Брак с летальным исходом

* * *


– Господин Бренци уехал? Мне нужно срочно связаться с лордом Кастанелло!

Я буквально влетела на хозяйственную половину дома. Вчера вечером кухню очистили от мусора и сгоревшей мебели, оставив внутри лишь чугунную плитку да пару закопченных шкафов, отчего помещение выглядело непривычно пустым и неуютным. Но даже так старая кухня была куда удобнее, чем дворовые летние жаровни, и Мелия, все еще замещавшая Лоиссу, сразу же вернулась туда вместе со всей уцелевшей утварью, громоздившейся сейчас на нескольких наскоро изготовленных братьями Ленс открытых полках.

– Господин Руджеро был здесь с полчаса назад, – отозвалась горничная, отрываясь от томящегося на плитке горшка. – Помог мне на кухне обустроиться, а после сказал, что поедет за лордом Кастанелло. – Увидев мое лицо, она охнула. – Что-то случилось, миледи? У вас все в порядке?

Я едва переводила дух после бега. Мелия выжидающе смотрела на меня. Рядом с ней на табурете примостился дворецкий с чашкой кофе, а у окна я увидела знакомого мальчика-подростка с сумкой через плечо, тоже сжимавшего в руках дымящуюся кружку.

Для своих четырнадцати он был невысок и худ. Темными вьющимися волосами мальчик пошел в отца, а оттенок кожи, унаследованный от матери, был немного темнее, чем у большинства жителей Аллегранцы. Младший сын Кауфманов глотал пряный кофе и смешно фыркал, когда слишком горячая жидкость обжигала рот.

Сердце взволнованно забилось. Неужели старому мастеру все же удалось что-то выяснить? Как же вовремя!

– Здравствуй, – поприветствовала я Кауфмана-младшего. – Ты Тори, верно?

Мальчик улыбнулся, обрадовавшись, что я его узнала.

– Точно, госпожа Фаринта… то есть я хотел сказать, леди Фаринта, – тут же поправился он. Отставив чашку на подоконник, Тори залез рукой в сумку и вытащил оттуда письмо. – Отец велел передать это лично вам в руки.

– Спасибо, Тори.

Я почтительно приняла конверт. Змейка-эфра глядела на меня с запечатывающего клейма крохотными точками глаз. Отойдя немного в сторону от Мелии и господина Сфорци, я прикоснулась к ней, пропустив магию сквозь пальцы, чтобы расплавить воск, и осторожно развернула письмо.

Мальчик тронул меня за руку, прежде чем я успела прочитать хотя бы строчку.

– Ну я тогда обратно, миледи? – спросил он. – Отцу передать от вас что-нибудь?

– Подожди немного, ладно? – попросила я, и мальчик, кивнув, вернулся к недопитому кофе.

«Милая Фаринта!

Я навел справки о тех людях, имена которых ты указала в письме. Сообщаю, что ни один из них не известен контрабандистам или торговцам нелегальными зельями».

Я с облегчением выдохнула. Если информаторы господина Кауфмана не слышали, чтобы кто-то из слуг лорда Кастанелло когда-либо покупал кацин, значит, можно быть уверенной, что никто из них этого не делал.

«Зато мне удалось кое-что выяснить по второму твоему вопросу. Прилагаю список судебных дел, связанных с отравлением кацином, за последние двенадцать лет».

Список включал в себя приблизительно девять дел и три десятка имен зельеваров, попавших под подозрение законников. Напротив каждого были указаны дата, приговор и текущее местонахождение. Пять человек на данный момент все еще отбывали наказание, четверо умерли, восемнадцать были лишены лицензий и более не имели права на закупку накопительных кристаллов и ингредиентов для зелий, а трое, в том числе «госпожа Фаринта Честер, дело об убийстве господина Лайнуса Честера», освобождены за неимением улик.

Взгляд сразу же зацепился за знакомое имя.

«Арджеро Бренци, дело об убийстве господина Лайнуса Честера. Признан виновным, отправлен на медные рудники сроком на пятнадцать лет. Лицензия зельевара, выданная Королевским магическим университетом Аллегранцы, отозвана без права восстановления».

Буквы расплывались перед глазами.

Арджеро Бренци. Зельевар, по словам Клары, безответно влюбленный в леди Элейну Кастанелло. «Господин Б.», о котором писали газетчики, расписывая удачный захват подпольной лаборатории, производившей кацин. Человек, чей возможный родственник, носящий не самую частую в Иллирии фамилию Бренци, уже семь лет служил водителем у лорда Кастанелло.

Я с трудом заставила себя читать дальше.

«По подтвержденным сведениям в настоящее время все еще находится на каторге, прошений о помиловании не подавал. Медицинское освидетельствование, проведенное три года назад, признало заключенного невменяемым».

– Миледи, вам плохо? – Я едва услышала взволнованный вопрос Мелии. Отчаянный стук моего сердца заглушал голос служанки. – На вас лица нет.

Я сделала глубокий вдох, загоняя боль как можно дальше.

– Как давно уехал господин Руджеро? – спросила, стараясь говорить как можно спокойнее.

– Примерно четверть часа назад, миледи.

– И перед этим он заходил на кухню? – внутренне холодея, уточнила я.

– Да, миледи. Он помог мне плитку разжечь, ее хоть вчера и прочистили, но все равно…

– Мелия, – я смотрела ей прямо в глаза и четко выделяла каждое слово. – Немедленно уничтожьте все, что вы приготовили для завтрака. Промойте посуду, возьмите продукты из кладовой. И везде добавьте специй.

Горничная, словно ядовитую змею, отбросила деревянную ложку, которой помешивала кашу. Дворецкий поперхнулся кофе.

– Миледи… – Мелия с трудом подбирала слова. – Вы что, хотите сказать…

– Да, – твердо ответила я, и горничная, подхватив с плитки горшок, выскочила на улицу.


– Миледи, – услышала я голос дворецкого.

Я повернулась к нему. Господин Сфорци дрожащими руками протягивал мне недопитый кофе. Вид у него был такой, будто мужчина готов был упасть в обморок.

– Прошу вас, – почти прошептал он.

Чуть встряхнув чашку, я различила в осевшей на дно кофейной гуще темные крупинки прокаленных циндрийских специй, вполне нормальных на вид. Отлив немного кофе на блюдце, быстро разложила жидкость. Яда, к счастью, не оказалось.

Впрочем, утверждать то же обо всем завтраке было преждевременно.

– Все в порядке, – сказала я одновременно господину Сфорци и Тори, обеспокоенно переводящему взгляд с меня на дворецкого.

Волна облегчения вместе с острым чувством вины нахлынула на меня при мысли о том, что и мальчик мог пострадать из-за того, что оказался не в то время и не в том месте. Перед господином Кауфманом, откликнувшимся на мою просьбу о помощи с такой готовностью, было до ужаса стыдно.

Дворецкий без сил опустился обратно на табурет. Он забрал кружку, но допивать остывающий кофе не спешил.

– Господин Сфорци, – окликнула я его, – есть хоть какой-то способ связаться с лордом Кастанелло раньше, чем экипаж доберется до городского дома?

– Боюсь, что нет, миледи, – тут же ответил дворецкий, нахмурившись. – Разве что скоро прибудет почтовая карета… хотя нет. Господин Бренци точно успеет раньше.

Со стороны окна раздалось деликатное покашливание. Я обернулась.

– Леди Фаринта, – произнес Тори, – моя кобыла стоит оседланной на заднем дворе. Что нужно сделать?





* * *


Вместе с сыном Кауфмана отправился Густаво. Он должен был показать мальчику дорогу и передать лорду Кастанелло небольшую записку, к которой я в качестве доказательства приложила фрагмент письма господина аптекаря. Об иной причине, по которой я хотела, чтобы Тори сопровождал один из работников поместья, я упоминать не стала. Я боялась, что Руджеро или другие возможные сообщники Арджеро Бренци могут напасть на лорда Кастанелло – крепкий слуга для супруга оказался бы в такой ситуации полезен.

Уговаривать Таво не пришлось. Стоило мне только упомянуть, что Бренци, скорее всего, причастен к отравлению Лоиссы, как он, стиснув кулаки до хруста, без лишних слов запрыгнул в седло.

– Вперед! – Тори похлопал кобылку по выгнутой шее, и та сорвалась с места.

Через несколько секунд всадники пересекли границу поместья и скрылись за густым подлеском.

Оставалось только надеяться, что сын Кауфмана сумеет обогнать экипаж. Ведь жизнь лорда Кастанелло зависела от того, успеет ли Густаво предупредить его об опасности раньше, чем Руджеро расскажет сообщникам своего родственника-отравителя, что лорд больше не защищен артефактом.

– Миледи. – Мелия мягко коснулась моего плеча. Она заметно нервничала, лучше прочих обитателей поместья понимая причину моего состояния, но старалась улыбаться дружелюбно и успокаивающе. – Не волнуйтесь вы так, наш Таво и мальчик точно должны успеть. Дорога тут идет кругом, в объезд гор, а всадник на лошади проскочит напрямик через седловину. Возвращайтесь к себе, отдохните. Я позову, когда сделаю завтрак.

Она взяла меня под руку и повела к моему временному жилищу в домике садовника. Я не сопротивлялась, хотя понимала, что нервное возбуждение не утихнет до тех пор, пока я не увижу лорда Кастанелло живым и невредимым. Мелия проводила меня до дверей и поспешно убежала в поместье готовить.

Я так и не вошла внутрь. Осталась стоять на крыльце и, облокотившись на перила, невидящим взглядом скользила по укрытому на зиму саду. Что-то было не так. Что-то не складывалось.

Я чувствовала, что все еще упускаю нечто очень важное. Арджеро Бренци, отвергнутый ухажер леди Элейны Кастанелло, занимавшийся изготовлением запрещенных дурманов и зелий, казался человеком, лишенным всякого понятия о морали и чести. Такой, верно, вполне был способен убить кота или доверчивую служанку только потому, что они стали ему не нужны.

Только вот все преступления в поместье, включая загадочные смерти леди Жиневры и Эрлисии, происходили тогда, когда зельевар Арджеро уже отправился на каторгу. Зато Руджеро Бренци в эти годы как раз работал водителем у лорда Кастанелло.

Я нахмурилась. Если подумать, все без исключения происшествия последнего месяца случались именно тогда, когда лорд находился дома. А значит, вместе с ним в поместье был и его водитель. Письма обычно появлялись на моем подносе на следующий день после того, как Бренци возвращался из города и предположительно передавал их Лоиссе, а короткую записку, полученную перед отравлением кота, он и вовсе мог подбросить сам.

И это не было единственным совпадением. Пропитанные дурманом свечи мне принесли сразу же после разговора с лордом, и у господина Сфорци, которого я первоначально подозревала, не хватило бы времени, чтобы добавить зелье. А вот Руджеро запросто мог подслушать нашу беседу и беспрепятственно проникнуть в кладовую, пока лорд отчитывал дворецкого. Мне припомнилось, как незадолго до появления господина Сфорци лорд обменялся парой кивков с кем-то, заглянувшим в малую гостиную. Кажется, тогда мы как раз говорили о моих пожеланиях, и я попросила принести свечи…

Все события последних недель представали передо мной в ином свете. Руджеро Бренци постоянно крутился в поместье, оставаясь при этом совершенно незаметным. И сейчас память услужливо подкидывала нужные кусочки мозаики. Тем вечером, когда я нашла в гостиной Милорда-кота, я видела Бренци у дверей, ведущих в хозяйственную половину дома. А ведь, по его словам, ужинать он предпочитал отдельно от слуг. Сейчас я понимала, что водитель, скорее всего, заходил к Лоиссе, а на обратном пути вполне мог подлить в миску кота успокоительное из украденного у Ильды Лауди флакона. Но тогда я конечно же не уделила присутствию возле кухни водителя должного внимания.

И лекарство для Милорда привез именно он. По дороге к поместью у Бренци была масса времени, чтобы отравить переданный господином Кауфманом сорбент. К тому же кацин, редкий сильнодействующий яд, однозначно указывал на руку печально известного зельевара.

Тогда я подумала, что лорд, на самом деле искренне переживавший за своего любимца, мог хладнокровно прислать из города отраву вместо лекарства. И это ухудшило и без того непростые отношения между нами, а я потратила драгоценное время, возводя на супруга напраслину. Если бы я догадалась чуть раньше, если бы обратила внимание, как побледнела Лоисса, увидев своего любовника рядом с другой женщиной, Ильдой Лауди, возможно, отравление кухарки удалось бы предотвратить. А если бы не пропустила мимо ушей слова лекарки, что и ее оклеветали…

Сейчас я понимала, что именно Бренци был тем человеком, которого я видела мельком с галереи в ночь, когда столкнулась с Лоиссой, и ошибочно приняла его за лорда Кастанелло. Неудивительно, что супруг так бурно отреагировал на мои совершенно беспочвенные, как теперь выяснилось, обвинения.

А пожар… Достаточно вспомнить, что все случилось в ночь после того, как лорд Кастанелло и его водитель наконец вернулись домой. Едва ли наш мирный развод вписывался в планы мстительного зельевара Арджеро, но, судя по тому, как сильно пострадала моя спальня при взрыве, очередная мертвая жена «душегуба Кастанелло» его вполне устраивала.

Руджеро Бренци всегда казался мне невозмутимым и отстраненным человеком, совершенно безразличным ко всему происходящему. Но в тот единственный раз, когда я разговаривала с ним напрямую, что-то меня все же насторожило. Неужели все дело в его выходке с книгами, выбившей меня из равновесия? Может, я вовсе не на пустом месте набросилась на водителя с упреками, может, он действительно хотел задеть меня? А может, дело в другом…

По телу пробежала невольная дрожь.

«Если миледи будет засматриваться на каждую книгу по зельеварению, то рискует провести здесь не одну неделю», – сказал мне Руджеро Бренци.

Но откуда он мог знать, какую именно книгу я держала в руках, если на обратной стороне обложки не было ничего, кроме дарственной надписи? «Моей дорогой Элейне. Навеки твой, Арджеро». И перо… Я была уверена, что он взял его левой рукой. Привычно, не испытывая никаких неудобств. Получается, Руджеро – левша? Левша, как и его безумный родственник, хотя известно, что вероятность такого совпадения среди близкой родни не так уж велика.

Руджеро… Руджеро ли? Теперь я и вовсе начала сомневаться, что это его настоящее имя. Семь лет назад зельевар Арджеро Бренци, пойманный на изготовлении кацина, отправился на каторгу за совершенные злодеяния. И в это же время в Аллегранце появился Руджеро Бренци, будущий водитель лорда Кастанелло. Мистическое совпадение?