Большая игра
Часть 2 из 19 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Ты бы так сильно не заводился, Максим, — неодобрительно заметил Алферов. — Решение принято. Спор ты, кстати, выиграл. А с решением этим нам теперь жить, мало того, — толстый палец уткнулся Подгорному в грудь, — нам, и тебе в том числе, это решение надо довести до широких масс, так сказать, до их сознания или чего у них есть. Выборы должны пройти правильно. Сам знаешь, на процентовку смотреть будут. У кого в регионе проценты слабые, там политсоветы быстро обновляют. А ты из политсовета вылететь хочешь? Пра-а-а-вильно, не хочешь! А лицензии на свой телеканал лишиться хочешь? Тоже нет? Так что, друг мой Максимушка, давай поминки свои заканчивай и выпьем мы с тобой нормально, чокаясь, за нас с тобой, чтобы нам и при новой власти и работы, и почета хватало.
Рюмки звякнули. Выпив, Алферов довольно улыбнулся:
— Водка, Максимушка, она все смывает: и радость, и печаль. Универсально решает все проблемы.
Подгорный угрюмо кивнул:
— Да, как автомат Калашникова.
— Нет, брат, автомат — это не то, — скривился Алферов. — Водка дешевле и не так радикально лечит. — Он захихикал так, что затрясся второй подбородок. — Выпьем, Максимушка, выпьем! А завтра — будет день, будет похмелье.
Наутро похмелье действительно пришло вместе с необходимостью спешить в аэропорт. Всю дорогу до Шереметьево, сидя в такси, Подгорный боролся с накатывавшими приступами тошноты. Наконец, когда до аэропорта осталось совсем немного, он не выдержал.
— Останови, останови машину, — глухо сказал шоферу, сдерживаясь из последних сил.
— Здесь запрещена остановка, — ответил таксист и нажал на тормоз, лишь увидев, как побледневший пассажир на ходу пытается открыть дверь.
Пока Подгорного рвало за отбойник, водитель, невысокий темноволосый крепыш, курил, поглядывая на содрогающуюся спину пассажира, и в который раз философски размышлял о великом пьянстве великого народа, непобедимом и целеустремленном. «До последнего патрона пить будут, — почему-то подумал он, — до последнего».
Под утро столицу накрыл снег, он шел не переставая до самого позднего январского рассвета и сейчас еще не успел почернеть и впитать в себя городскую грязь даже вдоль оживленной трассы. Максим перелез через отбойник. Испачкав пальто, сделал пару шагов в сторону от магистрали и, наклонившись, набрал полную пригоршню снега. Обтер лицо, стало легче. Максим наклонился еще раз, зачерпнул немного снега в ладонь и положил его в рот, затем через пару секунд проглотил холодную воду. Хорошо-то как!
— Ну мы едем, командир? Под знаком ведь встали. — Таксист недовольно развел руками.
Подгорный ничего не ответил и пошел к машине, чувствуя, что набрал полные ботинки снега и что простуды не миновать. Сев в машину, он буркнул, не глядя на таксиста:
— Ну выпил лишка, у тебя не бывает?
— Нет, не бывает, я не пью, — так же не глядя на него, ответил таксист и провел рукой по болтавшимся на зеркале заднего вида четкам. — У нас не принято.
— Не принято у них… — Подгорный заметил характерный акцент таксиста. «У нас, кажется, скоро тоже это не будет принято», — промелькнула мысль. Но вслух говорить этого он не стал.
В аэропорт еле живой Подгорный добрался незадолго до окончания регистрации. В зале вылета бизнес-класса было на удивление многолюдно. Новогодние праздники уже отгремели, время семейных перелетов миновало, и это немного радовало. Хотя бы не будет бесконечных детских криков. Макс едва успел выпить бокал холодного пива и почувствовать небольшое облегчение, как объявили посадку. В самолете, укрывшись полученным от стюардессы пледом, Подгорный проспал все два часа полета.
В родном городе его встречали мороз, пронизывающий насквозь холодный ветер и улыбающаяся Настя. Подгоняемые ледяными порывами, они добежали до ее «мини-купера», припаркованного в дальнем углу стоянки. Настя завела машину, включила обогрев на полную мощность и с улыбкой повернулась к Максу. На морозе щеки ее покраснели. В белом пуховике и вязаной красной шапочке, светловолосая, с огромными голубыми глазами, она напоминала сейчас Снегурочку. Макс потянулся к Насте и крепко поцеловал. Почувствовал, как раскрылись ее губы в ответ, и впился в них еще сильнее, сильным страстным поцелуем, которым и встречают друг друга влюбленные после нескольких дней вынужденной разлуки. Одной рукой он обхватил Настю за шею, другая же пыталась расстегнуть молнию на ее куртке.
— Макс, ну не здесь же! — Девушка с трудом освободилась из его объятий. — Здесь люди ходят и тесно в машине, все равно не получится. Потерпи до дома.
Подгорный всем своим видом выражал страдание. Настя озорно улыбнулась ему, изобразила губами воздушный поцелуй и, опустив козырек на ветровом стекле, стала быстро стирать остатки наполовину съеденной Максом алой губной помады. До города они добрались быстро, всю дорогу болтая о разных пустяках, перескакивая с одной темы на другую. Подгорный только начал рассказывать подробности своей столичной командировки, когда их оранжевый автомобильчик замер у подъезда типовой девятиэтажки, построенной еще в начале восьмидесятых. Ветер не стихал, и они все так же бегом бросились в подъезд. Макс начал раздевать Настю еще в лифте. Войдя в квартиру и скинув обувь, он повлек ее в спальню. По случаю необыкновенно холодной погоды девушка как следует утеплилась и чем-то напоминала шерстяную капусту, и теперь Макс с азартом стягивал с нее один предмет гардероба за другим. С таким же нетерпеливым азартом помогала ему раздеться и Настя. Добравшись наконец до белья, Макс рывком повернул девушку спиной к себе и изо всех сил прижался к ней всем телом. Она чувствовала его возбуждение, чувствовала его руки, скользящие по ее телу и ласкающие грудь, живот, бедра… В ее ягодицы все сильнее упиралась вздыбленная мужская плоть, настойчиво требующая плоти женской. Настя завела руку за спину и взяла в ладонь эту страстную, горячую плоть. Уже и так достаточно возбужденная, она больше была не в силах терпеть и, потянувшись вперед, увлекла за собой Макса на незаправленную кровать.
Насытившись друг другом, они оба почувствовали явную потребность просто поесть. Накинув легкий халат, Настя убежала сначала в ванную, а потом на кухню, откуда вскоре донеслись манящие запахи свежесваренного кофе и немного подгоревшей яичницы. Выйдя из душа, Макс вспомнил, что уже несколько раз обещал купить новую сковороду, вновь сам себе пообещал это сделать непременно в этом году, вздохнул и, как был в одном полотенце на бедрах, отправился на кухню, навстречу манящим запахам.
Перекусивший яичницей и напившийся кофе организм недвусмысленно намекал на то, что можно вновь вернуться в спальню и еще раз заняться сексом, может быть уже не таким страстным, но зато более неторопливым и обстоятельным. Уверенная рука скользнула под халат, начала ласкать грудь, мгновенно откликнувшуюся на прикосновения. Макс почувствовал, как от касаний его пальцев твердеют соски, как Настя вздрогнула и подалась всем телом к нему.
В это мгновение заголосил телефон. Судя по мелодии, звонок был важный. Макс тихо чертыхнулся. Отвечать не хотелось, Подгорный посмотрел на экран, увидел имя звонящего ему человека и, чертыхнувшись еще раз, поднес телефон к уху. Несколько раз угукнув в трубку, Подгорный быстро завершил разговор коротким обещанием «скоро буду» и расстроенно посмотрел на Настю. Та, уже поняв, что Максу нужно уехать, тоже расстроилась и теперь, плотно запахнув халат и поджав красивые губки, всем видом демонстрировала свое недовольство.
— Ну не дуйся, малыш, — Макс наклонился и поцеловал Настю в щеку, — делать нечего, мне ведь надо отчитаться о своей поездке, в администрации ждут.
Настя разочарованно вздохнула и, схватив со стола свой мобильник, вызывала ему такси.
Макс не покривил душой, ему действительно звонили из областной администрации и там его действительно ждали. Вот только его еще очень ждали дома. Ждала Марина, его жена, и дети, уже, наверное, вернувшиеся из школы. Но этого он Насте говорить не стал. Настя это и так знала.
Глава 2
Непонимание
Семья Подгорных имела огромное влияние в своем регионе. Разные блогеры и прочие многочисленные завистники писали и говорили не иначе как о клане Подгорных. Вождем этого клана, пользовавшимся беспрекословным авторитетом не только в семье, но и во всей области, был отец Максима — экс-губернатор Среднегорской области, а ныне ее представитель в Совете Федерации Сергей Николаевич Подгорный. Отсидев почти два срока в кресле губернатора, в конце концов, обладая тонким политическим чутьем, он уловил взятый президентом курс на замену старых кадров в губернаторском эшелоне. Не дожидаясь, когда и его попросят на выход, да еще, упаси бог, сделают это с помощью Следственного комитета или ФСБ, он сам сначала лег на длительное обследование в Центральную кремлевскую больницу, а после, вооружившись заключениями врачей, отправился прямиком в администрацию президента. Посетовав на многочисленные болячки, которые всегда найдутся у шестидесятилетнего мужчины, и высказав сожаление о том, что в молодости мало занимался спортом, Сергей Николаевич выразил желание освободить дорогу для молодых и ярких политиков, имеющихся на примете у федерального руководства, при этом изъявил готовность быть наставником и помощником нового регионального лидера, заняв скромную должность сенатора от своей области. Собеседник Подгорного — замглавы администрации, подтянутый лысый мужчина в очках, умное лицо которого несколько портил слишком маленький подбородок, — внимательно выслушал Сергея Николаевича и иронично улыбнулся.
— Вы, надеюсь, понимаете, что это, по сути, заявление на пенсию? Причем с этой работы вы уйдете точно, а вот насчет пенсии пока не ясно… В сенате и так тесно, он не резиновый. От вашей области там Мамаев, он, конечно, засиделся, но все не так просто, — человек в очках выдержал весомую паузу, — в любом случае решение будет принято не сейчас и не в этом кабинете.
Подгорный понимающе кивнул.
— О вашем заявлении президенту будет доложено в ближайшее время. Возможно, он вас захочет принять, так что будьте на связи. — Собеседник встал, давая понять, что разговор окончен, протянул руку Подгорному. — Но думаю, перспектива есть. — И еще раз улыбнулся.
И действительно, месяц спустя было объявлено о досрочной отставке Сергея Подгорного с должности губернатора Среднегорской области. Был назначен исполняющий обязанности, выходец из региона. Это был человек энергичный, на целых двадцать лет моложе Сергея Николаевича и имел опыт работы вицемэром в столичном правительстве. Сергей Николаевич стал советником исполняющего обязанности губернатора, а спустя полгода, после успешного прохождения выборов в области, освободилось и кресло сенатора. Мамаев был, конечно, очень недоволен, но ему было уже за семьдесят, и в администрации президента с ним не особо церемонились.
Перекочевав в Совет Федерации, Подгорный, несомненно, потерял значительную часть своих полномочий, но и снял с себя тяжелый груз ответственности, сохранив при этом авторитет и влияние в своем родном регионе. С новым губернатором он сумел выстроить неплохие отношения. Будучи человеком, любящим деньги искренне и энергично, но не потерявшим здравый смысл, он уступил преемнику контроль над крупнейшими застройщиками жилой недвижимости региона, справедливо посчитав, что и своего собственного бизнеса, много лет назад зарегистрированного на сына, ему и семье будет вполне достаточно для безбедного существования. Отстроенные в годы его губернаторства два крупных торговых центра приносили стабильный доход, а завод «Стальконструкция» был основным поставщиком всех строек не только Среднегорской области, но и соседних регионов.
В бизнес-коллекцию Подгорного входила и региональная телерадиокомпания. Она не приносила большого дохода, но добавляла весомости на местной политической арене и тешила самолюбие Сергея Николаевича. Он любил изредка приезжать в офис компании, понаблюдать за работой в студии, пообщаться с журналистами. Это отвлекало его от повседневной суеты и даже позволяло почувствовать себя моложе. Однако подобные визиты были не слишком частыми, не чаще трех-четырех раз в год. Сергей Николаевич не хотел смущать ни сотрудников, ни директора компании. Ведь директором был не кто-либо, а его единственный сын Максим. Еще десять лет назад Максим стал и полноправным владельцем «Среднегорской информационной компании». Компания была перерегистрирована на его имя, и отец предоставил ему полную свободу действий, обозначив всего два принципиальных условия.
— Первое — компания должна быть прибыльной. Запомни, Максим. Это бизнес. А уже потом это новости, музыка и прочая дребедень. Бизнес обязан приносить прибыль. Не сможешь сам, поставь наемного директора, прибыль останется тебе. Но прибыль должна быть, вливаний из других проектов не будет.
Второе правило, которое было четко обозначено: работа компании не должна создавать проблем для остальных направлений работы и для семьи в целом.
— Показывайте что хотите, но, сынок, помни, у нас в стране и сын за отца и отец за сына отвечали и отвечают всегда. Отношения испортить легко, укусить можно кого угодно. Только и в ответ могут взять палку и прибить тебя, как собаку бешеную. Надеюсь, ты меня понимаешь? На местном уровне, в принципе, почти все можно разрулить, но и тут не надо в крайности кидаться. Мы здесь большой кусок закваски, но не самый уже огромный, пожрать могут и нас.
Максим улыбнулся. Отец, с детства обожавший Джека Лондона, частенько любил приводить примеры из его книг.
— А центр вообще не трогай. Большая политика не для местной прессы. Если уж совсем попа чешется, ну покритикуйте чего, но только не главного! Если хоть одно слово о нем напишете, я вас сам закрою раньше всякого госкомнадзора.
— Да понял я. — Максим нетерпеливо ерзал в кресле.
Подгорный-старший вздохнул:
— Надеюсь, что понял. Время покажет. Не подведи меня, сынок!
Максим и не подводил. Переименованная им на английский манер в «Middle-медиа» компания приносила неплохой доход и уже не первый год имела отличный для региональной компании рейтинг. Запущенный чуть позже сайт «Миддл-лайф» балансировал на самой грани дозволенной оппозиционности, чем привлекал молодежь и сетевую рекламу, а телевидение и радио работали в более сдержанном формате с претензией на отстраненную объективность. Эдакий взгляд со стороны. Стороной этой, правда, был Максим Подгорный. Он ежедневно вычитывал шедшие в эфир сводки новостей и просматривал сценарии и заготовки вопросов к авторским программам на телевидении с приглашенными гостями. Благодаря Подгорному бренд «Миддл» стал известен даже за пределами области. Еще Максим раз в месяц вел программу «Мина у камина», где в непринужденной обстановке гостиной одного из закрытых загородных клубов города общался с приглашенными гостями — людьми хорошо известными в городе и области. Общение, как правило, было достаточно неформальным, формат был почерпнут из старой программы четвертого канала «Герой дня без галстука».
На канале программу давно закрыли, в стране был только один герой, все остальные были просто исполнителями, и формат передачи не мог отвечать запросам центра. В регионе со съемками передачи тоже все было не так просто, как хотелось бы Максиму. Изначально он предполагал выходить в эфир еженедельно, и так оно и было некоторое время. К сожалению, выяснилось, что, во-первых, в области не так много персонажей, интересных зрителям, и вскоре придется повторяться, а во-вторых, оказалось, что не так много героев, готовых перед камерой отвечать на вопросы. Среди которых рано или поздно оказывался и «пельмень с сюрпризом», как говорил Максим, или та самая мина.
Журналисты телеканала вместе с Подгорным заранее готовили соответствующий материал к центральному вопросу программы. И порой этот материал заставлял гостя передачи краснеть, потеть и заикаться. Передачу пришлось сделать ежемесячной. Однажды не удалось договориться ни с одним потенциальным кандидатом, и тогда Максим поступил жестко. Он подготовил и выпустил в эфир сюжет о министре дорожного строительства региона, снабдив его такими материалами и такими комментариями, что дело кончилось громким скандалом и отставкой министра. После этого выпуска приглашенные гости уже предпочитали не отказываться от участия в программе, хотя не раз обращались к Подгорному-старшему с просьбой смягчить подачу материала. Тот в ответ лишь разводил руками, мол, все по-честному, в работу журналистов никто не вмешивается.
Сергей Николаевич обожал сына, ценил его энергию и деловую хватку. Он был одним из тех счастливых отцов, которым повезло увидеть в сыне молодую, улучшенную копию самого себя. Максим был так же высок и широкоплеч, как отец, однако, в отличие от Подгорного-старшего, уже облысевшего полностью к сорока годам, Макс в свои тридцать восемь сохранил густую шевелюру. Несмотря на то что Подгорный-младший любил в пятницу вечером уйти в хороший загул, на протяжении всей рабочей недели он не злоупотреблял алкоголем и не забывал посещать фитнес-клуб, где, с удовольствием потягав железо, с еще большим удовольствием перемещался в зону единоборств. Еще будучи подростком, а затем студентом, Макс увлекался боксом и, победив на областном первенстве, даже получил заветный первый разряд. В голове уже были честолюбивые планы на чемпионат в столице, однако на следующее утро после своей победы, которая далась ему нелегко, Максим проснулся и понял, что мир вокруг него изменился. Все предметы были расплывчатыми, он ни на чем не мог сфокусироваться, перед глазами мелькали светящиеся точки. С трудом дойдя до ванной комнаты, Подгорный-младший уставился в зеркало. Чтобы лучше увидеть себя, он наклонился вперед и уткнулся носом в стекло. Максим смотрел в мутное стекло, в свои широко раскрытые, испуганные глаза и постепенно понимал, что изменился не мир вокруг него, изменился он сам. У него были явные проблемы со зрением. Визит к окулисту и диагноз отслоение сетчатки поставили крест на дальнейших профессиональных занятиях боксом. После проведенной операции Макс больше года вообще не посещал спортзал, но потом понемногу вновь вернулся к тренировкам. Однако в боях он больше не участвовал. Пропустить хотя бы один удар в голову для него теперь было слишком опасно, окончательно ослепнуть Макс не хотел.
Сергей Николаевич был уверен, что со временем управление всей семейной бизнес-империей перейдет к сыну, а пока Максим был лишь формальным владельцем акций всех семейных предприятий, получая в свое личное распоряжение четверть от чистой прибыли. Ежемесячно это приносило Максиму немалую сумму, но и одного только основного дохода, получаемого от медиакомпании, хватало на то, чтобы сделать семью Подгорных любимыми клиентами дилера «Мерседес» во всем Среднегорском регионе. Последние два года жена Макса Марина перемещалась в городском пространстве на ярко-красном купе Е-класса и с нетерпением ожидала появления в салоне обновленной модели, которая уже была презентована на автосалоне во Франкфурте. Максим же был обладателем «гелендвагена» индивидуальной сборки. Машина была бронирована, оснащена системой спутниковой связи и тревожной кнопкой вызова группы быстрого реагирования, которые могли найти машину по сигналу GPS. Черный матовый куб, украшенный номерами с тремя тройками, был любимой игрушкой и лучшим другом Подгорного.
Эту почти идеальную, как могло показаться со стороны, картину счастливой семейной жизни омрачало лишь одно обстоятельство. Макс слишком нравился женщинам, а женщины слишком нравились ему. В общем, Максим Подгорный был кобель.
Жизнь — это синоним неравенства. Неравенство — это то, с чем мы сталкиваемся с самого рождения и до самой смерти. Кто-то появляется на свет в комфортных условиях, в окружении нескольких суетящихся людей в халатах, под присмотром видеокамеры, которую держат дрожащие руки теряющего сознание отца. Кто-то же вылупляется в обшарпанном помещении районной больницы, и первое, что слышит в своей жизни, это раздраженное высказывание о том, что дежурный врач тоже человек и хочет спать и что с родами можно было и потерпеть до утра, когда придет новая смена. А дальше все только хуже. Человек взрослеет, и он начинает осознавать это неравенство. Не все упирается только в деньги. Это понимает каждый мальчишка, которого первый раз отлупил за школой местный качок, и каждая девчонка, когда на медленный танец на выпускном пригласят не ее, а более симпатичную подружку. Ведь у нее такой милый носик! Да, жизнь не равна, причем неравенство бывает как индивидуальное, так и коллективное, или, можно даже сказать, групповое. Счастливчики, имеющие в своем институте военную кафедру, не идут в армию, а если вы, к примеру, работаете в силовых органах или военный, то пойдете на пенсию уверенным строевым шагом гораздо раньше того бедолаги, который всю жизнь проработал на стройке.
Существует и ярко выраженное неравенство между мужчинами и женщинами. За последние сто лет оно, несомненно, сократилось при явном попустительстве мужчин и настойчивости женщин. К примеру, дамы стали носить брюки, хотя мода на юбки до мужчин так пока и не добралась. Женщины стали играть в футбол, заниматься боксом и боями без правил. Однако в этих видах спорта все признают значение полового признака, и прекрасные амазонки избивают на ринге только своих соплеменниц, не пытаясь сразиться с небритыми самцами. Несколько странным кажется, что на фоне всеобщей эмансипации сохраняются раздельные чемпионаты по шахматам. Очевидно, мозг — это все-таки мышца, и, как считают организаторы шахматных турниров, эта мышца развита сильнее у мужчин.
Сохранилось неравенство и в такой важной для каждого половозрелого человека сфере, как секс. Самим сексом заниматься, конечно, могли и могут и те и другие. Велика разница в общественном восприятии этого замечательного явления. К примеру, после прекрасной бурной ночи, полной шампанского и смятых простыней, некая дама приходит в полицию и заявляет, что ее опоили и, воспользовавшись слабостью, совершили с ней развратные действия. Что произойдет с ее незадачливым кавалером? Скорее всего, его потащат в кутузку, где он может с успехом провести несколько месяцев, а то и лет в ожидании справедливого суда. Вообразим себе и совершенно, извините, невообразимую ситуацию, когда наутро с таким же заявлением в полицию приходит молодой человек. И пусть даже в качестве улик он предъявит пустую бутылку шампанского и мятую простыню, результат для него будет, скорее всего, печален. В основном варианте развития событий его просто поднимут на смех и выкинут вон из отделения. Но может быть гораздо хуже, когда для уточнения фактов доставят ночную партнершу несчастного, а та, не будь дурой, заявит, что все было с точностью до наоборот и она сама жертва. И что ждет парня? Правильно — наручники, кутузка, справедливый суд.
Суд, кстати, у нас всегда, несомненно, справедливый, об этом явно говорит один лишь факт того, что число оправдательных приговоров составляет порядка ноль целых две десятых процента от общего числа. Это значит, что в вашем деле, по какой бы причине оно ни возникло, суд будет разбираться тщательно до тех пор, пока не найдут, за что вас все же можно на несколько лет изолировать от остального общества.
Но есть в общественном восприятии секса и такой аспект, где мужчины явно выигрывают, во всяком случае они сами так считают. С молодых лет, покорив, как говорят, очередную вершину, — хотя неясно, какое отношение имеет секс к скалолазанию, скорее это из сферы неглубокого бурения, мужчина вешал некий виртуальный трофей на свою столь же виртуальную доску почета. Чем больше этих трофеев, тем лучше, и в любом случае у каждого уважающего себя самца их должно быть не менее десятка. Мужчины любят собираться в компании, выпить пива или чего покрепче и похвастать друг перед другом этими своими призовыми досками, поделиться воспоминаниями об особо сложных победах. Особым шиком всегда считалось добыть два, а лучше даже три трофея за один день. Такого самца обычно завистливо окружали остальные, похлопывали по плечу и с придыханием восторженно говорили: «Ну ты красавчик!»
С женщинами все обстоит с точностью до наоборот. Трудно представить себе трех подружек, пьющих кофе в «Шоколаднице» и хвастающихся друг перед другом числом кавалеров за неделю. А уж фраза «Я вчера Серегу из юротдела, потом Митю из транспортного, а вечерком с Гришей на складе, жаль Серега не пришел, а то бы втроем замутили» может быть только цитатой из ненаучно-фантастического фильма ужасов или немецкого порно, что, в принципе, одно и то же.
Общество смирилось с подобным противоречивым отношением к одному и тому же проявлению сексуального недержания. Мы можем купить в аптеке таблеточки с милым названием «Ловелас» или презервативы «Дон Жуан», но ведь никто не назовет средство женской контрацепции «Шлюха». Потому что «шлюха» звучит унизительно, а «ловелас» — это красиво. Кому интересно копаться в толковом словаре, ну, или, на худой конец, в Википедии, чтобы узнать, что «ловелас» и «шлюха» — это, в общем-то, синонимы, ведь, как утверждают словари, «ловелас» — это «распутник, волокита», а говоря по-простому — кобель.
Так вот, Макс был заядлый ловелас. К тридцати восьми годам его «доска почета» ломилась от немыслимого количества добытых им призов. Однако то время, когда эти трофеи были предметом его если не гордости, то хотя бы мужского тщеславия, уже давно прошло. Подгорный уже одиннадцать лет как был женат. Марина, его жена, с интервалом в два года родила ему двух сыновей, которые уже ходили в школу. В общем, все было за то, что пора бы остепениться, да и возраст, медленно, но верно приближавшийся к сорока, намекал на то же самое. И Макс был с этим абсолютно согласен, он и сам уже не получал былого удовольствия от новых приключений, которые к тому же могли разрушить его семью. Но как старый охотничий пес, почуявший добычу, делает стойку, так и Макс при любом случайном знакомстве с симпатичной представительницей прекрасного пола на мгновение замирал и, успев за это мгновение оценить все последующие перспективы развития событий, устремлялся на абордаж. За редким исключением, которым и была Настя, все увлечения Макса были крайне недолгими, порой он прерывал знакомство на следующее утро после удачно проведенного вечера. Иногда Подгорный сам не понимал, зачем он все это делает, и как пробудившийся с тяжким похмельем алкоголик зарекается пить, тоже давал себе обещания начать жизнь примерного семьянина. Но как и алкоголик при виде спиртного забывает свои недавние обещания, так и Макс при виде очередной красотки забывал обо всем.
Среднегорская область. Сорок три недели до Нового года
Люди, сидевшие в кабинете губернатора Среднегорской области, чувствовали себя в нем более уверенно, чем хозяин кабинета. Во всяком случае, тему разговора задавали они, и условия собеседнику озвучивали тоже они. Представителями Жамбаева были два крепыша, каждому из которых не было еще и тридцати. С типичной восточной внешностью, широкими скулами, темноволосые. Оба в дорогих черных костюмах и лакированных туфлях, у обоих аккуратно подстриженные небольшие бородки. Они внешне походили на успешных банкиров или юристов, однако манеры речи и поведения выдавали в них людей, проводящих больше времени в тренажерном зале или на борцовском ковре, чем в рабочем кабинете. Губернатор, сам мужчина не робкого десятка и крепкого телосложения, физически ощущал исходящую от его визитеров силу и слабо прикрытую вежливым обращением агрессию. Сидящие напротив него люди не любили слышать слово «нет», а тот, кто их послал, и вовсе уже давно такого слова не слышал.
— Итак, уважаемый, — обратился один из визитеров, представившийся Тагаром, к губернатору. — По рекламе мы все решили. Баннеры вешаете по всей области, ролики запускаете… На, держи флешку. — Он неожиданно повернулся к помощнику Сергиевича и бросил ему в руки маленький блестящий предмет.
Худощавый юноша неловко вскочил с кресла, пытаясь поймать флешку, но не сумел и, покраснев, поднял ее с пола.
— Ты что, криворукий? — прикрикнул на него Тагар. — Иван Юрьевич, кого ты себе набрал? Он же беспомощный.
Помощник губернатора еще больше покраснел и уставился в пол, избегая смотреть на неприятных посетителей.
— Ну ничего, придет время, мы из него мужчину сделаем, — Тагар бросил презрительный взгляд на молодого человека и ухмыльнулся, — а не получится, так, значит, к женщинам его отправим, пусть посуду моет.
— Давайте вернемся к теме разговора, — сухо перебил Сергиевич.
— Давай вернемся, уважаемый. — Тагар медленно перевел взгляд на губернатора, причмокнул губами и медленно, словно подчеркивая важность каждого слова, произнес: — Батор Отхонович ожидает получить в вашей области не менее семидесяти процентов голосов.
— Ожидать-то, конечно, можно, — губернатор старался держаться как можно увереннее, — но опросы таких цифр не показывают. Через половину бы перевалить, все только на авторитете президента держится.
— А где твой авторитет? — подался вперед Азамат, второй из визитеров. — Ты что, ничего не можешь? Зачем ты здесь сидишь тогда?
— Почему вы мне тыкаете? Не в своем ауле, — повысил голос Сергиевич.