Безлюди. Одноглазый дом
Часть 45 из 60 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Я… не знаю вас.
— Главное, что мой сын знает вас, — проговорил он с хитрой улыбкой, а затем поманил за собой на улицу.
Прямо у лестницы их ждал автомобиль. Флори устроилась на заднем сиденье рядом с незнакомцем.
— Не могли бы вы прояснить… — начала она, когда автомобиль тронулся, но мужчина поднял указательный палец вверх, что следовало расценивать как просьбу замолчать.
— Не люблю разговаривать в дороге. Лучше полюбуемся городом.
Флори хотела выяснить, кто он такой и куда ее везет, и все-таки послушно повернулась к окну.
Пьер-э-Металь начинал пробуждаться в преддверии четвертого дня Ярмарки. Город вдали от проточных водоемов ценил каждую каплю пресной воды и лишь в один праздничный день относился к ней с расточительством. Сегодня проходить под окнами и балконами было опасно, ведь на тебя могли вылить целое ведро — на счастье.
Из окна Флори наблюдала, как на улицах развешивают голубые гирлянды и расставляют столы, чтобы к обеду подать фаршированного карпа. После чего гулянья продолжатся на городской площади у фонтана, пышущего озерной водой.
Автомобиль быстро домчал их к Зеленым холмам. Где же еще жить такому щеголю? Флори украдкой поглядывала на человека, сидящего рядом, пытаясь найти знакомые черты. Ни одного имени, ни малейшей зацепки. Она терзалась догадками, пока автомобиль не остановился у длинной лестницы, ведущей в дом из белого камня. Фасад был увит плющом, обрамлявшим эркерные окна, лестницу охраняли бронзовые львы, а дверь встречала искусно вырезанным узором с вензелями, из которых вырисовывалась монограмма: «ДГ».
Их встретил мажордом — низкорослый парень в странном золотом одеянии. Оглядев обстановку, Флори поняла, что идея его облачения состоит в том, чтобы сделать его невидимым. В доме его могли бы принять за кусок портьеры из парчи, жаккардовую подушку с дивана или напольную вазу. От обилия золотистых тканей и блестящих поверхностей рябило в глазах.
Служанка, что принесла кофе, тоже носила золотую форму. И даже платье, предложенное Флори на смену ее грязной одежде, оказалось из тонкого атласа того же оттенка, что и весь интерьер. Она не хотела становиться частью золотого безумия, но отказаться было бы невежливо. Служанка привела ее в ванную и помогла переодеться. Испорченное платье отправили в починку и обещали вернуть через час в лучшем виде. Ее принимали с такими почестями, что становилось неловко. В чужом наряде Флори чувствовала себя потерянной, и единственной привычной вещью был носовой платок с вышивкой, найденный в кармане старого платья. Новое же оказалось велико — рукав перекручивался и небрежно спадал с одного плеча, но милейшая служанка рассыпалась в комплиментах. Наравне с лестью в ее обязанности входило хранить секреты. Когда Флори спросила, как зовут хозяина дома, то получила весьма странный ответ: «Господин сам выберет, как представиться».
Кто же этот таинственный незнакомец и чей он отец? Может, и нет никакого сына, а фраза — просто приманка, чтобы она добровольно села в машину. Тревога нарастала. Флори решила бы, что угодила в очередную ловушку, если бы не всеобщая обходительность и дружелюбие. Сложно подозревать тех, кто организовал тебе королевский прием.
Хозяин дома дожидался в гостиной. Когда служанки, две золотые пчелки, покинули комнату, он любезно спросил:
— Предпочитаете кофе со сливками или с апельсиновым соком? — и кивнул на поднос.
— Я предпочитаю узнать ваше имя, господин, чтобы понимать, кому обязана. — Флори мягко улыбнулась, не желая показаться грубой.
— Джефферсон Гленн. — Он произнес свое имя с такой ухмылкой, словно собирался произвести впечатление, хотя Флори впервые его слышала.
Она растерялась и не нашла ничего лучше, чем тоже представиться. Господин Гленн подал ей наполненную чашку, неприлично долго задержавшись взглядом на оголенном плече, когда Флори потянулась в ответ. Она поправила съехавший рукав платья и тут же вернула чашку на стол. Не стоило пробовать напитки в чужом доме.
— Я бы хотел попросить об ответной услуге. — Господин Гленн сделал паузу, чтобы Флори уяснила, на какой ответ он рассчитывает. — Не могли бы вы пообещать, что забудете о случившемся и никому ничего не расскажете?
Она догадывалась, к чему он клонит, но ей было противно даже думать об этом.
— Вы же понимаете, о чем я?
Флори нервно скомкала носовой платок в руках и мотнула головой, что означало «нет». Улыбка Гленна в один миг померкла, от чего лицо сделалось суровым и жестким. Отбросив всякие намеки, он решительно заявил:
— Все, что случилось в камере, должно там и остаться. Сделайте вид, что вам приснилось. Почудилось. Что угодно. Но об этом никто не должен знать.
— Не должен знать о том, что тюремный командир — последний ублюдок? — переспросила она, глядя собеседнику в глаза. Гленн первым отвел взор. Он понял, что грубостью ничего не добьется, и вернулся к непринужденному тону:
— Согласен, такие поступки никого не красят. Да, это безрассудно, но вы же смогли остановить его.
Он многозначительно посмотрел на Флори.
— Я воткнула ему в горло пуговицу от мундира, — выпалила она.
— О, да вы опасная девушка. — Гленн усмехнулся и приложился к кофейной кружке. Причмокнув губами, он продолжил: — Мой вам совет, дорогая: молчите. Таково условие вашей свободы. Если проболтаетесь, вас упекут за решетку, ведь по факту вы напали на следящего.
— Я защищалась, потому что он… он…
— Что?! — Вопрос прозвучал одновременно с бряцаньем чашки, которую Гленн небрежно поставил на стол. — У вас есть доказательства его намерений? Нет. А у него есть пуговица. И кто же всадил ее в горло? Вы! — он ткнул пальцем в сторону Флори. — Подделали документы, обокрали своих работодателей, похитили ребенка, а после попытались сбежать из камеры, напав на следящего. Очень похоже на скользкий путь преступницы, не находите?
Флори почувствовала, как в груди стягивается тугой узел. Ей были неприятны манипуляции Гленна. От дружелюбной обходительности он резко перешел к угрозам, но, быстро осознав, что ошибся, притворился сочувствующим мудрецом, дающим совет. Она хотела ответить что-то резкое, способное осадить богача, однако ее положение не позволяло. Флори не знала этого человека и его истинных намерений. Зато он знал ее — даже то, о чем она никому не рассказывала; сведения, доступные только следящим. Ее бросило в жар от ужасной догадки: Гленн говорил с Тоддом и действовал в его интересах. Неужели от нее решили избавиться? Свидетели скажут, что она покинула тюрьму целая и невредимая. Никто не знает, что она здесь, заточенная в золотой клетке. Широко распахнутыми глазами Флори посмотрела на Гленна, вальяжно раскинувшегося на диванных подушках. Хозяин дома, положения, жизни.
— Откуда вы знаете обо мне? — дрожащим голосом произнесла она.
— Бросьте, Флориана. Вы показались мне весьма сообразительной девушкой. Так неужели думаете, что я бы поручился за незнакомку лишь потому, что мой сын просил за нее?
Он достал из кармана портсигар и закурил. От резкого табачного запаха у Флори закружилась голова. С трудом удалось сосредоточиться, чтобы уловить, о чем ей говорят.
— Конечно, вначале я узнал, кто вы такая и почему попали за решетку. Окажись там какая-нибудь легкодоступная девица, с которыми путается мой сын, я бы даже пальцем не пошевелил. — Он бросил взгляд куда-то за спину Флори и широко улыбнулся: — О, сынок, доброе утро! Смотри, кого я тебе привел.
Флори обернулась: в дверном проеме, словно окаймленный золотой рамой, стоял Дес. Он слышал слова отца, потому и выглядел сконфуженным. А вот Гленн вместо того, чтобы сгладить неприятную ситуацию, подчеркнул ее неуместной фразой:
— А мы тут как раз о тебе говорили.
Затем он стряхнул пепел прямо в кофейную чашку, словно демонстрируя свое пренебрежительное отношение ко всему окружению.
— Да-да, я слышал, — рассеянно пробормотал Дес. Все его шутовство и бравада разом куда-то исчезли. Он стоял, опустив голову и ссутулив плечи, похожий на провинившегося ребенка.
Флори впервые видела его таким. В ее представлении Дес был похож на этот дом — напыщенный, вызывающий, жеманный. Но сейчас он будто бы смыл с себя золотую пыль наигранности и предстал в своем настоящем обличье.
— Кофе? — невозмутимо продолжал Гленн. — Или, может, сигару?
Дес отказался, заявив, что пришел за Флори. Не дожидаясь приглашения, она переметнулась к нему. Дес взял ее за руку, и в его мягком, дружеском жесте было что-то успокаивающее. Без слов они поняли, что хотят одного и того же: поскорее уйти.
Господин Гленн, однако, не собирался так просто отпускать их. Он слишком любил красочные обертки и игру на публику.
— Считай, это мой подарок тебе, сынок.
— Оу, первый за последние три года? Как мило.
— Первый, от которого ты не посмеешь отказаться.
Гленн медленно подошел к сыну, словно рассчитывал таким образом увеличить свое отцовское влияние.
— Я подарил тебе безбедную жизнь. Шикарный дом. Образование. Дорогие вещи. И кого я вижу перед собой, сынок? Тупоголового лицедея в дешевых ботинках. — С кривой усмешкой Гленн стряхнул пепел под ноги. Дес с почти равнодушным видом проследил за тем, как серые крупицы опадают на мыски его обуви.
— Я думал, мы все обсудили вчера.
Невзирая на спокойствие в голосе, Флори чувствовала напряжение, исходящее от Деса. Он был на пределе и мог взорваться в любую минуту. Возможно, отец этого и добивался. Ей пришлось вмешаться, чтобы предотвратить катастрофу:
— Дес, нам пора.
Внезапно господин Гленн скривился, от чего на его вытянутом скуластом лице пролегли глубокие морщины.
— Как ты его назвала? — Он перевел на сына презрительный взгляд: — Ты что, сменил имя? Имя, на которое я заработал?
— Это было не имя, а скороговорка, чтобы потешить твое самолюбие.
— Тебя зовут Дейлор-Максимиллиан Гленн, — прошипел Гленн-старший, сжимая кулаки. Пепел от сигары продолжал сыпаться на роскошный ковер.
— Да-да, повторяй почаще, в твоем возрасте пора тренировать память, — огрызнулся Дес.
Оба знали болевые точки друг друга и безжалостно палили в них. Слова сына так задели Гленна, что он перестал сдерживаться и разразился криками:
— Ты все делаешь назло! Я заработал на твое имя, а ты его предал! Я воспитывал тебя как единственного наследника, чтобы передать дело, а ты растоптал и это!
— Так отдай все одному из своих незаконнорожденных. Уверен, в Пьер-э-Метале найдется несколько наследничков. А если проехаться по ближайшим городам, то насобираешь целую бригаду!
Эти слова стали искрой, пробудившей пламя. Гленн наотмашь ударил сына по лицу. Перстень на мизинце рассек ему губу, но Дес даже не дернулся.
— Кажется, нам пора, — подытожил он. Выступившая из царапины кровь казалась слишком темной на его бледном лице.
Гленн-старший стоял, потирая руку. По нему нельзя было прочесть, что он чувствует: то ли удовлетворенный гнев, то ли неловкое сожаление. Однако все трое были так поражены разразившимся скандалом, что даже не попрощались.
— Надеюсь на вашу благодарность, Флориана, — крикнул хозяин дома вслед.
Притворившись, что не услышала этого, она поспешила за Десом. Мажордом, услужливо открывший перед ними дверь, выглядел как очередная насмешка.
— Всего доброго, господин, — пробормотал он, выбрав обезличенное обращение. Наверняка прислуга в доме знала о конфликте между отцом, пекущимся о статусном имени, и сыном, что пренебрег своим сомнительным наследием.
Они спустились во двор по длинной лестнице, миновали бронзовые ворота с витыми прутьями, а потом еще долго тащились по улице к автомобилю, который Дес оставил вдалеке от родительного дома. Зная снобизм отца, ему стоило проделать то же самое и со своими ботинками — добротными, грубо прошитыми, слегка истертыми на мысках из-за привычки Деса пинать все, что попадается под ноги. Он и сейчас не пропустил ни одного встречного предмета. Мелкие камни приземлялись со стуком, жестяные банки грохотали по мощеной дороге, а пустые папиросные коробки катились с глухим звуком — это заполняло напряженную тишину между ними.
Наконец они добрались до автомобиля, и его потрепанный пыльный салон показался самым надежным убежищем. Флори выдохнула и достала из кармана платок, чтобы вытереть кровь с лица Деса. Он резко отстранился от ее руки и нахмурился:
— Не нужно меня жалеть.
— Тогда смой кровь сам. Меня мутит от одного вида. — Флори бросила платок ему на колени и демонстративно отвернулась.
Они ехали в напряженном безмолвии, пока Дес не затормозил на обочине. Облако пыли взметнулось из-под колес и тут же проникло в открытые окна. Флори закашлялась, и пришлось выбираться из машины, чтобы подышать свежим воздухом. Они не проехали и середины пути, остановившись возле бульвара. Крохотная булочная на углу манила распахнутыми окнами, украшенными гирляндами из печенья в форме рыбок. Дурманящий запах сдобы витал в воздухе и дразнил пустой желудок.
Спустя пару минут они уже сидели за уличным столиком, поглощая рогалики с шоколадно-ореховой пастой. Рядом остывал кофе с двумя сахарными кусочками в форме рыбок, выброшенными на берег блюдца.
— Любимая булочная мамы, — торжественно объявил Дес, будто представляя друга при знакомстве. — Мы видимся здесь по выходным.
Флори с улыбкой отметила, что это хорошая традиция.
— Ну, если не учитывать, что это единственное место наших встреч.
— Не буду спрашивать, почему ты не приходишь в родительский дом.
Дес промолчал, притворившись, что увлечен важным делом. Он придвинул чашку к себе, наклонился, окунул кончик языка в кофе и, заключив, что еще слишком горячо, решил не рисковать. За это время в его голове созрел целый рассказ.
— Главное, что мой сын знает вас, — проговорил он с хитрой улыбкой, а затем поманил за собой на улицу.
Прямо у лестницы их ждал автомобиль. Флори устроилась на заднем сиденье рядом с незнакомцем.
— Не могли бы вы прояснить… — начала она, когда автомобиль тронулся, но мужчина поднял указательный палец вверх, что следовало расценивать как просьбу замолчать.
— Не люблю разговаривать в дороге. Лучше полюбуемся городом.
Флори хотела выяснить, кто он такой и куда ее везет, и все-таки послушно повернулась к окну.
Пьер-э-Металь начинал пробуждаться в преддверии четвертого дня Ярмарки. Город вдали от проточных водоемов ценил каждую каплю пресной воды и лишь в один праздничный день относился к ней с расточительством. Сегодня проходить под окнами и балконами было опасно, ведь на тебя могли вылить целое ведро — на счастье.
Из окна Флори наблюдала, как на улицах развешивают голубые гирлянды и расставляют столы, чтобы к обеду подать фаршированного карпа. После чего гулянья продолжатся на городской площади у фонтана, пышущего озерной водой.
Автомобиль быстро домчал их к Зеленым холмам. Где же еще жить такому щеголю? Флори украдкой поглядывала на человека, сидящего рядом, пытаясь найти знакомые черты. Ни одного имени, ни малейшей зацепки. Она терзалась догадками, пока автомобиль не остановился у длинной лестницы, ведущей в дом из белого камня. Фасад был увит плющом, обрамлявшим эркерные окна, лестницу охраняли бронзовые львы, а дверь встречала искусно вырезанным узором с вензелями, из которых вырисовывалась монограмма: «ДГ».
Их встретил мажордом — низкорослый парень в странном золотом одеянии. Оглядев обстановку, Флори поняла, что идея его облачения состоит в том, чтобы сделать его невидимым. В доме его могли бы принять за кусок портьеры из парчи, жаккардовую подушку с дивана или напольную вазу. От обилия золотистых тканей и блестящих поверхностей рябило в глазах.
Служанка, что принесла кофе, тоже носила золотую форму. И даже платье, предложенное Флори на смену ее грязной одежде, оказалось из тонкого атласа того же оттенка, что и весь интерьер. Она не хотела становиться частью золотого безумия, но отказаться было бы невежливо. Служанка привела ее в ванную и помогла переодеться. Испорченное платье отправили в починку и обещали вернуть через час в лучшем виде. Ее принимали с такими почестями, что становилось неловко. В чужом наряде Флори чувствовала себя потерянной, и единственной привычной вещью был носовой платок с вышивкой, найденный в кармане старого платья. Новое же оказалось велико — рукав перекручивался и небрежно спадал с одного плеча, но милейшая служанка рассыпалась в комплиментах. Наравне с лестью в ее обязанности входило хранить секреты. Когда Флори спросила, как зовут хозяина дома, то получила весьма странный ответ: «Господин сам выберет, как представиться».
Кто же этот таинственный незнакомец и чей он отец? Может, и нет никакого сына, а фраза — просто приманка, чтобы она добровольно села в машину. Тревога нарастала. Флори решила бы, что угодила в очередную ловушку, если бы не всеобщая обходительность и дружелюбие. Сложно подозревать тех, кто организовал тебе королевский прием.
Хозяин дома дожидался в гостиной. Когда служанки, две золотые пчелки, покинули комнату, он любезно спросил:
— Предпочитаете кофе со сливками или с апельсиновым соком? — и кивнул на поднос.
— Я предпочитаю узнать ваше имя, господин, чтобы понимать, кому обязана. — Флори мягко улыбнулась, не желая показаться грубой.
— Джефферсон Гленн. — Он произнес свое имя с такой ухмылкой, словно собирался произвести впечатление, хотя Флори впервые его слышала.
Она растерялась и не нашла ничего лучше, чем тоже представиться. Господин Гленн подал ей наполненную чашку, неприлично долго задержавшись взглядом на оголенном плече, когда Флори потянулась в ответ. Она поправила съехавший рукав платья и тут же вернула чашку на стол. Не стоило пробовать напитки в чужом доме.
— Я бы хотел попросить об ответной услуге. — Господин Гленн сделал паузу, чтобы Флори уяснила, на какой ответ он рассчитывает. — Не могли бы вы пообещать, что забудете о случившемся и никому ничего не расскажете?
Она догадывалась, к чему он клонит, но ей было противно даже думать об этом.
— Вы же понимаете, о чем я?
Флори нервно скомкала носовой платок в руках и мотнула головой, что означало «нет». Улыбка Гленна в один миг померкла, от чего лицо сделалось суровым и жестким. Отбросив всякие намеки, он решительно заявил:
— Все, что случилось в камере, должно там и остаться. Сделайте вид, что вам приснилось. Почудилось. Что угодно. Но об этом никто не должен знать.
— Не должен знать о том, что тюремный командир — последний ублюдок? — переспросила она, глядя собеседнику в глаза. Гленн первым отвел взор. Он понял, что грубостью ничего не добьется, и вернулся к непринужденному тону:
— Согласен, такие поступки никого не красят. Да, это безрассудно, но вы же смогли остановить его.
Он многозначительно посмотрел на Флори.
— Я воткнула ему в горло пуговицу от мундира, — выпалила она.
— О, да вы опасная девушка. — Гленн усмехнулся и приложился к кофейной кружке. Причмокнув губами, он продолжил: — Мой вам совет, дорогая: молчите. Таково условие вашей свободы. Если проболтаетесь, вас упекут за решетку, ведь по факту вы напали на следящего.
— Я защищалась, потому что он… он…
— Что?! — Вопрос прозвучал одновременно с бряцаньем чашки, которую Гленн небрежно поставил на стол. — У вас есть доказательства его намерений? Нет. А у него есть пуговица. И кто же всадил ее в горло? Вы! — он ткнул пальцем в сторону Флори. — Подделали документы, обокрали своих работодателей, похитили ребенка, а после попытались сбежать из камеры, напав на следящего. Очень похоже на скользкий путь преступницы, не находите?
Флори почувствовала, как в груди стягивается тугой узел. Ей были неприятны манипуляции Гленна. От дружелюбной обходительности он резко перешел к угрозам, но, быстро осознав, что ошибся, притворился сочувствующим мудрецом, дающим совет. Она хотела ответить что-то резкое, способное осадить богача, однако ее положение не позволяло. Флори не знала этого человека и его истинных намерений. Зато он знал ее — даже то, о чем она никому не рассказывала; сведения, доступные только следящим. Ее бросило в жар от ужасной догадки: Гленн говорил с Тоддом и действовал в его интересах. Неужели от нее решили избавиться? Свидетели скажут, что она покинула тюрьму целая и невредимая. Никто не знает, что она здесь, заточенная в золотой клетке. Широко распахнутыми глазами Флори посмотрела на Гленна, вальяжно раскинувшегося на диванных подушках. Хозяин дома, положения, жизни.
— Откуда вы знаете обо мне? — дрожащим голосом произнесла она.
— Бросьте, Флориана. Вы показались мне весьма сообразительной девушкой. Так неужели думаете, что я бы поручился за незнакомку лишь потому, что мой сын просил за нее?
Он достал из кармана портсигар и закурил. От резкого табачного запаха у Флори закружилась голова. С трудом удалось сосредоточиться, чтобы уловить, о чем ей говорят.
— Конечно, вначале я узнал, кто вы такая и почему попали за решетку. Окажись там какая-нибудь легкодоступная девица, с которыми путается мой сын, я бы даже пальцем не пошевелил. — Он бросил взгляд куда-то за спину Флори и широко улыбнулся: — О, сынок, доброе утро! Смотри, кого я тебе привел.
Флори обернулась: в дверном проеме, словно окаймленный золотой рамой, стоял Дес. Он слышал слова отца, потому и выглядел сконфуженным. А вот Гленн вместо того, чтобы сгладить неприятную ситуацию, подчеркнул ее неуместной фразой:
— А мы тут как раз о тебе говорили.
Затем он стряхнул пепел прямо в кофейную чашку, словно демонстрируя свое пренебрежительное отношение ко всему окружению.
— Да-да, я слышал, — рассеянно пробормотал Дес. Все его шутовство и бравада разом куда-то исчезли. Он стоял, опустив голову и ссутулив плечи, похожий на провинившегося ребенка.
Флори впервые видела его таким. В ее представлении Дес был похож на этот дом — напыщенный, вызывающий, жеманный. Но сейчас он будто бы смыл с себя золотую пыль наигранности и предстал в своем настоящем обличье.
— Кофе? — невозмутимо продолжал Гленн. — Или, может, сигару?
Дес отказался, заявив, что пришел за Флори. Не дожидаясь приглашения, она переметнулась к нему. Дес взял ее за руку, и в его мягком, дружеском жесте было что-то успокаивающее. Без слов они поняли, что хотят одного и того же: поскорее уйти.
Господин Гленн, однако, не собирался так просто отпускать их. Он слишком любил красочные обертки и игру на публику.
— Считай, это мой подарок тебе, сынок.
— Оу, первый за последние три года? Как мило.
— Первый, от которого ты не посмеешь отказаться.
Гленн медленно подошел к сыну, словно рассчитывал таким образом увеличить свое отцовское влияние.
— Я подарил тебе безбедную жизнь. Шикарный дом. Образование. Дорогие вещи. И кого я вижу перед собой, сынок? Тупоголового лицедея в дешевых ботинках. — С кривой усмешкой Гленн стряхнул пепел под ноги. Дес с почти равнодушным видом проследил за тем, как серые крупицы опадают на мыски его обуви.
— Я думал, мы все обсудили вчера.
Невзирая на спокойствие в голосе, Флори чувствовала напряжение, исходящее от Деса. Он был на пределе и мог взорваться в любую минуту. Возможно, отец этого и добивался. Ей пришлось вмешаться, чтобы предотвратить катастрофу:
— Дес, нам пора.
Внезапно господин Гленн скривился, от чего на его вытянутом скуластом лице пролегли глубокие морщины.
— Как ты его назвала? — Он перевел на сына презрительный взгляд: — Ты что, сменил имя? Имя, на которое я заработал?
— Это было не имя, а скороговорка, чтобы потешить твое самолюбие.
— Тебя зовут Дейлор-Максимиллиан Гленн, — прошипел Гленн-старший, сжимая кулаки. Пепел от сигары продолжал сыпаться на роскошный ковер.
— Да-да, повторяй почаще, в твоем возрасте пора тренировать память, — огрызнулся Дес.
Оба знали болевые точки друг друга и безжалостно палили в них. Слова сына так задели Гленна, что он перестал сдерживаться и разразился криками:
— Ты все делаешь назло! Я заработал на твое имя, а ты его предал! Я воспитывал тебя как единственного наследника, чтобы передать дело, а ты растоптал и это!
— Так отдай все одному из своих незаконнорожденных. Уверен, в Пьер-э-Метале найдется несколько наследничков. А если проехаться по ближайшим городам, то насобираешь целую бригаду!
Эти слова стали искрой, пробудившей пламя. Гленн наотмашь ударил сына по лицу. Перстень на мизинце рассек ему губу, но Дес даже не дернулся.
— Кажется, нам пора, — подытожил он. Выступившая из царапины кровь казалась слишком темной на его бледном лице.
Гленн-старший стоял, потирая руку. По нему нельзя было прочесть, что он чувствует: то ли удовлетворенный гнев, то ли неловкое сожаление. Однако все трое были так поражены разразившимся скандалом, что даже не попрощались.
— Надеюсь на вашу благодарность, Флориана, — крикнул хозяин дома вслед.
Притворившись, что не услышала этого, она поспешила за Десом. Мажордом, услужливо открывший перед ними дверь, выглядел как очередная насмешка.
— Всего доброго, господин, — пробормотал он, выбрав обезличенное обращение. Наверняка прислуга в доме знала о конфликте между отцом, пекущимся о статусном имени, и сыном, что пренебрег своим сомнительным наследием.
Они спустились во двор по длинной лестнице, миновали бронзовые ворота с витыми прутьями, а потом еще долго тащились по улице к автомобилю, который Дес оставил вдалеке от родительного дома. Зная снобизм отца, ему стоило проделать то же самое и со своими ботинками — добротными, грубо прошитыми, слегка истертыми на мысках из-за привычки Деса пинать все, что попадается под ноги. Он и сейчас не пропустил ни одного встречного предмета. Мелкие камни приземлялись со стуком, жестяные банки грохотали по мощеной дороге, а пустые папиросные коробки катились с глухим звуком — это заполняло напряженную тишину между ними.
Наконец они добрались до автомобиля, и его потрепанный пыльный салон показался самым надежным убежищем. Флори выдохнула и достала из кармана платок, чтобы вытереть кровь с лица Деса. Он резко отстранился от ее руки и нахмурился:
— Не нужно меня жалеть.
— Тогда смой кровь сам. Меня мутит от одного вида. — Флори бросила платок ему на колени и демонстративно отвернулась.
Они ехали в напряженном безмолвии, пока Дес не затормозил на обочине. Облако пыли взметнулось из-под колес и тут же проникло в открытые окна. Флори закашлялась, и пришлось выбираться из машины, чтобы подышать свежим воздухом. Они не проехали и середины пути, остановившись возле бульвара. Крохотная булочная на углу манила распахнутыми окнами, украшенными гирляндами из печенья в форме рыбок. Дурманящий запах сдобы витал в воздухе и дразнил пустой желудок.
Спустя пару минут они уже сидели за уличным столиком, поглощая рогалики с шоколадно-ореховой пастой. Рядом остывал кофе с двумя сахарными кусочками в форме рыбок, выброшенными на берег блюдца.
— Любимая булочная мамы, — торжественно объявил Дес, будто представляя друга при знакомстве. — Мы видимся здесь по выходным.
Флори с улыбкой отметила, что это хорошая традиция.
— Ну, если не учитывать, что это единственное место наших встреч.
— Не буду спрашивать, почему ты не приходишь в родительский дом.
Дес промолчал, притворившись, что увлечен важным делом. Он придвинул чашку к себе, наклонился, окунул кончик языка в кофе и, заключив, что еще слишком горячо, решил не рисковать. За это время в его голове созрел целый рассказ.