Боярин

Извозчик придержал лошадей, разъезжаясь с дорожными рабочими, укладывавшими асфальт прямо на булыжную мостовую. А потому характер цокота подков вскоре изменился. Стал не таким звонким. А еще исчез перестук колес по булыжникам и пролетку перестало трясти, она покатила мягко и плавно.

В Бразилии Борис, конечно, заработал изрядно, но это, так сказать, разовая сделка. Если делать ставку лишь на наемничество, то придется рыскать по морям-океанам в поисках очередной свары. У Измайлова же хватало предприятий, которые приносили вроде и понемногу, но стабильно. Вот и асфальт – это из активов, рассчитанных на долгую перспективу. Даже сейчас он приносит уже изрядно, хотя и не миллионы. Но процесс ведь только в самом начале.

– Э-э. Полторы тысячи рублей как стартовая цена – это несколько дороговато, – растерянно произнес владелец галереи.

– Увы, Станислав Ильич, но дешевле никак нельзя.

– Но вы не продадите их по такой цене, – вглядываясь в картину, которую привез Борис, возразил владелец галереи.

– И что с того? Я не стеснен в средствах. Если московские ценители живописи не способны заплатить такую цену, то пусть тогда просто посмотрят и повозмущаются. Я найду кому их продать. Причем по цене не ниже озвученной, а скорее даже выше. И я знаю, о чем говорю.

– Хм. Я слышал об ажиотаже вокруг РБП, известного как Некто. Но, надеюсь, вы не станете развеивать налет таинственности?

– Разумеется, нет. Как показывает практика, это повышает продажи. Хотя не думаю, что у меня получится долго оставаться инкогнито. Репортеры так и рыскают в поисках сенсации.

– Ох уж мне эти репортеры! При грамотной постановке вопроса польза от них несомненна, но они же могут обеспечить и серьезную головную боль. Как только с вас спадет полог таинственности, цены на картины серьезно просядут.

– Возможно. Но пока он еще держится.

– Присылайте картины. Я все подготовлю. А уже послезавтра утренние газеты возвестят о прибытии в Москву таинственного Некто. Жаль только, что картин не так много, как хотелось бы. С последнего вашего вернисажа прошел уже большой срок.

– Увы. Но у меня было не так много свободного времени.

– Да, да, в газетах писали о том, как русский мичман изменил ход гражданской войны в Бразилии.

– Не верьте. Репортеры врут.

– Врут, конечно. Но кое-что в их писанине все же правда. Потомственный дворянин Москаленко-Измайлов принимал самое активное участие в этом противостоянии, и на его счету несколько потопленных и захваченных кораблей. К чему вам это, при вашем-то даре?

– Писать картины мне нравится. Но они все же не будоражат кровь настолько, чтобы огонь побежал по жилам. Опять же без ложной скромности должен заметить, что энергетика моих полотен происходит именно от личного опыта и переживаний.

– Трудно вам возразить. А еще это способствует сохранению инкогнито. Ибо мне известен только один художник, который лично отправляется на войну, дабы проникнуться ее духом. Я бы сказал, пропитаться. И излить на полотно всю грязь и боль войны.

– Вы о Верещагине?

– Именно. Но у вас все иначе. Если его картины призваны, скорее, оттолкнуть молодые горячие головы от желания окунуться в гущу сражения, то ваши, наоборот, еще больше их разгорячат.

– Ну так и отношение к войне у нас с Василием Васильевичем разное. Я без ветра в лицо, опасности и грохота орудийных залпов попросту закисну. Скучно.

– Ох, молодость, молодость. Итак, я жду ваши картины.

– Их доставят уже к вечеру. А вот насчет вернисажа… Дату придется оговорить дополнительно.

– Отчего так?

– Дело в том, что в столице я не своей волей. Меня вызвали в управление Добровольного флота. Я вроде как и сам по себе, но в то же время на службе, – не стал откровенничать Борис.

– Понимаю. Что же, картины в любом случае присылайте. А с датой определимся дополнительно. И если у меня в запасе будет хотя бы неделя, то мы сумеем подготовить для работ достойные рамы, а не то, что можно сделать на скорую руку.

– А вот тут я ни в чем не уверен. Мне неизвестно, сколько продлится мое пребывание в столице. Служба, – разведя руками, ответил Борис.

– Ну что же. В таком случае определяйтесь, а там уж будем действовать сообразно обстоятельствам.





Глава 21

Аудиенция




Простившись с владельцем галереи, Борис направился прямиком в канцелярию его величества. Вопросы с отчислением десятины опыта и налогов он решил сразу же по возвращении в Россию. Благо конторы Добровольного флота имелись в каждом княжестве. А тянуть с этим вопросом ему не хотелось категорически. Это же такую прорву опыта и денег нужно отдать одвременно, что жаба тоскливо выла в уголке. И чем дольше откладывать, тем больнее потом будет расставаться с кровно заработанным.

Измайлов полагал, что на территорию Кремля будет попасть сложно. Все же резиденция царя! Не шутка! На деле же все оказалось очень просто. Разве только Ганину туда ходу не было. Но это не только здесь. Яков уже к этому привык, чего не сказать о Борисе, который все больше почитал его не за телохранителя, а за близкого человека в одном ряду с Рыченковым, Носовым и Травкиным.

У ворот Спасской башни имелся контрольно-пропускной пункт. Измайлов сообщил, что вызван в канцелярию его величества. Гвардейский унтер выслушал его, после чего сверился со списками. Удовлетворенно кивнул и отдал команду матросу, сидевшему за столом в сторонке, выписать соответствующий пропуск.

Впрочем, быть может, все и не так просто, как кажется на первый взгляд. Во всяком случае, Суть унтера Измайлов не рассмотрел. А значит, он как минимум характерник третьей ступени с более высоким уровнем общего развития. При таких показателях – и всего лишь унтер? Впрочем, это гвардия. Тут все не как у людей.

К примеру, выписывавший ему пропуск матрос являлся чьим-то вассалом, имел пятую ступень и одно возрождение в запасе. Целый ряд умений, во главе которых были именно боевые. Причем на вид ему не больше двадцати пяти. Даже с учетом использования «Аптечек» его реальный возраст не мог превышать сорока лет. А на развитие целого ряда его умений до третьей ступени нужна чертова уйма опыта. И самостоятельно в таком возрасте его никак не заработать.


Отсюда вывод. Либо этот парень боец каких мало и успел побывать во многих переделках, пролив море крови, либо в него вливали опыт щедрой рукой из казны. И вот такого всего красивого усадили на КПП выписывать пропуска. К слову, в княжеских и боярских дружинах имеющие пятую ступень неизменно носили унтерские звания. Так что делайте выводы, господа.

Планировка Кремля мало чем отличалась от известной Борису. Обширная парковая зона, которую прорезала мощенная брусчаткой дорога. Следуя указаниям, Измайлов направился по одной из аллей. К слову, людей здесь гуляло изрядно. Господа в штатских костюмах и военных мундирах, дамы в разнообразных нарядах. Приметил он и «мороженицу». Ничего удивительного, придворные ведь здесь не только служили, но и просто жили.

Справа, среди деревьев, на месте известного ему концертного зала просматривается Кремлевский театр. Размеры, конечно, поскромнее, но смотрится он куда внушительней. А главное, им хочется любоваться. Красивое здание, просто картинка. За ним возвышаются величественные стены храмов.

Дорога отвернула влево и пошла меж трехэтажных домов плотной застройки, образовавших эдакую улицу. Ну прямо как в Петербурге из мира Бориса, где фасады притерты друг к дружке. Причина все та же – дефицит свободного пространства внутри стен. Как уже говорилось, придворные тут не только служили, но и жили.

Борис пошел по тротуару, всматриваясь в таблички справа от входов служебных зданий. Различные министерства и присутственные места находились непосредственно в городе. В Кремле же располагались правительственные структуры, завязанные непосредственно на государе.

На этой улице куда многолюдней, чем в парке. Правда, праздношатающихся немного, а вот чиновников самого разного звания в избытке. Те, что повыше чинами, выхаживают с важностью и явным осознанием своего положения. Молодые, у кого еще все впереди, двигаются куда шустрее, едва не переходя на бег, под мышкой – неизменная папка, набитая бумагами. Бюрократия. Без нее никуда.

Канцелярия его величества оказалась типичным трехэтажным зданием, ничем не выделяющимся из общего ряда. Хотя, как считал Борис, служба эта являлась куда более значимой ввиду своей приближенности к Александру Третьему. Но что значит внешняя мишура? Главное ведь суть. Вот, похоже, и глава этого ведомства считал так же.

Измайлов потянул на себя подпружиненную дверь и вошел внутрь. Просторный холл. Вправо и влево уходят коридоры, сомнительно, чтобы там было так уж много кабинетов. Здание размерами не впечатляет. Прямо – широкая лестница, от межэтажной площадки которой расходятся в стороны два более узких пролета. По мнению Бориса, нерациональное использование внутреннего объема здания. Но да, смотрится солидно.

– Чем могу быть полезен? – поинтересовался служитель, находившийся при входе.

Лет пятьдесят. Одет представительно, в эдакий форменный сюртук. Так и тянет назвать его швейцаром. Но тут не гостиница и не ресторан. Да и Суть его впечатляет. В смысле Борис ее не видит. Зато никаких сомнений, этот наверняка наблюдает всю подноготную вошедшего.

– Капитан Добровольного флота мичман Москаленко-Измайлов к действительному тайному советнику Троекурову, – представился Борис.

– Вам назначено?

– Он меня вызывал. – Вообще-то оно вроде как являлось приглашением, но к чему эти игры.

– Секундочку.

Служитель отошел к висевшему на стене телефону. Воткнул два шнура в нужные гнезда и покрутил ручку индуктора, посылая вызов на другой конец провода.

– Ваше высокоблагородие, по вызову его высокопревосходительства прибыл капитан Добровольного флота мичман Москаленко-Измайлов. Слушаюсь, – выждав с полминуты, не вешая трубку, ответил он и, обернувшись к Борису, добавил: – Второй этаж, направо, приемная.

– Благодарю.

В приемной его встретил секретарь, целый коллежский асессор. На секундочку, капитан третьего ранга. Ничего так тут со званиями. Да еще и одиннадцатая ступень при относительной молодости чиновника. Вот негде ему в этих стенах набрать такое количество опыта. Да еще и при неслабом количестве умений. Не иначе как жирует на казенных харчах. Везде и во все времена одно и то же. Государь же, ясное дело, на подобные шалости смотрит сквозь пальцы, ибо ему необходимы верные люди. А на одном вассалитете далеко не уйдешь.

– Москаленко-Измайлов?

– Так точно.

– Садитесь, – указал он на стул рядом со столиком, на котором стояли самовар и корзинка с пряниками. – Не желаете ли чаю?

– Благодарю. Чаю я мог бы испить и в другом месте. Я так понимаю, что прибыл не ко времени. Назначьте мне день и час, да и откланяюсь, пожалуй.

– Однако, – легонько вздернув бровь, удивился чиновник.

– Не вижу смысла мариноваться в приемной. Не стоит так на меня смотреть, – ухмыльнулся Борис, – я за чинами и званиями не гонюсь, с меня достанет и мостика моего корабля. Так что поводов для чрезмерного чинопочитания не вижу. Назначьте время. Уж вам-то лучше его высокопревосходительства известно, когда у него имеется окно. Спешным вызов не был, обличен в пригласительную форму, а потому не имеет значения, когда именно я предстану перед ним.

– Экий вы нетерпеливый. Присядьте. Присядьте, присядьте. Или вам и приглашение государя не повод?

– Даже так? – хмыкнул Борис.

Признаться, он не ожидал подобного интереса лично от царя. Озаботиться его судьбой через жандармский корпус, офицер которого и доставил вызов, и канцелярию – еще ладно. Но вот так, чтобы удостоить личной аудиенции? А этот вывод напрашивался сам собой. Это как-то чересчур. Впрочем, может, еще и переиграют. А вот Борису зарываться все же не стоит.

Сел к столику. Но пить чай не стал. Ему и впрямь не хотелось. Откинулся на спинку стула и смежил веки. За годы скитаний, в особенности в одиночном плавании, он научился использовать для отдыха любую возможность.

– Борис Николаевич, – позвал его секретарь.

Измайлов тут же открыл глаза. Скосил взгляд на висевшие слева от входа часы. Пятнадцать минут. Что-то быстро управились. Или все же решили назначить другой день?

– Да, – оборачиваясь в сторону коллежского асессора, произнес он.

– За вами пришли, – указав на гвардейского мичмана, произнес хозяин приемной.

Удивило ли это Бориса? Еще как! Раз за ним пришли, значит, сейчас куда-то поведут. И куда именно, вариантов немного. У него напрашивается только один. Они это серьезно?! Не то чтобы Измайлов тушевался перед сильными мира сего, но тут ведь дело такое… Самодержец – он и есть самодержец. А ну как ему попадет шлея под известное место? И вообще, Борис, конечно, одаренный, но тем не менее всего лишь простой мичман.

Как выяснилось, канцелярия являлась не отдельным зданием, а лишь крылом рабочей резиденции царя со своим выходом. Дворцовый комплекс включал в себя несколько строений. Жилой дворец находился в стороне. Александр Третий предпочитал не смешивать семью и работу, а семьянином он был примерным. У него постоянно гостил кто-нибудь из его прапраправнуков. Или кем они ему там доводятся. Дед очень их любил и баловал себя их присутствием. Когда же они подрастали, в лучших дворянских традициях отправлял их путешествовать по свету.

Борис знал об этом из газет, с тех пор как Проскурин намекнул ему на то, что умный человек всегда сумеет почерпнуть нечто полезное из мусора, вываливаемого на читателей прессой. Вот он и черпал, хотя это было и тяжко.

Царь сидел за столом в своей ювелирной мастерской. Он был знатным артефактором, но эта специальность требует полной сосредоточенности и не располагает к беседам. Чего не сказать о работе с украшениями, позволявшей расслабиться, отвлечься и в тиши предаться раздумьям. Ну или вот, провести неофициальную аудиенцию.

Измайлов конечно же видел фотографии царя, но, признаться, все же не ожидал, что перед ним предстанет щуплый старичок среднего росточка с окладистой седой бородой. На фото он выглядел куда представительней. Похоже, цензура внимательно отслеживала и отбирала снимки, которые могут быть напечатаны.