Блеск

Я наклоняюсь и смотрю, тяжело дыша и роняя заледеневшие слезы вместе с дождем, пока наш корабль удаляется вперед.

Мгновение – и капитан Фейн оказывается рядом, перехватив тисками мои ленты. Он сжимает их в кулаке, крепко дергает, и спина у меня выгибается от боли.

– Глупая сука, столько суеты – и все напрасно. Даже не смогла прыгнуть.

Он дергает меня за ленты и начинает уводить от борта, но капитан ошибся. Я не пыталась сбежать. Я даже не собиралась прыгать за борт. Я все равно бы не выжила при падении, да и они бы поймали меня, если все-таки удалось бы это сделать.

Нет, я исполнила свои намерения. Я освободила Сэйла. От этих пиратов и корабля.

Его тело покоится теперь в снегах посреди Пустоши, но так будет лучше. Ни секундой больше не могла позволить ему висеть на мачте.

Меня резко и быстро тащат через палубу к каюте капитана, к тому наказанию, которое он обещал своими глазами.

– Вы больше не сможете измываться над его телом, – смело заявляю я. Светлая сторона. Вот единственная светлая сторона, за которую я должна держаться, какой бы мрачной и унылой она ни была.

Рассердившись на мои слова, капитан Фейн еще крепче стискивает ленты. Они мокрые, устали и полностью обессилели, как и я сама.

– Ладно, – ведя меня к каюте, говорит он мне в шею. – Полагаю, тогда я просто поизмываюсь над твоим.





Глава 30




Если бы мои бедные ленты не были смяты или стиснуты, как мокрый пергамент, кулаками капитана Фейна, если бы они не устали так сильно или не намокли, я сумела бы вырвать их из его хватки и защититься. Сумела бы дать отпор.

К сожалению, держит он крепко и тянет так нещадно, что мышцы и кожа горят от каждого движения. Если он потянет еще чуточку сильнее, то будет казаться, словно он вырвет ленты прямо из моей спины, как оторвал бы палец или выколол глаз.

Я безуспешно пытаюсь высвободить ленты из его рук, но они слишком разбиты, слишком влажные, слишком устали. Я истратила все свои ничтожные силы на то, чтобы сбросить тело Сэйла с этого гнусного корабля.

Но хотя бы это мне удалось.

Впрочем, я тут же заставила себя дать клятву. Если мне чудом удастся выжить, если Красные бандиты не погубят меня вконец, то более не позволю себе плыть по течению. Не позволю себе быть такой слабой и беспомощной.

После пережитого в детстве, после всего, что я вытерпела, надо было стать умнее. Нельзя быть такой вялой и самодовольной.

Если бы я могла вернуться в прошлое, то хорошенько бы себя встряхнула. Я стала Монеткой, той пташкой из чистого золота, которая вечно сидит на своем насесте. Я подрезала себе крылья, осталась безучастно сидеть на жердочке.

Поэтому, если переживу, если выживу, клянусь, что больше не вернусь к прежней жизни. Не буду сидеть сложа руки и отдавать свою судьбу на растерзание мужчинам.

Я крепну со шрамом на шее в качестве сурового напоминания, превращаюсь в твердый решительный камень. Затянувшийся порез покалывает, и мыслями я переключаюсь на Дигби. Убили ли Красные бандиты разведчика, который заметил их? Неужели Дигби и остальные невольно последовали за разведчиком прямо навстречу смерти?

Не знаю и спрашивать о том не осмелюсь. Отчасти потому, что если Дигби и остальным ничего не угрожает, я не хочу давать на них наводку капитану. Но есть и другая причина… темная причина – я не вынесу, если пираты убили и их тоже. Еще нет. Пока я не могу такое пережить.

Пока мой разум нуждается в том, чтобы Дигби жил и дышал. Может быть, он найдет Сэйла в той могиле из рыхлого снега и отдаст дань уважения, которая останется с ним в этом безотрадном месте, пока его душа не поднимется к великому После.

Эта мысль немного утешает.

Все так же грубо держа, капитан Фейн затаскивает меня в заднюю часть корабля. Поднимает с главной палубы по коротким пяти ступенькам в капитанскую каюту. На стене нет ничего, кроме красной косой отметки, обозначающей дверь, и короткого карниза, выступающего над фронтоном.

Меня прижимают лицом к закрытой двери, щека вдавлена в белое обветренное дерево, щепки с легкостью могут порезать кожу.

Прижимая предплечье к моей спине, одним кулаком капитан по-прежнему держит меня за атласные ленты, как собаку за поводок. А другой рукой он лезет в карман, достает ключ и вставляет его в замок.

Я начинаю сопротивляться, хотя эти попытки только сильнее утомляют. Но я точно знаю, что не хочу заходить в эту каюту. Как только переступлю этот порог, случится что-то плохое.

– Замри или сделаешь себе только хуже, – рявкает он.

Разумеется, эти слова лишь вынуждают меня вырываться еще сильнее, но капитан прижимается ко мне бедрами, зажав так, что мне не пошевелиться, не уйти. Я хочу плакать от беспомощности, но проглатываю ком слез. На это нет времени, нет времени сдаваться.

Капитан со щелчком поворачивает замок и засовывает ключ обратно в карман. Но не успевает опустить ручку, как его зовет Квотер:

– Кэп! К нам ястреб прилетел!

Капитан Фейн поворачивается, но все так же прижимает меня к двери. Я не вижу его, но слышу, как Квотер топает вверх по лестнице.

– Прилетел только что, кэп, – остановившись рядом, говорит Квотер.

Краем глаза вижу большого рыжевато-коричневого ястреба с черным клювом, который сидит на предплечье Квотера и впивается в мех когтями.


Капитан берет с лапы птицы небольшой металлический пузырек и осторожно его открывает, стараясь держать под карнизом, чтобы не намочить под свирепым дождем. Этот короткий кусок пергамента становится длиннее, когда капитан его разматывает. Мне видны только небрежные каракули, выведенные чернилами, но капитан сводит брови и читает, а с его украшенной бусинами бороды капает вода.

Капитан Фейн бурчит что-то неразборчивое, а потом пихает пергамент и пузырек в грудь Квотера.

– Нам нужно отослать ответ? – спрашивает тот.

– Нет. Они все равно прибудут сюда раньше, чем ястреб успеет доставить послание.

Квотер хмуро смотрит на капитана и прикрепляет пустой пузырек на лапу ястреба. Птица взлетает, без звука исчезнув в пелене дождя.

– Кто сюда прибудет? – спрашивает Квотер.

Вместо ответа капитан Фейн поднимает руку.

– Дай мне свой кушак[4].

Квотер мгновение недоуменно смотрит на своего капитана, а потом запускает руку под меха и начинает развязывать обмотанный вокруг торса кушак белого цвета.

Капитан Фейн поворачивается ко мне. Молча начинает оборачивать ленты вокруг моего тела, так туго их натягивая, что я от боли скрежещу зубами. Он обвязывает их и обвязывает, пока длинные нити не оказываются плотно обвитыми вокруг моего туловища, а потом завязывает концы в такой крепкий узел, что я вообще теряю способность ими двигать.

– Приведи наложниц на кухни, пускай трудятся. Кук должен приготовить ужин и подать его через час. У нас будут гости.

Он снова протягивает руку, и Квотер быстро передает ему кушак. Капитан обвязывает меня им так же крепко, как лентами, и тоже скрепляет узлом. Еще один сдерживающий фактор, не дающий двигаться моим лентам.

Капитан разворачивает меня лицом к себе и, чуть наклонившись, смотрит прямо в глаза. На его лице сердитое, суровое выражение.

– Если хотя бы одна наложница попробует что-нибудь выкинуть или ослушаться… я хочу, чтобы их раздели, выпороли и выбросили за борт.

Квотер кивает капитану, хотя смотрит на меня. Даже за красной повязкой на лице я вижу, что он улыбается.

– Будет сделано, кэп.

Бросив напоследок пристальный взгляд в мою сторону, капитан Фейн толкает меня к Квотеру и уходит в переднюю часть корабля, выкрикивая приказы о смене курса.

– Эй ты, пошли за мной. И не вздумай что-нибудь выкинуть этими своими нитками, иначе отрежу их под корень.

Кожа спины покрывается мурашками, словно ленты услышали эту угрозу.

Схватив за руку, Квотер снова ведет меня на главную палубу, к жмущимся друг к другу наложницам.

– Встали, сучки, и за мной!

Квотер поворачивается, не став смотреть, послушались ли они, и ведет нас к лестнице посреди корабля, которая спускается на нижнюю палубу. Слышу за нами шаги, когда мы с Квотером спускаемся по скрипящим ступеням.

Мы проходим по узкому коридору, а затем углубляемся в заднюю часть корабля и входим в длинную кухню, где пахнет картошкой и дымом.

Ну, мы хотя бы укрылись от бури, да и на кухне тепло благодаря чугунной печке, в которой бушует огонь. Стены и полы сделаны из того же белого дерева, что и все остальное, разве что они заляпаны пятнами, кое-где почернели от сажи, а еще налипли остатки еды.

Над печкой стоит повар, единственный пират, который не одет в тот же белый мех, что другие. На нем простой кожаный жилет и штаны, мясистые руки обнажены и усеяны неаккуратными татуировками. Это крепкий низкорослый мужчина, с выступающей вбок кривой нижней челюстью и низкими бровями, отчего я задумываюсь, как ему удается увидеть, что он там помешивает в своей кастрюле.

Он замечает нас, и на его красном лице появляется недовольная гримаса.

– Какого черта в моем камбузе делают женщины?

– Приказ капитана, Кук, – отвечает Квотер. – Видимо, к нам пожаловали гости. На палубу нужно подать еду. – Он кивает на нас, столпившихся у двери. – Они тебе в помощь.

У Кука вырывается череда неразборчивых ругательств, но Квотер не обращает на него внимания:

– Кэп хочет, чтобы еда была готова через час.

Кук показывает ему неприличный жест, но начинает вынимать из посудного шкафа консервы.

В кухню заходит еще один пират и, прислонившись к стене, смотрит на нас, держа в руке кинжал. Сторожевой пес, который будет бдить за нами и нападет, если понадобится.

Квотер снова смотрит на нас.

– Сразу же предупрежу. Кук – самый злющий ублюдок из всех нас. Если напортачите здесь, порка покажется вам сказкой, или вообще за борт скинем.

С этими прелестными напутственными словами Квотер проталкивается мимо нас и выходит, оставив одних.

Кук бросает на нас взгляд и прищуривается, вытирая тряпкой покрытое испариной лицо.

– Ну? Какого хрена застыли? Я вам руки кипятком оболью, если не приметесь за работу. Еда сама по себе не приготовится.

Я напрягаюсь, как и остальные, но потом вперед выходит Рисса, побуждая остальных последовать ее примеру.