Безлюди. Одноглазый дом

— Год назад булочную закрыли. Всю зиму она простояла с заколоченными окнами, а потом я поступил как ребенок… нет, как дурак. С чего-то я решил, что встречи с мамой зависят от этого места, и не мог допустить, чтобы оно закрылось. Вот и выкупил его.

Неожиданно в нем проявилась новая, непознанная грань личности: нечто хрупкое, мягкое и уязвимое, что обычно прячут за семью замками.

— Ты не подумай, что я хвастаюсь, — спешно добавил он, почесав кончик носа, — просто хочу сказать, что не такой уж я неудачник, каким меня считает отец.

Но Флори думала совсем о другом, и ей бы потребовалось немало времени, чтобы объяснить все это.

— Не оправдывайся за чужое мнение о тебе. Мы всегда будем неудачниками для тех, кто не понимает наших ценностей.

Дес благодарно улыбнулся и приободрился.

Флори хотела спросить у него так много, что терялась и не знала, с чего начать, а тут еще булочница мельтешила перед глазами. С самого их появления здесь длинноногая блондинка навязчиво маячила у соседнего столика, явно добиваясь внимания Деса. В конце концов она не выдержала и подошла. Предлог отвлечь его рабочими вопросами не сработал, и булочница, скользнув по Флориане оценивающим, едва ли не ревнивым взглядом, ушла.

— Передавай привет Девену! — крикнул Дес вслед.

Вряд ли его услышали. Булочницу уже перехватили покупатели у прилавка.

— Муж Лии держит охотничий домик в Хмельном квартале, неподалеку от моей таверны, — пояснил Дес и улыбнулся как будто виновато.

Флори вспомнила фасад с чучелом оленя и висящей под ним табличкой «Девен и ружье». Местные заведения всегда поражали оригинальностью, и сейчас ей выпал шанс узнать, как таверна Деса получила свое название. Не похоже, что у булочной «Утро на бульваре» и «Паршивой овцы» был один владелец. Дес рассказал, что вывеску булочной не менял специально. Многие посетители даже не знали, что теперь всем заправляет не потомственный пекарь, а владелец питейного заведения. А вот с «Паршивой овцой» вышло иначе.

— Когда я выкупил таверну, то первым делом выбросил старую вывеску. Правда, погорячился и сделал это прежде, чем придумал новое. Потом вспомнил дурацкую привычку называть заведения именами владельцев. Ну, знаешь, когда идешь по улице — и вывески пестрят чьими-то именами, будто повсюду торгуют людьми…

Дес уловил удивление Флори и рассмеялся:

— Вот и мы с таверной тезки. «Паршивая овца» — неудавшийся сын, позор семьи и все такое. Это говорит обо мне даже больше, чем новое имя.

Флори удивилась, как Дес умудрился сменить имя. С удостоверяющими жетонами это было невозможно. Тот, кто родился бедняком, даже заработав приличное состояние, не мог получить «богатое» имя. Точно так же и Дес, родившись в семье богачей, не смог бы скромно отсечь лишние буквы.

— У меня исключительный жетон, — хмыкнул он. — Родители разругались, пока спорили, как меня назвать. Отец все боялся продешевить. Представь, что для такого сноба значило бы промахнуться с количеством букв в имени наследника. И знаешь, что он придумал? Попросил выгравировать инициалы. Я не человек, а аббревиатура. Д.М.Г. Он даже фамилию не стал записывать полностью — переживал, что короткая. Так что я мог назваться любым именем, которое подходило под инициалы. — Он протянул руку и представился: — Десмонд Говард.

— Это имя подходит тебе намного больше, — сказала Флори, пожимая его ладонь.

— Отец считает, что, оставшись Максимиллианом, я бы бросился с энтузиазмом заниматься его лесопилкой. Лесопилка,— повторил он и скривился, будто кислятину проглотил. — Мы с отцом часто ругались, а потом я свалил из дома. Колесил по разным городам с музыкантами, играл на улицах и в тавернах, ловил редкие письма от матери, пока не получил известие о ее болезни. Я вернулся только ради нее, но жить в их доме отказался и поселился на чердаке таверны. Ну, его ты знаешь. Вначале работал управляющим, потом сдал вещи «Дейлора-Максимиллиана» в ломбард, а на вырученные деньги выкупил таверну. Но даже тогда я остался балагуром, неучем, размалеванным болваном, пивной пробкой… Да, мой отец не скупится на комплименты.

Он замолчал, отвлекшись на еду, а Флори задумалась над тем, что услышала. Для нее открылась истинная причина, почему Дес так относился к домографу. Риндфейн Эверрайн — выходец из богатой семьи, образцовый сын: гордость родителей, домосед с прекрасным образованием, престижной работой и очаровательной невестой, удваивающей семейный капитал. Воплощение всего того, кем самого Деса хотели видеть родители; кем он мог бы стать, подчинившись их воле. Что бы ни делал Рин, это служило Десу укором: «Смотри, каким нужно быть, чтобы родители тобой гордились. Смотри, что ты предал…» Понимал ли он сам причину своего отношения к Рину? Пожалуй, нет. Дес не был похож на человека, который копает так глубоко.

Отодвинув от себя тарелку, он сказал:

— Должен кое в чем признаться. После первого суда я поехал к отцу, чтобы попросить помощи. Его связей наверняка хватило бы, чтобы вытащить Дарта. Но я даже из машины не вышел. Струсил, аж до сих пор стыдно.

Отчего-то Флори вспомнила Кормонда Тодда. Она не представляла, что можно встретиться со своим страхом после того, как он мучил тебя и остался, несмотря на все попытки забыть о нем. Но жизнь слишком странная штука: страх приходит снова затем, чтобы дать возможность побороть его.

— Прости, что втянул тебя в семейный скандал, — продолжал Дес. — Так нужно. Мой отец никогда не помогает просто так, и я был вынужден пообещать, что помогу в ответ… Тебя он просил о чем-нибудь?

Флори покачала головой. Она хотела забыть тот разговор, ту встречу в тюремной камере и все, что связано с Кормондом Тоддом. Пока она в Пьер-э-Метале, то не проронит ни слова, но потом, обезопасив себя и сестру, не оставит его безнаказанным, будь он командиром всех командиров.

— Не хочу, чтобы ты думала, будто чем-то ему обязана.

— Значит, ты спровоцировал скандал, чтобы разорвать вашу договоренность?

Дес поджал губы и развел руками, будто бы Флори спросила очевидную вещь, не требующую ответа.

— Единственный навык деловых переговоров, который мне пригодился. Помогает расставаться с девушками без объяснений. Хотя… зря тебе раскрыл карты.

Она раздраженно фыркнула:

— Я не собираюсь становиться твоей девушкой.

— Как так? Даже после моей слезливой истории? — Он удивленно вытаращил глаза, будто и вправду был поражен, что его способ не сработал.

Флори легонько толкнула его ногой, и Дес, дернувшись, ударился коленом о столешницу. Чашки тревожно звякнули на блюдцах, Дес захохотал, а она поняла, что в очередной раз попалась на его глупую шутку. Взгляд скользнул по его запястьям; сегодня на них были повязаны платки в цветах Ярмарки: синий — на левом, зеленый — на правом.

— Ты всегда закрываешь запястья, — вдруг сказала она, и его смех резко прекратился. Лицо стало серьезным.

— Хочешь узнать, что я прячу?

— Шрамы, — коротко сказала Флори, и ее уверенность, кажется, удивила Деса.

— Откуда знаешь?

— Бинтовала тебе руку после аллергии на сонную одурь.

— И почему сразу не спросила о них? Вижу ведь, что любопытно.


Она пожала плечами:

— Мы тогда были едва знакомы.

На лице Деса медленно нарисовалась лукавая улыбка. Он оперся локтями на стол, чтобы наклониться к Флори и тихо сказать:

— Значит, ты признаешь, что мы сблизились? Насколько? Сколько сантиметров осталось между нами?

— Болван.

— Не обижайся ты, ну! Просто не вижу здесь трагедии. История эта давняя, драмы столько не живут.

— Пытаешься заговорить меня?

— Раскусила. — Он цокнул языком и сдался: — Рассказывать особо нечего. Вот, смотри.

Одним ловким движением он стянул с левой руки платок и показал запястье: на красной коже, стянутой шрамом от ожога, отчетливо выделялись грубые белые рубцы.

— Доской придавило, — сказал Дес. — На лесопилке такие случаи не редкость. Отец постоянно таскал меня за собой, так что мне выпадало немало шансов попасть в передрягу. Когда обрабатывали доски для дамбы, я захотел посмотреть, как их опускают в смолу. Полез я туда, а одна возьми и сорвись, прямо на запястье. Горячая смола, знаешь ли, сомнительное удовольствие… Отец оплатил лучших врачевателей, чтобы спасти руки, которые нужно протягивать партнерам и использовать для подписания договоров. Да-да, он так и сказал. — Дес нервно хохотнул. — Короче, я испортил себе карьеру еще в детстве. Такие дела.

Флори была так поражена, что не смогла и слова вымолвить, только надсадно вздохнула.

— Мы так много говорим обо мне, словно сегодня день моего рождения… или похорон.

— Какой же ты болван. — Она покачала головой.

— Начинаешь повторяться.

— Рыбья башка.

— Так-то лучше.

Он подмигнул ей, высунув язык, и захохотал так заразительно, что Флори не смогла сохранить серьезное лицо. Если бы смехом можно было залатать душевные раны, Дес вылечил бы их все.





Глава 17. Кукольный дом




Появление Флори в «Паршивой овце» напомнило падение звезды: она предстала перед ними в золотом сиянии, и все замолчали, уставились на нее завороженно, словно собирались загадать желание. В небольшой комнатке, обитой темным бархатом, стало совсем тесно. Офелия бросилась обнимать сестру и едва не столкнулась с Дартом, который явно намеревался сделать то же самое. А тут еще подоспел Коул со стаканами на подносе и застопорился в дверях, боясь лезть в толкучку.

— Посторони-и-и-ись! — заорал Десмонд.

Все послушно расселись по местам, чтобы Коул смог подать стаканы и наполнить их виноградным соком из графина. Он зря старался, потому что никому не было дела до напитка.

Несмотря на улыбку, Флори выглядела уставшей. Бессонная ночь нарисовала синие круги под глазами, и даже ее лицо, обычно румяное и свежее, будто чайная роза, приобрело серый, как листья крестовника, оттенок. Она казалась такой хрупкой и беззащитной, что Офелия не выпускала ее из крепких объятий, пока Дарт рассказывал о Ползущем доме.

Слушая это не в первый раз, она не переставала поражаться безрассудству Дарта, затеявшего потасовку; смелости Флори и Бильяны, спасших пленников; и острому чутью Деса, который решил не отсиживаться без дела. Когда лютены поняли, что подстрекатель Франко попался на нарушении Протокола, они разбежались по безлюдям как тараканы. Дарт хотел поговорить с Прилсом, поэтому пришлось волочиться к нему домой. Экономка Прилсов приняла его за попрошайку (после драки вид у него был соответствующий) и пригрозила вызвать следящих. Для острастки даже обмолвилась, что сегодня они увезли отсюда хитроумную воровку. Вскоре стало ясно, что она говорила о Флори. Вызволить ее из тюрьмы могли большие деньги или убедительные аргументы, произнесенные какой-нибудь влиятельной персоной вроде господина Гленна.

Потом настал черед Флори представить свою версию событий. На словах о заключении в камере сестра напряглась. Она боялась следящих после того случая с подлогом бумаг и, даже рассказывая о спасении, выглядела встревоженной.

— Я до сих пор не понимаю, — продолжала Флори, — почему Прилс соврал следящим и не сказал про похищение.

— Вот подлец, — сквозь зубы процедил Дарт.

— Ты сегодня невероятно мягок, — пробормотал Дес. Видимо, у него на языке крутились слова похлеще.

Торнхайер Прилс принадлежал к тем дельцам, что не думают о репутации, когда на кону большие деньги. Пожар, ставший причиной трагедии, был не единственным грязным пятном в его карьере. Махинации с бумагами, захват земель, запугивание конкурентов и подкупы привели к тому, что Прилс стал крупнейшим, а вместе с тем самым влиятельным игроком на строительном рынке. Вряд ли он стал бы лишний раз обращаться к следящим, а разобраться с обидчиками мог и без них. Лютены дерзнули засунуть руку в пасть зверя, не представляя, насколько он опасен.

Дарт считал, что Рин должен вмешаться и предложить Прилсу решить все мирно. Возможно, удастся откупиться землями — ресурсом, который строитель оценит выше всего прочего. Лютены пытались поймать одного врага, а нажили себе нового. Нужно постараться, чтобы так влипнуть. Десмонд сгоряча выругался, за что получил замечание и был вынужден впредь подбирать выражения. Из его пламенной речи Офелия поняла, что голова у лютенов с пивной котел, а мозгов ни капли.

Комната для важных гостей таверны превратилась в сцену с единственным актером. Он правдоподобно отыгрывал гнев, удивление, замешательство и сарказм, лишь бы разогнать мрачное настроение присутствующих. Выступление Деса прервалось, когда дверь распахнулась и на пороге возник Рин. Выглядел он странно: с его серого костюма ручьями стекала вода, а в мокрых волосах торчали мелкие ромашки. Офелия сразу поняла, что случилось, но Дес, конечно, не упустил возможности поиздеваться.

— Ты купался в чае или тонул в детской ванночке? — спросил он и закатился от смеха, схватившись за живот.

Рин был мрачнее тучи и даже чем-то на нее походил: кожа имела болезненно-серый оттенок, глаза метали молнии, а стекающие струи воды грозились затопить комнату.

— Рин! — воскликнула Флори. — Рады тебя видеть!

— Особенно таким, — подтвердил Дес из-за стола, едва сумев втиснуть слова между истерическими смешками.