Большие ожидания

Лика вздрогнула, когда до неё добрался, проник даже через фильтры удушливый и затхлый запах, сочившийся изнутри трупа звёздного гиганта. Что это означало, легко можно было догадаться.

Так пахла тихая смерть: резко и чуть сладковато, как гнилое переспевшее яблоко. Лике нестерпимо захотелось зажать нос, чтобы больше не ощущать дурноту, подкатившую к горлу.

Группа нерешительно топталась на пороге, посматривая на Влада. Тот нахмурился и первым переступил порог, аккуратно, проверяя конструкции на прочность. Каплынов подал знак, и оставшиеся снаружи по одному прошли внутрь коридора. Лика в свою очередь с опаской переступила порог, ожидая, что дверь сейчас захлопнется и они окажутся, словно мыши в мышеловке, пришедшие на желанную приманку.

Голова закружилась, пол поплыл перед глазами.

Мужчины вмиг обернулись.

Связи нет? — обернувшись, спросил он Виктора. Тот покачал головой.



Лика стояла рядом с остальными и сочувственно рассматривала безжизненное тело мужчины, сидящее в кресле отсека управления. Оно уже начало разлагаться, источая тот самый тонкий запах тлена, вызывающий першение в горле и слёзы на глазах.

Лика, стоявшая рядом, дёрнула её за рукав: ей хотелось дать соседке затрещину, чтобч она через скафандр ощутила удар. Неуважение к усопшему, прожившему на чужой планете несколько лет и по иронии судьбы не дождавшегося помощи именно тогда, когда она была так близко, показалась ей кощунством.

Но тот и впрямь выглядел ужасно, даже при беглом взгляде на его лицо, постаревшее и покрытое сеткой морщин, было видно, что условия на Бетте явно не благоволили человеку. Руки, сжимавшие подлокотники усеяны бородавками, покрыты старческими пятнами, ногти аккуратно подстрижены, потемневшие, седые волосы до плеч и жидкая борода — всё говорило о том, что усопший следил за собой по мере сил, но планета оказалось сильнее, битва окончилась, но он не проиграл.

Первый колонист навсегда войдёт в историю космических путешествий, а его тело поможет узнать многое об условиях выживания на планете под присмотром красного карлика.

Может, он и сам так думал, выражение лица было спокойным и безмятежным, словно мужчина просто заснул и, хотя бы во сне вернулся домой, на Землю. Если это так, то смерть оказалось милосерднее жизни.

Как, вероятнее всего, она стала добрым другом и для матери Лики.

Виктор в кресле пилота тщетно пытался оживить Систему. Даже Лике, далёкой от инженерного дела и ремонта средств связи, было очевидно, что дело это трудоёмкое, если вообще выполнимое.

В голосе Каплынова слышались нотки уважения и восхищения.

Девушки с готовностью кивнули и присели в соседние кресла.

Лика хотела ляпнуть: “Потому что жарко”, но вовремя осеклась: светлые брюки и рубашка сильно смахивали на земную одежду, которой здесь взяться было неоткуда. В полёт подобное не возьмёшь, а в случае аварии не наденешь. Она была почти новой, на вид как натуральный хлопок, но сшита неаккуратно.

Лика досадливо закусила губу.

Лика почувствовала себя спокойнее, когда руководитель занялся ремонтом Системы. Девушки переглянулись, Варя, убедившись, что ни них не смотрят, показала жестом, что Капланов её достал. Лика кивнула: будь она без шлема, улыбнулась бы или перебросилась с соседкой парой слов, чтобы снять напряжение, но с передатчиком в ухе, всё что ни скажешь, услышат и остальные.

Константин тем временем закончил брать пробы и накрыл тело пожелтевшей простынёй, найденной ранее в одной из жилых комнат. Доктор принялся медленно очищать инструментарий и помещать под портативный стерилизатор. Лике, от нечего делать наблюдавшей за его работой, показалось, что он намеренно тянет время.

Старков, не повернув головы, кивнул. Лика устало опустилась в кресло. Думать не хотелось, тянуло в сон, даже к запаху разложения она привыкла, и он уже не вызывал страха и отвращения.

Так она и просидела положенное время, смотря в одну точку на противоположной стене и держа на коленях бластер.

Услышав приказ, девушка поднялась и, стараясь, ни к на кого не смотреть, встала третей в цепочке группы. Как дошли до выхода, она почти не помнила: серебристый пол, собственные ноги, мельтешившие перед глазами и голова, налитая, будто свинцом.

Очнулась Лика только когда, натолкнулась на широкую спину резко остановившегося Кости. Она непонимающе на него посмотрела и проследила за взглядом доктора. Дверь, ведущая наружу, была герметично закрыта.



***

Выход, по непонятной причине, был заблокирован. Все двери, ведущие наружу: и главная, и дополнительные не поддавались ни электронному взломщику, ни грубой физической силе.

Команда попала в серьёзную переделку - это понимали все и без слов, и оттого по спине гулял невесть откуда взявшийся холодок, пробиравший до желудка.

И вправду: панель управления тускло подсвечивалась, но на запросы не реагировала. Виктор пытал, материл, упрашивал Систему передать управление ему, но так и не дождался ответа, казалось, центральный компьютер работал по заданной схеме, приказу.

“Извне”, — стучалась страхом в сердце неозвученная мысль.

Это показалось Лике чудом и возродило надежду на счастливое избавление из заточения. И пусть не было видеосигнала, связь терялась и снова восстанавливалась, голоса капитана и прочих, зависших на орбите, стали для неё нитями, на которых висела жизнь всей группы. К мозговому штурму присоединились оставшиеся на борту “Гамаюн”.

В его голосе звучало напряжение и твёрдая решимость. Лика могла бы поклясться, что наверху, на орбите Бетты, уже было принято какое-то решение, которое пока не озвучивалось для запертых на плоскогорье.

Повисло молчание. Лика смотрела на Каплынова, пытаясь угадать, что он скажет, но из-за шлема выражение лица было плохо видно.

Лика поняла, что уже несколько секунд стоит, задержав дыхание. Варя крепко сжала её руку, девушка ответила тем же.

Подругу била мелкая дрожь, которая со стороны была не заметна, но через руку Вари она передавалась и Лике. Девушка понимала соседку и разделяла её панику, но реагировала на стресс по-своему: как всегда, впадала в ступор и словно смотрела на всё со стороны.

Варя негромко шмыгнула носом.

Голос исказился, затрещал, утонул в помехах, вскоре и они исчезли, уступив место тишине.


Чтобы не мешаться под ногами и дать время Варе прийти в себя, Лика отвела подругу в дальний угол и усадив в кресло, устроилась в соседнем. Рука лингвиста дрожать перестала, а когда Лика обняла девушку за плечи, та и вовсе обмякла, потом посмотрела на неё с благодарностью и слабо улыбнулась, Лике показалось, что глаза девушки ещё полны слёз, и она только крепче сжала её ладонь.

Тело Райтова, накрытое простынёй, вынесли, и сразу стало легче дышать. Когда не видишь смерть, кажется, что она где-то далеко и вообще нереальна, в отличие от жизни, от вдоха и выдоха, от стука сердца, от покалывания в кончиках пальцев рук и ног, на которых можно убежать от неё так далеко, что она и не догонит.

Или просто забудет о дерзком смертном, посмевшем сбежать.

Голос его был насмешливым и спокойным. В такие минуты, когда так хотелось верить ободряющим словам друга, Лика жалела о своём даре. Ей было физически больно слышать ложь в словах Старкова.

Она уже заметила, что это такая мужская игра: чем хуже ситуация - чем оптимистичнее становился каждый из них. Но, желая успокоить Варю, поддержала Виктора.

И на душе снова сделалось хорошо, пока блуждающий взгляд не наткнулся на часы, встроенные в рукав. До звездолёта идти не менее семи часов, даже с учётом того, что они передали свой маршрут на “Гамаюн”. Баллоны с воздухом опустеют через четыре. У всех.





Глава 12. Спасение




Баллоны с воздухом почти опустели. Система к тому времени ожила и исправно выполнила все команды, кроме самой нужной - разблокировать выход.

В коридорах вспыхнул свет, заработал жилой отсек, Виктор с Вадимом пару раз обошли все доступные помещения, но ничего полезного не нашли и не узнали. Лика с Варей получили разрешение осмотреть комнаты.

Действия транквилизаторов заканчивалось, и душа медленно наполнялась унынием: всё становилось неважным и несущественным, бессмысленно было куда-то идти и что-то чинить.

Варя тоже сказала, что хотела бы, чтобы её оставили в покое, девушка устроилась в том же кресле, в которое её усадила Лика и молчала, не реагируя на предложения подруги пойти осмотреться. На самом деле, Лика знала, куда она направится, но ей было страшно переступить порог комнаты матери в одиночестве.

Боялась девушка не того, что может там увидеть, мужчины уже обошли все доступные помещения и других трупов не обнаружили. Лика страшилась, что не найдёт никаких следов матери вообще, лишь безликие оставленные вещи, ничего не говорившие о последних днях своей хозяйки.

Поняв, что ждать пока Варя выйдет из оцепенения и согласиться пойти с ней, времени не было, девушка решилась. Просить о сопровождении Константина, которому больше не доверяла или отвлекать остальных, а, тем паче, выслушивать раздражительные реплики Каплынова Лика была не готова.

Она быстро нашла комнату в череде таких же, вздохнув и прикрыв глаза, вдавила кнопку, открывающую дверь. Лике показалось, что изнутри запахло духами Олимпиады - мускус и жасмин, с пряными нотами ванили. Мать любила наносить несколько капель на шею, вот так же закрыв глаза и растворившись в тёплых ароматах, отдавшись чувственности, которая хлестала в ней через край, смущая дочь даже тогда, когда она сама вошла в пору сексуального опыта.

Лика вспомнила своих мужчин и мимолётные связи, целью которых было лишь одно - заслужить одобрение матери, став востребованной. Немудрено, что девушка угодила в ловушку шантажиста и позднее фактически стала рабыней, за ласки которой мужчины щедро расплачивались деньгами.

И петля затягивалась почти год: Лике было проще молчать, чем увидеть презрение в глазах единственного близкого существа.

Отчим выяснил правду и вытащил из кабалы, но тоже не упустил своего шанса. Взамен, Дмитриев купил её свободу, эту историю удалось быстро замять, и в прессу ничего не просочилось. Олимпиада надавала дочери пощёчин и пару дней с ней не разговаривала.

Когда же Лика поздно вечером подходила к спальне матери, чтобы поговорить, она слышала за дверью сдавленные рыдания и не решалась постучать. Обратный путь девушка проделывала в полной темноте, на цыпочках, чтобы не разбудить отчима, обосновавшегося в соседней комнате.

Спустя несколько дней Олимпиада обняла дочь и посоветовала той обо всём забыть и больше не упоминать в разговоре с кем бы-то ни было закрытый пансион.

Голубые глаза смотрели внимательно и расчётливо, словно Липа хотела увидеть в дочери саму себя и понять, где в её воспитании она допустила ошибку. Девушка опустила глаза, ничего не ответив. Лике не хотелось грубить матери, у них были разные представления о жизни.

Девушка словно снова пережила те эмоции, вызванные разговором, после которого отношения матери с отчимом разладились окончательно. Знала ли прагматичная Олимпиада о его связи с падчерицей? Связи по принуждению, длившейся пару минут, забыть о которой и простить себя девушка так и не смогла, несмотря на весь прошлый опыт в так называемом пансионе.

Однако, и отношения с матерью стали напоминать соперничество, в котором Лика всегда проигрывала и никогда об этом не жалела. Разлука сгладила многие противоречия, обесценив обиды и взаимные претензии. Теперь Лика понимала, как она любит мать, отчаянно нуждается в ней, с какой радостью она бы встретила её живой и здоровой, чтобы та наконец увидела, как её дочь изменилась и чего смогла достичь без всякой поддержки.

Девушка услышала шорох и напрягла слух, но было тихо. Лика вздохнула, она помнила, как шелестели платья матери, когда она проходила мимо или кокетливо оборачивалась. Пора встретиться лицом к лицу с настоящим и попрощаться с тем, чего она не в силах изменить.

Лика открыла глаза и переступила порог небольшой комнаты. Внутри был беспорядок, валялись пустые ёмкости из-под мыла и кремов, полки раздвижного шкафа зияли как пустые глазницы давно истлевшего тела, но это, несомненно, была Её комната, даже в таком виде сохранившая так любимый матерью минимализм. Прикрученный к стене стол был завален обломками обшивки, которая повредила гибки ствол светильника над ним. Голова лампы была вывернута и направлена к шкафу. Нигде не валялась ни клочка бумаги, не было ни следа сломанной техники, предназначенной для записи и воспроизведения видеофайлов, будто мать собрала всё и в спешке покинула разбитый звездолёт.

Лика освободила стол от мусора и осторожно опустившись на просторную кровать, на ставший серым матрас, огляделась. Олимпиада не могла просто так исчезнуть, без следа. Она была эгоисткой и амбициозным любителем доводить начатое до конца, одержимой прославить свою фамилию и стать достойной дочерью своего отца. Значит, должна была что-то ооставить: видеофайл или электронные дневники, на худой конец, записи.

Даже если это и не представляет никакого интереса для науки, Лика сохранит файл как память, последний привет и последнее прощай.

Ни-че-го не осталось от Олимпиады Лесновой, ничего из того, чем та дышала, чему посвятила жизнь и ради чего с ней рассталась.

Девушка решилась и, сорвав с изогнутого светильника круглый брелок, вышла, не оглядываясь. Крепко зажав безделушку в руке, она быстро вернулась к остальным и присела рядом с Варей. Та, казалось, и не заметила её отсутствия. Мужчинам тоже не было до неё никакого дела, они втроём просто сидели на другом конце рубки и наблюдали за проекцией, висящей в воздухе. Бегущие цифры таймера отсчитывали последние полчаса.

Браслет показывал содержание кислорода в воздухе всего лишь семнадцать процетов.

На всякий случай пятеро проверили ещё раз все выходы: те были наглухо закрыты. Помятые, усталые и смирившиеся люди вернулись обратно, в рубку и расселись как прежде.

Лика онемевшими пальцами катала в ладонях брелок. Ирония судьбы: она умрёт на том же звездолёте, какой доставил сюда её мать, узнав правду о судьбе первой экспедиции и катая в руках малую копию Земли. Шарик был обычным, металлическим, лёгким, такие выдают всем астронавтам, как сувенир. Лика свой не взяла, потому что считала это плохой приметой. Мол, тогда она точно не вернётся, но от судьбы не убежишь.

Брелок был сломанным, сплюснутым с боков, рельефное покрытие на одной половине облупилось, обнажив серебристый каркас. Лика задумчиво колупала его, пока шарик с еле слышным щелчком не распался на две равные половины, и в ладонь испуганной девушки не выпал скомканный клочок пожелтевшей бумаги. И, бросив беглый взгляд на мужчин и Варю, убедившись, что никто ничего не заметил, её руки чуть дрожали, когда девушка расправила клочок на коленке.

Лика была уверена, что это оно. Послание, письмо от Липы.

В конце был рисунок молотообразной головы с большим ртом, похожей на голову лягушки или ящерицы. Удалось разобрать несколько слов из написанного: все молчат, странно, шлемы, Земля, враги, спящие. Далее почерк совсем исказился и стал напоминать детские каракули. В самом конце стояла приписка: хочется спать.