух ты, здорово! – голос Дупи полон благоговения. – А эти высокие штуки? – он указывает на здания.

– Ты все это уже видел. Ты что, не помнишь работу снаружи для Курта?

Рафшод смущенно смеется.

– Чуток рассеянный, – говорит он и бьет себя по черепу углом кирпича, вероятно для того, чтобы заставить извилины работать. Каждый удар производит звук, похожий на писк собачей резиновой игрушки, от чего Гоши бешено вертится на месте, ища в темноте того, кто знает его тайный язык.

– Все такое чудное, – шепчет Дупи. Где-то рядом сигналит машина. – Гоши боится, Гонко. Не оставляй нас тут, ты ж ведь не оставишь?

Мимо медленно едет грузовик с нарисованным на дверях и кузове логотипом службы уборки "Мистер Мускул" – мультяшным человечком, похожим на Попая, показывающим большой круглый бицепс. Рафшод напрягается.

– Я знаю этого урода! – орет он. – Эй, мистер Мускул! Помнишь меня?

– Раф, расслабься.

– Он у меня в долгу. Он у меня в огромном долгу! – и он срывается с места и одним прыжком перемахивает через забор, прежде чем Гонко успевает схватить его за шиворот, и тут же устремляется за грузовиком, который завернул за угол.

– А, неважно, – ворчит Гонко. – Ладно, вы двое. Осмотритесь тут, обыщите город по-быстрому. Загляните в тот клуб, где Джей-Джей работал, до того как мы оклоунили его. Оставайтесь в тени, старайтесь, чтобы вас не заметили. Осмотрите достопримечательности, может они освежат ваши воспоминания, а то, похоже, Эм-Эм превратил ваши мозги в желе. Встретимся здесь же через четыре часа.

Из кармана Гонко достает компас с буквами "ДД" для Джей-Джея вместо севера, и буквами "Р", "Д", "Г" для Рафшода, Дупи и Гоши, вместо востока, юга и запада. Стрелка компаса будет указывать на месторасположение каждого клоуна, когда он повернет циферблат. Тем не менее, ему тревожно вот так отпускать их бродить одних.

– Давайте найдем этого крысеныша, – говорит он, доставая по компасу для каждого клоуна. Хотя их стрелки не всегда согласованно указывают туда, где должно быть "ДД", но так они хотя бы не потеряют друг друга.

– Вот, – он кидает каждому по огромному пончо, которые вытащил из карманов. – Накройтесь. Вы временно не клоуны, просто на всякий случай.