Без воды
Часть 23 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Как вы чудесно об этом рассказали, Джози! – Док с горячностью потряс ей руку. – У вас душа поэта.
– Чем зря болтать и понапрасну тратить драгоценное время доктора, – сказала Нора, – ты бы, Джози, лучше показала ему непонятную сыпь, что у тебя на шее высыпала.
А Док, воспользовавшись тем, что Джози испуганно примолкла и даже рот ладонью прикрыла, вновь обратился к бабушке:
– Это правда, миссис Харриет? Вы действительно пытались вырваться из тюрьмы? – Щеки старушки горестно обвисли. Альменара внимательно осмотрел ее, осторожными легкими нажимами обследуя суставы – сперва на одной руке сверху вниз, потом на другой. Затем он постарался вызвать ее улыбку и получил возможность взглянуть на стертые пеньки зубов; незаметным движением приподняв ей губы, он создал полную иллюзию того, что она сделала это самостоятельно. Пока с ней не случился удар, бабушка вела себя с доктором весьма настороженно и всегда хитро уворачивалась от любых прикосновений. Казалось, ее достоинство пострадает, если она выдаст свою неприязнь к нему, а заодно и ко всем остальным мексиканцам. А сейчас лишь ее душа сражалась с ним из последних сил. Это было видно и по ее глазам, и по каждому дюйму ее омертвевшего тела. Он все понимал, разумеется – наверняка, как догадывалась Нора, он не раз сталкивался с подобным отношением со стороны переселенцев, впервые оказавшихся на территории, ранее принадлежавшей Мексике. И чем яростней пациенты Дока ему сопротивлялись, тем более сосредоточенным он становился, стараясь ни в коем случае не позволить им отвлечь его от его дела. Сейчас, стоя с ним рядом, Нора испытывала одновременно и смущение, и некое хищное удовлетворение от того, что старуха явно не в состоянии скрыть свои подлинные чувства.
Наконец Док повернулся к Норе:
– А вы-то как, миссис Ларк?
А она всего лишь страшно хотела пить. Трое мальчишек, никчемная девчонка, увечная старуха – им, конечно, вода была необходима в первую очередь. Вчера она легла спать, умирая от жажды, и сегодня утром проснулась, тоже умирая от жажды; за день горло ее так пересохло, что ей больно было говорить; а смягчить воспаленное горло удалось лишь глотком виски да чашкой горького кофе, так что стало еще хуже. Она уж и вспомнить не могла, когда в последний раз имела возможность пить воду большими глотками. Но Доку она сказала:
– У меня все хорошо, только голова немного болит.
Он пощупал ей лоб.
– Может быть, вы слишком долго пробыли на солнце?
– Да, возможно.
– Нора, – лукаво спросил вдруг он, словно желая ее поддразнить, – признайтесь: вы, случайно, тайком не пьянствуете, нет?
* * *
Они продолжили беседу за маленьким столиком в гостиной. Через окно Нора могла наблюдать за маневрами Тоби и Джози, которые в данный момент во дворе строили склеп для мумифицировавшегося трупика птички. Ей нечем было угостить гостя, кроме куска кукурузной лепешки, и он неловко пристроил тарелку себе на колени с видом человека, который готов принять и такие страдания, если нужно, но ни на секунду раньше, чем это будет абсолютно необходимо.
– Хоть я и рада повидать вас, Гектор, но должна признаться: мы вас к себе в последнее время не приглашали, потому что совершенно выбиты из колеи и в долгу, как в шелку.
Он остановил ее, подняв руку:
– Нора, если б я лечил только тех, кто в состоянии оплачивать каждый мой визит, то мертвых у нас в городе было бы во много раз больше, чем живых.
– Что ж, если верить Джози, их уже и так больше.
Альменара рассмеялся, продемонстрировав все свои зубы, и вытащил потрепанную записную книжку.
– Когда, как вы думаете, вы снова будете платежеспособны? – спросил он. – Десятого? Одиннадцатого?
– Да.
– Я дам вам отсрочку до восемьдесят пятого. – И он начертал что-то в воздухе невидимой ручкой, словно делая пометку в книжке. – Но если и тогда вы не погасите свою задолженность, миссис Ларк, то пеняйте на себя.
– Гектор…
Она не сумела скрыть, что тронута его шуткой, и голос ее дрогнул, за что Док тут же вознаградил ее пожатием руки и с хрустом вгрызся в принесенное угощение, рассыпая похвалы ее кулинарным талантам. Нора его не останавливала, прекрасно зная, что жена Дока, Амада Риос Боррего де Альменара, стоит ей засучить рукава и дать наставления девушкам-служанкам, способна в любой момент подтвердить свою славу лучшей поварихи на всей Территории Аризона. Люди, которых накормили и напоили в ее доме, ели в других местах только для того, чтобы лишний раз себе напомнить: нужно быть благодарным судьбе за то, что после ее великолепного угощения они сумели встать и до дома добраться.
– Мне почему-то кажется, доктор, что вы здесь не только для того, чтобы простить нам наши долги, – помолчав, сказала Нора.
– Нет, конечно. – Он говорил невнятно, и она догадалась, что сухая лепешка прилипла к нёбу. – Я попросил Эммета о встрече, и он пригласил меня приехать.
– Вот как?
Норе казалось, что она все-таки сумела сделать свою улыбку хоть чуточку шире, но, увы, это ей не удалось. Альменара внимательно наблюдал за ней.
– Ага, – сказал он, – значит, он вас не предупредил. Ну, это ничего, я только рад побыть в вашем обществе, пока он занят.
– А вы… именно сегодня договаривались встретиться?
– Да, мы еще на прошлой неделе об этом условились. – Судя по выражению лица Дока, он с трудом сдерживал раздражение и очень старался не озираться вокруг. – Но, боюсь, Эммет о нашей договоренности просто забыл.
– Не думаю, Док, что он мог об этом забыть. По-моему, забывчивостью он не страдает. Однако нам с вами, видимо, придется какое-то время подождать его возвращения.
– Значит, его и дома нет?
– Он застрял где-то в Кумберленде, пытаясь пополнить наши запасы воды, – сказала Нора. – Вы знаете Пола Григгза?
– Весьма поверхностно.
– Вот он как раз и снабжал нас водой в последние два года. Да только тоже куда-то пропал.
– Боже мой. – Губы его слегка дрогнули – то ли от досады, то ли от огорчения.
– Эммет считает, что либо из-за засухи у них сложности с поставкой воды, либо Пол попросту собирается выжать нас досуха, ведь после отъезда Флоресов ему только один наш участок приходится водой снабжать.
– Вот ведь ублюдок! – Альменара сердито выбил трубку о собственное бедро. – Простите меня, Нора. А вы знаете, какие люди занимаются доставкой воды? Это самая мерзкая и жалкая категория воров, которые знают, на каких участках у людей пересохли колодцы, и мошенническим образом заставляют их покупать то, что должно было бы поставляться бесплатно. И при этом они считаются всего лишь обыкновенными работниками доставки. Надеюсь, Эммет даст ему хорошего пинка. – Док с укором уставился на Нору: – Но почему же, Нора… почему было не прийти ко мне?
– Вы точно так же измучены засухой, как и все остальные.
– Даже если и так. Вы, не колеблясь, должны были просто попросить. Когда вы ожидаете его возвращения?
– Теперь в любой момент, – сказала она. И вдруг призналась, хотя причина этого признания была не совсем ясна даже ей самой, ибо она пребывала в состоянии какого-то мучительного, подвешенного ожидания: – Но, если честно, он еще два дня назад должен был вернуться.
Она легко могла себе представить, каких усилий стоит немолодому Альменаре держаться все так же ровно и спокойно после того, как ее слова ударили ему прямо в солнечное сплетение.
– Значит, он задержался уже на целых два дня?
– На три, по правде говоря. Если считать, что он выехал с утра в понедельник.
– И вы от него ни словечка не получили?
– Нет.
– Нет?
– Но в этом нет ничего необычного.
Док как-то сразу вдруг взъерошился, точно вспугнутый филин. У него даже остатки волос встали дыбом.
– Да, конечно, конечно. Он вполне мог столкнуться с какими-то непредвиденными задержками. Мог задержаться, ожидая выдачи воды. Или его что-то на обратном пути задержало.
– И еще надо учесть, что в моменты сильного волнения мы не очень-то на время внимание обращаем.
– Это верно.
– Хотя до меня, например, не доходило никаких слухов насчет того, что на дороге в Кумберленд неспокойно.
– Неспокойно? Ну что вы. – Док снова сел. – Неспокойно в Пало Верде.
– А что там случилось?
– Разве вы не слышали о Мартине Крусадо?
Нора не слышала, и Док наконец не выдержал:
– За едой о таких вещах не говорят.
Она поспешно принесла два стакана, и Док налил в каждый понемногу из своей фляжки. Однако Нора пить не спешила и опустила свой стакан на колени, подальше от ноздрей. А Док решительно выпил и сказал:
– На прошлой неделе Мартин послал ребятишек за стадом присмотреть. Собственно, это были сыновья его двоюродного брата. И вот они дня три или даже четыре не возвращались. Слишком долго, и Мартина замучили дурные предчувствия. Вы же знаете, какой он. – Нора молча кивнула (она впервые слышала об этом человеке). – И он, послушавшись собственных предчувствий, сел на коня и поехал искать мальчишек. Все склоны облазил, но никаких следов ни людей, ни овец так и не обнаружил. Тогда он привел с собой одного следопыта, команчеро, который сам себя называет Ричардом Найтом. Тот тоже стал искать следы, а потом сказал, что следы все перепутаны – овцы туда-сюда ходили и все затоптали. В конце концов, конечно, птицы-трупоеды им дорогу указали. Привели их к обрыву, и там, на дне каньона, было все стадо Мартина, разбившееся насмерть. – Док позволил себе слегка вздрогнуть. – Только этот Ричард Найт уверенно сказал, что в них стреляли с вершины столовой горы, а потом овцы сами в страхе стали бросаться вниз – знаете, как буйволы иной раз прыгают…
– Боже мой! Неужели никто не выжил? Хотя бы для того, чтобы рассказать об этом?
– Когда Мартин туда добрался, уже никого в живых не осталось. Один из парнишек, правда, сумел выбраться из-под своей убитой лошади. Но далеко не ушел. – Док указал Норе на фляжку, но она только головой покачала. – Этих мальчишек привезли в амбулаторию для бедняков в Пало Верде после того, как они четыре дня пролежали на такой жаре. Вам, Нора, когда-нибудь доводилось видеть приготовленную моей женой жареную утку? – Он выразительно поднял брови и помолчал немного, позволяя своей собеседнице осмыслить сравнение, хотя Нора и не была уверена, что именно она должна себе представить: то ли коричневую поджаристую кожу утки, то ли то, как она блестит от жира. – Бедный Мартин, – продолжал между тем Док. – Воя, как зверь, он вернулся в город. Сказал, что сверху это выглядело так, словно кто-то мокрыми от крови руками вывернул из подушки пух и перья.
– Бедный Мартин!
– Что ж, я рад, что мой рассказ столь глубоко вас тронул, надеюсь, вы проявите милосердие, – сказал Док и вдруг вытащил из кармана какой-то сверток. Разворачивал он его мучительно долго и в итоге извлек самый обыкновенный саманный кирпич, который положил на стол между ними так бережно, словно это был слиток золота. – Вот этим кирпичом он и разбил вчера ночью окно в редакции «Стража Амарго». Он очень сожалеет о своем поступке и просит его простить.
Этот «снаряд» удивил Нору. Она совсем иначе его себе представляла: ей казалось, что это должен был быть довольно большой и тяжелый камень, подобранный где-то на дороге и тем самым выдающий импульсивность решения. Она прямо-таки видела перед собой неясную фигуру человека, в гневе поднявшего с земли этот камень и швырнувшего его в окно. А кирпич… кирпич – это нечто совсем иное. В нем уже таились коварство и тайная угроза. Ведь кирпич нужно было заранее найти. И специально захватить с собой, направляясь к типографии. Так что это, безусловно, было продуманное действие.
– Хорошо еще, что никто не пострадал.
– Да, это хорошо. – Док поерзал на стуле. – Но совсем неудивительно: ведь в типографии уже несколько дней никого не было.
– Но почему все-таки он так поступил?
Док вскинул руки вверх, как бы сдаваясь:
– О, каких только поступков люди не совершают, потом искренне в них раскаиваясь! Виновато, конечно, виски. – И он, словно вдруг вспомнив, прибавил: – И, разумеется, душевная травма и неуверенность.
– Душевная травма и неуверенность?
– Мне кажется, Мартин явился в редакцию «Стража» в первую очередь потому, что жаждал получить объяснения насчет той сдержанности, которую проявила газета относительно положения с выборами.
Нора почувствовала, как жар бросился ей в лицо.
– Чем зря болтать и понапрасну тратить драгоценное время доктора, – сказала Нора, – ты бы, Джози, лучше показала ему непонятную сыпь, что у тебя на шее высыпала.
А Док, воспользовавшись тем, что Джози испуганно примолкла и даже рот ладонью прикрыла, вновь обратился к бабушке:
– Это правда, миссис Харриет? Вы действительно пытались вырваться из тюрьмы? – Щеки старушки горестно обвисли. Альменара внимательно осмотрел ее, осторожными легкими нажимами обследуя суставы – сперва на одной руке сверху вниз, потом на другой. Затем он постарался вызвать ее улыбку и получил возможность взглянуть на стертые пеньки зубов; незаметным движением приподняв ей губы, он создал полную иллюзию того, что она сделала это самостоятельно. Пока с ней не случился удар, бабушка вела себя с доктором весьма настороженно и всегда хитро уворачивалась от любых прикосновений. Казалось, ее достоинство пострадает, если она выдаст свою неприязнь к нему, а заодно и ко всем остальным мексиканцам. А сейчас лишь ее душа сражалась с ним из последних сил. Это было видно и по ее глазам, и по каждому дюйму ее омертвевшего тела. Он все понимал, разумеется – наверняка, как догадывалась Нора, он не раз сталкивался с подобным отношением со стороны переселенцев, впервые оказавшихся на территории, ранее принадлежавшей Мексике. И чем яростней пациенты Дока ему сопротивлялись, тем более сосредоточенным он становился, стараясь ни в коем случае не позволить им отвлечь его от его дела. Сейчас, стоя с ним рядом, Нора испытывала одновременно и смущение, и некое хищное удовлетворение от того, что старуха явно не в состоянии скрыть свои подлинные чувства.
Наконец Док повернулся к Норе:
– А вы-то как, миссис Ларк?
А она всего лишь страшно хотела пить. Трое мальчишек, никчемная девчонка, увечная старуха – им, конечно, вода была необходима в первую очередь. Вчера она легла спать, умирая от жажды, и сегодня утром проснулась, тоже умирая от жажды; за день горло ее так пересохло, что ей больно было говорить; а смягчить воспаленное горло удалось лишь глотком виски да чашкой горького кофе, так что стало еще хуже. Она уж и вспомнить не могла, когда в последний раз имела возможность пить воду большими глотками. Но Доку она сказала:
– У меня все хорошо, только голова немного болит.
Он пощупал ей лоб.
– Может быть, вы слишком долго пробыли на солнце?
– Да, возможно.
– Нора, – лукаво спросил вдруг он, словно желая ее поддразнить, – признайтесь: вы, случайно, тайком не пьянствуете, нет?
* * *
Они продолжили беседу за маленьким столиком в гостиной. Через окно Нора могла наблюдать за маневрами Тоби и Джози, которые в данный момент во дворе строили склеп для мумифицировавшегося трупика птички. Ей нечем было угостить гостя, кроме куска кукурузной лепешки, и он неловко пристроил тарелку себе на колени с видом человека, который готов принять и такие страдания, если нужно, но ни на секунду раньше, чем это будет абсолютно необходимо.
– Хоть я и рада повидать вас, Гектор, но должна признаться: мы вас к себе в последнее время не приглашали, потому что совершенно выбиты из колеи и в долгу, как в шелку.
Он остановил ее, подняв руку:
– Нора, если б я лечил только тех, кто в состоянии оплачивать каждый мой визит, то мертвых у нас в городе было бы во много раз больше, чем живых.
– Что ж, если верить Джози, их уже и так больше.
Альменара рассмеялся, продемонстрировав все свои зубы, и вытащил потрепанную записную книжку.
– Когда, как вы думаете, вы снова будете платежеспособны? – спросил он. – Десятого? Одиннадцатого?
– Да.
– Я дам вам отсрочку до восемьдесят пятого. – И он начертал что-то в воздухе невидимой ручкой, словно делая пометку в книжке. – Но если и тогда вы не погасите свою задолженность, миссис Ларк, то пеняйте на себя.
– Гектор…
Она не сумела скрыть, что тронута его шуткой, и голос ее дрогнул, за что Док тут же вознаградил ее пожатием руки и с хрустом вгрызся в принесенное угощение, рассыпая похвалы ее кулинарным талантам. Нора его не останавливала, прекрасно зная, что жена Дока, Амада Риос Боррего де Альменара, стоит ей засучить рукава и дать наставления девушкам-служанкам, способна в любой момент подтвердить свою славу лучшей поварихи на всей Территории Аризона. Люди, которых накормили и напоили в ее доме, ели в других местах только для того, чтобы лишний раз себе напомнить: нужно быть благодарным судьбе за то, что после ее великолепного угощения они сумели встать и до дома добраться.
– Мне почему-то кажется, доктор, что вы здесь не только для того, чтобы простить нам наши долги, – помолчав, сказала Нора.
– Нет, конечно. – Он говорил невнятно, и она догадалась, что сухая лепешка прилипла к нёбу. – Я попросил Эммета о встрече, и он пригласил меня приехать.
– Вот как?
Норе казалось, что она все-таки сумела сделать свою улыбку хоть чуточку шире, но, увы, это ей не удалось. Альменара внимательно наблюдал за ней.
– Ага, – сказал он, – значит, он вас не предупредил. Ну, это ничего, я только рад побыть в вашем обществе, пока он занят.
– А вы… именно сегодня договаривались встретиться?
– Да, мы еще на прошлой неделе об этом условились. – Судя по выражению лица Дока, он с трудом сдерживал раздражение и очень старался не озираться вокруг. – Но, боюсь, Эммет о нашей договоренности просто забыл.
– Не думаю, Док, что он мог об этом забыть. По-моему, забывчивостью он не страдает. Однако нам с вами, видимо, придется какое-то время подождать его возвращения.
– Значит, его и дома нет?
– Он застрял где-то в Кумберленде, пытаясь пополнить наши запасы воды, – сказала Нора. – Вы знаете Пола Григгза?
– Весьма поверхностно.
– Вот он как раз и снабжал нас водой в последние два года. Да только тоже куда-то пропал.
– Боже мой. – Губы его слегка дрогнули – то ли от досады, то ли от огорчения.
– Эммет считает, что либо из-за засухи у них сложности с поставкой воды, либо Пол попросту собирается выжать нас досуха, ведь после отъезда Флоресов ему только один наш участок приходится водой снабжать.
– Вот ведь ублюдок! – Альменара сердито выбил трубку о собственное бедро. – Простите меня, Нора. А вы знаете, какие люди занимаются доставкой воды? Это самая мерзкая и жалкая категория воров, которые знают, на каких участках у людей пересохли колодцы, и мошенническим образом заставляют их покупать то, что должно было бы поставляться бесплатно. И при этом они считаются всего лишь обыкновенными работниками доставки. Надеюсь, Эммет даст ему хорошего пинка. – Док с укором уставился на Нору: – Но почему же, Нора… почему было не прийти ко мне?
– Вы точно так же измучены засухой, как и все остальные.
– Даже если и так. Вы, не колеблясь, должны были просто попросить. Когда вы ожидаете его возвращения?
– Теперь в любой момент, – сказала она. И вдруг призналась, хотя причина этого признания была не совсем ясна даже ей самой, ибо она пребывала в состоянии какого-то мучительного, подвешенного ожидания: – Но, если честно, он еще два дня назад должен был вернуться.
Она легко могла себе представить, каких усилий стоит немолодому Альменаре держаться все так же ровно и спокойно после того, как ее слова ударили ему прямо в солнечное сплетение.
– Значит, он задержался уже на целых два дня?
– На три, по правде говоря. Если считать, что он выехал с утра в понедельник.
– И вы от него ни словечка не получили?
– Нет.
– Нет?
– Но в этом нет ничего необычного.
Док как-то сразу вдруг взъерошился, точно вспугнутый филин. У него даже остатки волос встали дыбом.
– Да, конечно, конечно. Он вполне мог столкнуться с какими-то непредвиденными задержками. Мог задержаться, ожидая выдачи воды. Или его что-то на обратном пути задержало.
– И еще надо учесть, что в моменты сильного волнения мы не очень-то на время внимание обращаем.
– Это верно.
– Хотя до меня, например, не доходило никаких слухов насчет того, что на дороге в Кумберленд неспокойно.
– Неспокойно? Ну что вы. – Док снова сел. – Неспокойно в Пало Верде.
– А что там случилось?
– Разве вы не слышали о Мартине Крусадо?
Нора не слышала, и Док наконец не выдержал:
– За едой о таких вещах не говорят.
Она поспешно принесла два стакана, и Док налил в каждый понемногу из своей фляжки. Однако Нора пить не спешила и опустила свой стакан на колени, подальше от ноздрей. А Док решительно выпил и сказал:
– На прошлой неделе Мартин послал ребятишек за стадом присмотреть. Собственно, это были сыновья его двоюродного брата. И вот они дня три или даже четыре не возвращались. Слишком долго, и Мартина замучили дурные предчувствия. Вы же знаете, какой он. – Нора молча кивнула (она впервые слышала об этом человеке). – И он, послушавшись собственных предчувствий, сел на коня и поехал искать мальчишек. Все склоны облазил, но никаких следов ни людей, ни овец так и не обнаружил. Тогда он привел с собой одного следопыта, команчеро, который сам себя называет Ричардом Найтом. Тот тоже стал искать следы, а потом сказал, что следы все перепутаны – овцы туда-сюда ходили и все затоптали. В конце концов, конечно, птицы-трупоеды им дорогу указали. Привели их к обрыву, и там, на дне каньона, было все стадо Мартина, разбившееся насмерть. – Док позволил себе слегка вздрогнуть. – Только этот Ричард Найт уверенно сказал, что в них стреляли с вершины столовой горы, а потом овцы сами в страхе стали бросаться вниз – знаете, как буйволы иной раз прыгают…
– Боже мой! Неужели никто не выжил? Хотя бы для того, чтобы рассказать об этом?
– Когда Мартин туда добрался, уже никого в живых не осталось. Один из парнишек, правда, сумел выбраться из-под своей убитой лошади. Но далеко не ушел. – Док указал Норе на фляжку, но она только головой покачала. – Этих мальчишек привезли в амбулаторию для бедняков в Пало Верде после того, как они четыре дня пролежали на такой жаре. Вам, Нора, когда-нибудь доводилось видеть приготовленную моей женой жареную утку? – Он выразительно поднял брови и помолчал немного, позволяя своей собеседнице осмыслить сравнение, хотя Нора и не была уверена, что именно она должна себе представить: то ли коричневую поджаристую кожу утки, то ли то, как она блестит от жира. – Бедный Мартин, – продолжал между тем Док. – Воя, как зверь, он вернулся в город. Сказал, что сверху это выглядело так, словно кто-то мокрыми от крови руками вывернул из подушки пух и перья.
– Бедный Мартин!
– Что ж, я рад, что мой рассказ столь глубоко вас тронул, надеюсь, вы проявите милосердие, – сказал Док и вдруг вытащил из кармана какой-то сверток. Разворачивал он его мучительно долго и в итоге извлек самый обыкновенный саманный кирпич, который положил на стол между ними так бережно, словно это был слиток золота. – Вот этим кирпичом он и разбил вчера ночью окно в редакции «Стража Амарго». Он очень сожалеет о своем поступке и просит его простить.
Этот «снаряд» удивил Нору. Она совсем иначе его себе представляла: ей казалось, что это должен был быть довольно большой и тяжелый камень, подобранный где-то на дороге и тем самым выдающий импульсивность решения. Она прямо-таки видела перед собой неясную фигуру человека, в гневе поднявшего с земли этот камень и швырнувшего его в окно. А кирпич… кирпич – это нечто совсем иное. В нем уже таились коварство и тайная угроза. Ведь кирпич нужно было заранее найти. И специально захватить с собой, направляясь к типографии. Так что это, безусловно, было продуманное действие.
– Хорошо еще, что никто не пострадал.
– Да, это хорошо. – Док поерзал на стуле. – Но совсем неудивительно: ведь в типографии уже несколько дней никого не было.
– Но почему все-таки он так поступил?
Док вскинул руки вверх, как бы сдаваясь:
– О, каких только поступков люди не совершают, потом искренне в них раскаиваясь! Виновато, конечно, виски. – И он, словно вдруг вспомнив, прибавил: – И, разумеется, душевная травма и неуверенность.
– Душевная травма и неуверенность?
– Мне кажется, Мартин явился в редакцию «Стража» в первую очередь потому, что жаждал получить объяснения насчет той сдержанности, которую проявила газета относительно положения с выборами.
Нора почувствовала, как жар бросился ей в лицо.