Боевые асы наркома

– Не думай об этом, это ведь только слова, – горячо заговорила Оксана. – Слова ветер унес, и нет их. Ты правильно сделал, ты ведь о нас думал, нашу любовь спасал! А у нас все равно с тобой все по-своему будет. Так, как мы с тобой захотим, так и заживем с тобой.

– Только слова? – вздохнул Андрей. – Я, когда тебе признаюсь в любви, тоже слова говорю. Только они важны для тебя, ты не думаешь, что я сказал и ветер унес. А ведь в душе не только к тебе любовь, в душе есть еще и вера, и убеждения, которыми я поступился.

– Жалеешь? – Оксана сжала зубками край платка и напряженно посмотрела на парня.

– Нет, не жалею. Я это сделал ради тебя. Я многое могу ради тебя сделать, любой подвиг совершить, если понадобится. Но сейчас я почему-то не горжусь тем, что сделал, мне стыдно, любимая. Стыдно, что я поступился чем-то большим и важным, что не нашел другого способа завоевать тебя. Понимаешь, я тебя завоевал обманом, а это неправильно.

– Глупый, – грустно улыбнулась девушка, зная, как успокоить, как навести порядок в душе любимого. – Ты не о том думаешь. Ты лучше думай, что отец снова сегодня к ночи уедет и до утра не вернется. А я тебя ждать буду, мой любый!

– Правда? – вспыхнул Андрей. – Ждать будешь?

Два немецких пулемета в отряд привезли еще утром. Патронов к ним было мало, поэтому Буторин устроил бойцам знакомство с этим оружием пока чисто теоретическое. Рассказал об особенностях МГ-42, о том, как ведется из него огонь, насколько он эффективен в бою и как его лучше использовать. Затем он показал, как пулемет разбирается, как за ним нужно ухаживать. Посыльный прибежал за ним, когда под руководством Виктора повстанцы чистили оружие, в том числе и два трофейных пулемета.

Он шел к землянке командира, думая о том, что его ждет. Легенда у Буторина была удобная, но не очень надежная. При желании можно было довольно легко установить все подробности «того самого боя» и выяснить, что никакой такой операции не было, не было погибшей группы. А в таких условиях и при таких исходных данных любой матерый, опытный контрразведчик сразу заподозрит, что принесенные такие важные секретные данные о Красной армии либо элементарная дезинформация, либо это реальные, только устаревшие сведения. Он надеялся, как и отправивший их сюда Платов, что в харьковском филиале ОУН не было матерых контрразведчиков. Но они могли и появиться за то время, пока он был в отряде. А еще вокруг украинских националистов крутились и СД, и гестапо, и западные разведки. А уж там матерые специалисты были.

– Заходи, – кивнул Козорез, когда Буторин, наклонив голову в низком дверном проеме, вошел в землянку. – Садись, поговорим с тобой кое о чем.

– Надеюсь, ты для меня дело придумал, – перекинув ногу на ногу и усаживаясь на лавке напротив командира, сказал Буторин. – Сколько мне без дела шататься? Война идет, а я здесь как на курорте.

– Ты и так много полезного делаешь, – примирительно сказал Артем. – Ребятам помогаешь оружие осваивать, учишь, как в бою себя вести. Пока теория, но и время до практики дойдет, не переживай. А что касается тебя лично, то мы решили использовать тебя там, где от тебя больше толку будет. Так что сделаем из тебя нашего главного разведчика. Хлопцы у нас хорошие, но опыта никакого. И тайком подобраться к врагу не у всех получается, как таиться от противника не все знают и умеют, а уж как и где сведения взять, нужные нам, как оценить их, по каким признакам, так это вообще для них китайская грамота.

– Понял, – уныло сказал Буторин и опустил голову. – Значит, нет мне веры среди своих же. Учителя из меня школьного сделаете?

– А вот тут ты ошибаешься, – внимательно глядя на собеседника, возразил Козорез. – Учить можно и между делом, это ты хорошую мысль подбросил. Будет время, и обучением хлопцев займешься. Но главное твое дело будет – ведение разведки лично. Решено дать тебе задание, и очень серьезное. Сам понимаешь, что от результата твоей разведки многое зависит, в том числе и жизнь наших бойцов.

– Жизнь солдат не только от разведки зависит, – сухо возразил Буторин. – Данные разведки – это одно, а выполнение задания на основании данных – это другое. И при выполнении задания командир может таких ошибок наделать, что и данные не помогут. Тут дело общее, как все сработают.

Буторин готов был сказать, что от тебя, мил друг, все зависит: как ты данные разведки интерпретируешь, как твоя группа сработает, если ты по этим данным решил что-то уничтожить. А говорить, что лошадь подкову по дороге потеряла потому, что ведро сзади под телегой всю дорогу стучало, глупо, хотя многие таким образом и пытаются свою вину на других переложить. Но сейчас этого говорить не следовало.

– Ну, ты готов? – пропустил мимо ушей замечание Виктора Козорез.

– Готов, – спокойно согласился Буторин. – Когда выходить?

– Сегодня ночью, – ответил командир, поднялся и, подойдя к двери, приоткрыл ее и крикнул: – Зови разведчиков, Митяй!

Через полминуты в землянку вошли два дюжих молодца. Вооружены они были, что называется, «до зубов». У каждого на шее висел «шмайссер», на ремне пистолет в кобуре, нож в ножнах, у каждого по два подсумка с автоматными магазинами да еще немецкая брезентовая сумка с гранатами через плечо. Видя такое количество вооружения, Буторин с осуждением покачал головой, но от комментариев воздержался.

– Знакомься, это Якуба и Бондарь. Ребята опытные, толковые, между прочим, подготовку проходили в нашем заграничном центре. Пойдут с тобой, помощники твои. А теперь айда, хлопцы, за стол, буду вам задачу ставить.

Оуновцы уселись на лавку с краю стола, Козорез достал из внутреннего кармана кожаной крутки сложенную карту и расстелил ее на столе. Карта была советская, армейская. Это было понятно по старым карандашным пометкам на ней. Козорез отломил соломинку и стал показывать ею на карте.

– Вот смотрите, разведчики, – здесь мы с вами. Вот наш лесной массив. Железная дорога проходит западнее, на востоке – шоссе. Это дорога на Харьков. Сориентировались? Дальше: вот здесь на берегу стоит село Никольское. Бои тут проходили сильные, но село в основном уцелело, потому что в стороне от главных ударов находилось. Здесь, в селе, какой-то немецкий штаб или что-то в этом роде. Надо установить, что там, у немцев, сколько их там, и сообразить на местности, как Никольское атаковать, если мы получим приказ провести операцию по уничтожению этого самого штаба. Все понятно?

– Понятно, – ответил за всех Буторин. – У нас будет крупномасштабная карта этой местности?

– Нет, придется вам все необходимое запоминать здесь, за столом, а уж там ориентироваться по памяти.

– Я эти места немного знаю, – сказал Якуба. – В Никольском, правда, никогда не был, но из леса с закрытыми глазами выведу и в лагерь обратно приведу.

– Ты тоже там никогда не был? – спросил Буторин Бондаря, тот отрицательно покачал головой.

– Планировать будешь все сам, что с собой брать, сам решай. На выполнение задания тебе двое суток. Так что торопись.

Вернувшись со своими помощниками в свою землянку, Буторин первым делом велел Якубе и Бондарю снять с себя все вооружение. Было понятно, что до определенной степени эти двое будут ему подчиняться и выполнять все его приказы. Но только до определенной степени. Яснее ясного, что эти двое не столько помощники, сколько надзор и конвой. А вдруг засланный в отряд Козорезу человек почувствует подвох, недоверие и решит скрыться? Или струсит и захочет в плен сдаться. А там может выдать место расположения отряда.

Он заставил своих помощников раздобыть брезентовые мешки, пришить к ним широкие многослойные брезентовые лямки. Объяснил, что такое обилие оружия и снаряжения на ремне будет мешать бежать, ползти. При себе и под рукой должно находиться лишь то, что важно и может пригодиться в любой момент. Тщательно изучив район, группа двинулась к опушке. И в сумерках Буторин вывел своих бойцов из леса.

До Никольского было около пятнадцати километров по прямой, но с учетом рельефа местности и опасных открытых участков, где группа могла попасть в поле зрения нацистов, пройти предстояло за ночь километров двадцать или двадцать пять. Маршрут в своей голове Виктор проложил в самом начале изучения карты. Несколько километров вдоль лесного массива, не удаляясь от опушки. С этой стороны нет населенных пунктов и немцам там делать нечего. Главное, не приближаться к магистралям. По железной дороге перемещаются мотодрезины с прожекторами и пулеметными площадками, на шоссе – патрули и пропускные пункты. Есть и несколько опорных пунктов, которые немцы приберегли на случай прорыва советских войск, и там дежурят линейные подразделения. Оттуда тоже ведется наблюдение за местностью.

Идти было легко, и до полуночи группа преодолела почти половину пути. Даже немногословный Бондарь пробурчал что-то вроде «хорошо идем». Чтобы выйти к реке, Буторин свернул к небольшой балке с крутыми склонами. Он не повел своих людей по самому дну, но и не стал двигаться по верхнему краю. Они шли ближе к бровке, но так, чтобы над краем балки виднелись только головы. Идти было трудно, и бойцы потихоньку начали ворчать. Ноги начали болеть, потому что идти долго вдоль склона – вещь утомительная. И тут неожиданно в небо взвилась осветительная ракета, потом еще одна. На небольшом холме слева расположился опорный пункт немцев, и оттуда гитлеровцы вели наблюдение за местностью. Хороши бы они были, если бы их осветили ракеты.

Буторин присел на корточки, дожидаясь, пока погаснут ракеты, а Якуба от неожиданности, когда ракеты взлетели в небо, оступился и покатился по склону вниз. Там он почему-то замер, и Буторин забеспокоился, а не случилось ли чего с бойцом. Но Якуба, полежав какое-то время, поднялся и медленно стал карабкаться по склону. Буторин молча ждал его, решив не торопить. Может, ушибся, ногу подвернул. Всякое бывает. Но когда оуновец поднялся и он увидел в темноте его лицо, то понял, что дело серьезное.

– Там, внизу, это… – прошептал Якуба, – мины там. Противопехотные. Еще бы полшага, и конец мне.

– А ты ворчал, что идти неудобно, – напомнил ему Буторин. – Я поэтому вас у самой бровки и веду, что часто в полосе готовящейся обороны минируют такие вот места, где удобно скрытно пехоту проводить. И осветительных ракет я опасался, как видишь, не зря. Теперь вы все поняли, хлопцы?

– Да, поняли, командир, – заверили бойцы.

На рассвете Буторин расположил свою группу на опушке мрачного ольхового леса. Приказав бойцам отдыхать, он улегся среди кустов на бугорке в том месте, откуда село было лучше видно. Ноги гудели, усталость сказывалась, но сейчас главное наблюдать. Утро – важный момент для понимания того, что перед тобой, какие силы и каково предназначение объекта. Объяснение простое – по утрам человек идет в туалет, умывается. Утром разжигают полевые кухни, а по количеству полевых кухонь можно подсчитывать и количество едоков. И уж точно по количеству чистящих офицерские сапоги и вытряхивающих френчи денщиков можно понять, сколько в подразделении старших офицеров. И утром легче всего определить количество врага. Утро самое начало делового дня, и утром самое активное начало движения автотранспорта. Если в другое время суток машины замаскированы, то утром они разъезжаются по делам, на различные задания, и автомобили тоже подлежат подсчету.

Все это Буторин рассказал своим помощникам, когда они через три часа подползли к нему. Разделив среди них сектора наблюдения, Буторин лег, чтобы хоть немного поспать самому. Неизвестно, сколько еще сил понадобится. Это только начало разведки. Он спал чутко, различая голоса, когда оуновцы иногда тихо переговаривались, он слышал шелест травы от их движений, но все равно, когда через два часа его толкнул Якуба, он почувствовал себя отдохнувшим.


К концу дня Буторин наметил точки наблюдения и пути перемещения к ним. Он не стал провоцировать своих помощников на неподчинение. Они могли не согласиться разделиться и вести одновременно наблюдение с трех точек. Вполне может оказаться, что им запрещено оставлять его одного, без внимания. И к вечеру они переместились к противоположному краю леса, а ночью вышли к двум другим точками наблюдения. Первую часть наблюдения Буторин намеревался провести с Якубой, а вторую с Бондарем. Ненавязчивыми разговорами он рассчитывал получить немного сведений о положении дел в группе Козореза и в местном ОУНе вообще.

Самое главное, что Виктор понял из этих разговоров, так это то, что группа практически не участвует в боевых действиях и немцев почти не беспокоит. То же самое, видимо, было и в других подразделениях. Удалось ему понять и некоторую неприязнь друг к другу у «бандеровцев» и «мельниковцев». А еще у него осталось ощущение, что на этот штаб никто не собирается нападать. Неужели его послали только ради проверки? Вполне возможно. К вечеру второго дня группа собралась вместе, и Буторин стал подводить итоги. Это тоже было правилом разведки. Добытые сведения несли к командованию все вместе, владеть информацией должен каждый, ведь не факт, что живыми дойдут все.

– Ну, что мы имеем? – задал он вопрос. – Это штаб подразделения, но не части. Сколько мы насчитали солдат? Около двух сотен, и почти нет старших офицеров. Не больше двух в звании майоров или полковников. Значит, это не оперативный штаб, а какое-то вспомогательное подразделение. Первое, что нам удалось установить, – это то, что есть подразделение связи. Видимо, рота связи для обслуживания какого-то участка кабельной или проводной линии. Но есть и радиосвязь.

– Да, у них три «передвижки-пеленгатора», – подтвердил Якуба.

– Точно, три, – согласился Буторин. – Знаете, для чего три, а не две или четыре? Трех машин достаточно, чтобы определить на местности место выхода в эфир передатчика.

– А еще тут какой-то склад, – предположил Бондарь. – Там под брезентом у них сложено что-то большое или много чего-то. И сетка маскировочная натянута.

– Для простого оружейного склада или склада ГСМ место неподходящее. Дорог нет. И ограждения соответствующего нет. И не продуктовый склад, там бы ангары были или большие сараи. Это все устраивают в районе железнодорожных станций или в больших населенных пунктах. А в таких селах, на отдалении, чаще всего располагаются саперные подразделения и подразделения связи. И две сотни солдат тут прохлаждаются не зря. Со связистами мы вроде поняли, а вот другая часть ‒ это понтонщики.

– Кто? – не понял Бондарь.

– Для переправы через реки, для быстрого устройства мостов на небольших водных преградах существуют понтоны, или плавучие элементы мостов, которые вывозят на место, спускают на воду и жестко между собой соединяют. Могут и танки пройти. Вот почему они тут возле реки. Поняли меня? Как стемнеет, будем выбираться отсюда.

Но спокойно дождаться темноты на опушке не удалось. Буторин заметил, что в селе началось какое-то странное движение. Потом там заработали дизельные генераторы. По селу стали бегать солдаты, явно собираясь и строясь на площади. Это Буторину не понравилось. А еще ему показалось, что на площади нет двух грузовиков, которые вечером вернулись в село и там стояли. Кто-то из его помощников проворонил их отъезд. Интуиция подсказывала, что такую непонятную и тревожную ситуацию следует воспринимать как опасность.

– Уходим! Сейчас! – приказал Буторин и принялся собирать свой вещмешок.

Через десять минут, низко пригибаясь, они двинулись через кустарник к реке. Лес скрывал большую часть пространства, и это было опасно. Реку Буторин видел хорошо, оба берега, и там опасности не было. Они шли торопливо, почти бежали. И когда начало темнеть, Виктор услышал за спиной в лесу автоматную очередь. Совсем короткую. Потом еще и еще – и тишина. Как будто солдаты почувствовали опасность и открыли огонь, но тревога оказалась напрасной. Значит, они уже в лесу!

И тут в вечерней тишине гулко, с каким-то треском, включился прожектор, потом еще один. Лучи света, направленные сначала в небо, метнулись по опушке и стали шарить там, по кустам, по крайним деревьям. Буторин выругался и крикнул, чтобы все бежали что есть мочи к реке. Не ждать никого, просто бежать к реке и броситься в воду. Течение сильное, оно быстро отнесет на несколько километров южнее, и тогда можно выбраться из реки и изменить направление бегства. Вперед!

Они сбежали по крутому откосу к воде, когда прожектора стали шарить по узкому участку полян между лесом и рекой. Снова послышались отрывистые короткие очереди. Это прочесывающие местность солдаты стреляли во все, что казалось подозрительным. А в темноте много что кажется подозрительным и страшным. В воздух полетели осветительные ракеты. Буторин бежал вдоль уреза воды и думал, когда, в какой момент их засекли немцы. Но теперь уже не важно, теперь бы убраться отсюда. Немцы не дураки, они тоже понимают, в каком направлении течет река.

– Бревна! Хватайтесь за бревна, и в реку. Тогда есть шанс удержаться на поверхности, если тебя и ранят. А еще бревна могут от пуль защитить. В воду!

Тепло после выпитого самогона растекалось по телу, даря блаженство и снимая напряжение. И нервное, и мышечное. Буторин растянулся на лежанке и закрыл глаза. В голове все еще мелькали картины их бегства. Прожектора, стрельба, они мокрые в реке, а потом в мокрых сапогах преодолевают почти десять километров бегом. Хорошо еще, что Якуба места эти знает и они в лесу не заплутали. Виктор услышал голоса и стал прислушиваться. Кажется, это Бондарь говорит. Его бас гудящий.

– Мастер он, точно тебе говорю. Без него пропали бы. Знает дело, такого хоть в лесу, хоть в поле хрен возьмешь голыми руками. А сколько он понял такого, на что мы глаза лупили, а докумекать не могли. Точно говорю, мастер он этого дела.

«Мастер, – мысленно согласился с Бондарем Буторин и снова опустил голову на мешок с соломой, который был у него вместо подушки. – Я сразу вам говорил, что много чего могу. Но таких проверочек лучше поменьше. Я лучше у вас инструктором буду и поближе к информации и подальше от прожекторов и стрельбы».





Глава 5




Шелестов вытер пот рукавом нательной рубахи и снова взялся за топор. Чего они тут строили, ему никто не объяснял. Да он и не расспрашивал. Сейчас его дело вживаться в образ, смотреть и слушать. И анализировать. Не зря тот тип приезжал, не зря он с Гуком разговаривал и шептался. И сапоги у него начищенные. «Понравился я ему, ох, понравился, но не доверяет. И я бы не доверял».

Максим снова стал обтесывать бревно, посматривая иногда и по сторонам. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что строится база бойцов на триста. И разбросаны они будут по этому участку леса, разделенные на три группы. Значит, примерно батальонная структура у них тут, три роты. И дзоты строят для круговой обороны, и склады глубоко закапывают, чтобы артиллерия не взяла. Только минометом достать можно, но применять миномет в таком лесу пустое дело. «Серьезно замыслили, – подумал Шелестов. – Интересно, сколько таких баз они закладывают и что за спешка? Ждут чего-то, прав Платов, ждут, что Красная армия прорвет фронт и погонит фашиста. И тогда они тут с этих баз в глухих лесах будут действовать. Ну, что же, координаты этой базы я, пожалуй, на карте найти смогу. Ногами сюда пришел, есть ориентиры. А вот как данные на другие базы найти? С начальством мне нужно дружбу завести или самому в начальство выбиться. Нет, стать командиром такой вот базы полдела. У них тут принцип лишнего не знать, в том числе и о других базах. Незачем. Значит, надо пробиваться к руководству, заинтересовать собой, своими знаниями».

– Ну что, как считаешь? – подошел Гук, покусывая травинку, стал смотреть, как Шелестов пьет из кувшина ледяную воду. – Можно здесь продержаться, круговую оборону выдержать?

– Круговую оборону можно выдержать везде, – пожал Шелестов плечами. – А вот сколько времени, это зависит от количества патронов и провизии. Наступать всегда тяжелее, чем обороняться. Скажи ребятам, чтобы не ленились. Окопы в полный профиль надо копать, стрелковые ячейки отдельно устраивать. Если в окопе плечом к плечу стоять и отстреливаться, то одной гранатой можно человек десять сразу к праотцам отправить. А ходы сообщения надо хотя бы вполовину перекрыть хворостом, тонкими стволами деревьев и дерном.

– Толково рассуждаешь, – похвалил Сидорчук. – Ты что, бывший военный?

– Охрим, – Шелестов выпрямился и воткнул топор в бревно. – Я же говорил, что в колхозе бригадиром был. Бригадиром комплексной бригады. Технарь я, а не военный.

‒ А, ну да, – согласился Гук, как будто и правда вспомнил. – Точно, говорил. Ты, мол, на войне всего этого нахватался.

– Точно, Гук. – Шелестов поплевал на руки и снова взялся за топор. – На войне быстро науку усваиваешь. Если не убьют, то еще поживешь. На войне живы те, кто науку лучше усвоил. А кто не очень, тех уже закопали. Так-то.

– Ты заканчивай топором махать. Иди, ополоснись да оденься. Сейчас с хлопцами в одно место поедешь, там с тобой поговорить хотят.

– Кто? – стараясь говорить равнодушным тоном, спросил Шелестов.

– Начальство, – нараспев протянул Сидорчук и пошел среди деревьев к командирской землянке.

Тащить было тяжело. Раненый хрипел, но не из чего было сделать носилки, просто по двое в ряд не продерутся сквозь этот бурелом. Коган чувствовал, что его спина насквозь мокрая от крови этого парня, которого он нес на спине. Сколько им еще идти, никто не знал и не спрашивал. Ясно, что это была засада, их там ждали и вся группа почти полегла в том лесочке. А вот что «бандеровцы» бросили своих братьев-«мельниковцев», об этом не говорилось вслух. И как понимал Коган, не говорилось до поры до времени. Семь человек, смертельно уставших, голодных, промокших, тащились через непролазный лес, чтобы выйти напрямик, через болота, туда, где немцы их не будут искать. Пусть думают, что убили всех еще там, у овражка на опушке.

– Стой, – кто-то прохрипел Когану в ухо и стал дергать за рукав.

Но он не останавливался. Понимал, что если сейчас остановиться, то заставить себя опять идти у него не будет сил. И садиться нельзя, потому что уже не поднимешься. Но остановиться все же пришлось, потому что двое бойцов просто взяли его за плечи и стали снимать с него раненого товарища. Его положили на траву, и Коган стоял над телом, тяжело дыша и вытирая пот дрожавшей от напряжения рукой. Не сразу до него дошло, что этот человек мертв.

– Надо здесь его прикопать, – сказал Вихор. – Куда нам еще и труп тащить. И так на ногах еле держимся.