Без права на ошибку

Добрынин покачал головой:

– Наверняка Данька перед уходом сказал тебе про Паука. Он там, на третьем уровне. И я хочу придушить его своими руками.

– Того же результата ты достигнешь, если завалишь Убежище ему на голову, – пожал плечами Олег Валентинович. – Серега, подумай сам. Это куда страшнее! Замурован заживо! – Фунтикова передернуло. – Без надежды на помощь, понимая, что осталось совсем немного – и с каждым мгновением твоего времени все меньше и меньше…

Добрынин молчал. Думал.

– Ну? – подождав немного, переспросил Валентиныч. – Что решаем?..

– А знаешь… наверно ты прав… – помедлив, ответил Данил. – Это и впрямь куда страшнее…

– Ну вот, а я что говорю! – обрадовался Фунтиков. – И время сэкономим и людей сбережем!

– Но кое-что я все же попробую…

На заваленном битым кирпичом и трупами пятачке у лестницы второго уровня продолжали дежурить люди – блокировали путь вниз, на третий. Добрынин, спустившись до середины пролета, подобрал кусок кирпича – и, привлекая внимание, отправил его вниз. Заполошно стеганула очередь, но тут же оборвалась. Однако внимания, надо понимать, он добился.

– Э! Там, внизу! Слышно меня?

– Что надо? – приглушенно раздался после небольшой паузы ответ.

– С кем говорю?

– Майор Ким, личная охрана Верховного Главнокомандующего.

– О, майор! – обрадовался Добрынин. С этим же человеком он разговаривал в своей петле перед тем, как бригада начала штурм привокзальной площади. Может быть и здесь с ним же говорил Данька?.. – Жив что ли, жопа надменная?..

– Вашими молитвами… – послышалось снизу.

– Короче, дело такое. Сами понимаете – вам конец. Воевать дальше смысла нет – склады мы отбили, людей терять больше не будем. Погрузим барахло за пару суток и уйдем. Но перед этим все тут нахер позаминируем – и рванем! Как считаешь, сколько вы сможете просидеть, без воздуха-то? Если не завалит…

– Что предлагаешь? – после короткой паузы спросил майор.

– Как видишь, обстоятельства немного изменились. Поэтому мое предложение – тоже. Вы оставляете Верховного – и на выход. Оружие сдаете. Мы разрешаем вам взять самый минимум воды и провианта. Идите куда хотите.

Снизу молчали.

– Часа не дам. Пять минут на обдумывание, время пошло.

Уселся на ступени, собираясь выждать установленное время – и тут снизу раздался тяжелый властный голос:

– Нам не надо пяти минут. Мы согласны. Я выхожу.

Добрынина разом пробил пот. Паук?! Неужели – всё? Неужели – финал всей этой истории?! Неужели он прямо сейчас собственными руками задавит эту тварь?!

На лестнице послышались грузные шаги, из-за края верхней площадки показался лысый затылок. Человек поднимался, шагая по ступеням – а Данил все ждал и ждал, считая мгновения… Вот сейчас… сейчас… Человек одолел последнюю ступеньку, выходя на промежуточную площадку, повернулся, разводя руки в стороны… и Добрынин, одним движением вытащив «Пернач», выстрелил ему в голову.

– Хорошая попытка, майор. Только это не Тарантул. Давай сюда настоящего! Еще пять минут тебе, но это – последние.

– Ты только что убил Верховного! – заорал снизу Ким. – Что тебе еще надо, ублюдок?!

Добрынин мгновенно озверел. А ведь могли бы и обмануть, суки! И что тогда? Снова гонка по кругу? Вся ирония была в том, что с самого своего рождения и до штурма Убежища в своей петле он так и не знал, как выглядит его враг. Его изгнали до рождения Данила, и фотографий Паутикова в Убежище не было. Да и откуда б им взяться? И только после штурма он наконец увидел его – портрет на стене в бывшем кабинете Полковника, который облюбовал и Тарантул. Сам Верховный, похоже, именно на это и надеялся.

– Я знаю, как он выглядит! Плешивая морда в радиационных ожогах! Повторяю, майор – пять минут!

Внизу вдруг послышалась возня, пыхтение, удар чего-то грузного о бетон пола, словно мешок уронили, – и тишину разорвал треск одиночного выстрела. Добрынин вскинул ствол, удерживая под прицелом нижний лестничный пролет, но продолжения не последовало. Кажется, только что произошла смена власти.

– Э, мужик… – подтверждая его догадку, послышался снизу осторожный голос. – Я заместитель командира Третьей Ударной, капитан Южаков. Ким был последним из личной охраны. Теперь лежит с дырой в башке. Мы готовы выдать Тарантула.

– Так давай!!! – теряя терпение, заорал Добрынин. Сколько можно возиться?!

– Свободу гарантируешь?

– А то как же, – пробормотал Данил – а вслух сказал: – Сюда его! И сами по одному, оружие на площадку, руки выше башки.

– Лады, – ответили снизу.

Первым появился здоровенный квадратный Южаков – габаритами, может, чуть меньше Шрека. Придерживая своими лапищами человека с одетым на голову мешком, он медленно, без резких движений, поднялся по лестнице и встал тремя ступенями ниже. Чуть подтолкнул своего подопечного и, подняв руки вверх, отступил на несколько шагов. Добрынин осторожно протянул руку, ощупал мешок, голову и ворот на предмет посторонних вложений – и, прихватив ткань на макушке, стянул его с головы.

Это был Тарантул.

И тогда Добрынин просто потерял самообладание. Зарычав от бешенства, он ухватил своего самого главного врага за воротник комбеза спереди, рванул, роняя на пол – и словно щенка потащил по пролету вверх. Паутиков барахтался, пытаясь подняться, но Данил каждый раз пресекал его попытки, встряхивая так, что у того моталась голова и лязгали зубы. Протащив по всей лестнице мимо вытаращивших глаза бойцов, он выволок его на первый уровень и словно мешок поволок дальше, в самый конец, туда, где когда-то давным-давно, в начале времен, около продовольственного склада был жилой отсек Паучьей банды. С него все началось – им и закончится. Так, как и должно было закончиться еще двадцать лет назад.


Паук, вцепившись в боевую рукавицу и скользя задницей по бетону пола, пытался бороться – но Добрынин эти попытки даже не чувствовал. Подтащив его к отсеку, он рванул штурвал, открывая гермодверь и, приподняв Паутикова за шкирку, зашвырнул внутрь. Верховный, пролетел по воздуху и шлепнулся в середину комнаты, раскорячившись словно большая жаба. Захлопнув с грохотом дверь, Добрынин осмотрелся по сторонам. Углядел неподалеку толстенную трубу, подобрал, упер под штурвал так, чтоб изнутри открыть было невозможно. Пусть немного подождет. Совсем немного… Сначала нужно было разобраться с пленными.

Перед тем, как вернуться назад, на второй уровень, Добрынин поднялся на поверхность. Машины давно уже были все здесь, на площади – Фунтиков позаботился перенести стоянку сразу же, как ее взяли под контроль. Найдя тыловика, стребовал у него веревку, большую бухту метров на двести. Понадобится.

Процесс разоружения уже начался. Люди Братства выходили по одному, складывая оружие на площадку между лестничными пролетами. Их принимали, ставили лицом к стене на пятачке у лестницы – и шеренга спин и затылков уже уходила в коридор. Проходя мимо, Добрынин насчитал сорок с небольшим человек, но снизу все продолжали и продолжали подниматься.

– Что с ними делать? – спросил Фунтиков. Он стоял тут же, внимательно следя за процессом. В мечущихся лучах фонарей борода его отсвечивала инеем. – Надо воды подготовить, рационы питания… Оружие им как, планируешь дать? Без пары стволов их до конца дня в клочья порвут…

– Ничего не нужно, – остановил его Добрынин.

Олег Валентинович внимательно поглядел ему в лицо – и в глазах его постепенно проступило понимание…

– Где?

– Наверху. Стенка все еще стоит.

Фунтиков кивнул.

– Скажи ребятам, чтоб пулемет туда поставили. Вот этот самый, – ткнул Данил пальцем в КОРД, который виднелся сквозь дыру в комнатушке. – И ленту пусть подлиннее сочленят.

– Сам будешь?

– Кто же еще.

– Ну… может, оно так и правильнее. Не знаю. Тебе решать.

– Решил уже, – хмуро ответил Добрынин.

Еще двадцать минут и процесс закончился. Теперь вдоль стены стояло восемьдесят семь человек – все, что осталось. Здесь был не только боевой состав группировки, но и обслуживающий персонал, как мужики, так и женщины. И судя по ранениям, оружие в руках здесь действительно держали все.

– Вяжем их, – коротко бросил Данил и пошел вдоль шеренги, стравливая веревку из бухты. – По ногам, чтоб передвигаться могли только короткими шажками.

– Э! Ты чо? – послышалось откуда-то из середины. Добрынин поднял голову – Южаков. Отлип от стены, смотрит на него, на морде – форменное возмущение. – Ты чего делаешь, сволочь? Охерел?! Ты же свободу обещал!

Данил, игнорируя, продолжал разматывать. Добравшись до Южакова, остановился перед ним, связал петлю и опустился на колено.

– Ногу.

– Да пошел ты!..

Ухватив здоровяка за пустой подсумок на разгрузе, Добрынин мощно рванул вниз. Мужик рухнул, как подкошенный, упав на оба колена. Попытался всадить кулаком – не тут-то было. Второй рывок уложил его на лопатки. Не особо и торопясь, Добрынин взгромоздил на капитана свои полтора центнера и ухватил пятерней череп. Поднял голову – пленные, все как один, отвернувшись от стены, смотрели на него. Данил медленно обвел взглядом шеренгу, стараясь хотя бы на секунду задержать взгляд на каждом – и медленно начал сводить пальцы. Южаков вскрикнул, завозился, пытаясь сбросить глыбину – но вес был слишком велик. Добрынин продолжал давить. Захрустело. Взвизгнув как-то по-бабьи, здоровяк засучил ногами, выгибаясь в последнем, безуспешном усилии… и Данил сжал кулак. Череп лопнул, словно перезревший тугой арбуз. На пол плеснуло кровью и серой студенистой жижей, по шеренге прошел вздох – люди, не смея оторваться, во все глаза смотрели на дергающееся в агонии тело с остатками черепа, торчащим над телом, словно жуткая окровавленная корона.

– Такой ответ всем понятен? – поднявшись, стряхивая с ладони ошметки, куда-то в пространство спросил Добрынин.

Шеренга безмолвствовала.

– Вяжем и выводим, – повторил он – и, подавая пример, дернул к себе ближайшего. – Ногу.

На выходе его, ведущего колонну в одиночку, догнала Юка. Пристроилась рядом, намереваясь сопровождать наверх. Добрынин остановился, тормозя и людей.

– Не надо тебе туда, – глядя сквозь девушку, тихо сказал он. – Останься.

– Почему это?.. – возмутилась было она – однако, взглянув в глаза своего мужчины, осеклась. Ничего живого в них не оставалось.

– Не надо тебе туда, – устало повторил Данил. – Сделай, как прошу. Пожалуйста.

Юка, помолчав пару мгновений, развернулась и медленно пошла обратно. Добрынин проследил ее до угла коридора… Так будет правильнее. Не нужно ей этого видеть.

Перед выходом на поверхность надел шлем. Люди, бредущие в колонне, потянулись было за своими противогазами – однако Добрынин осек их окриком. Лишнее время терять. Побыстрее бы развязаться… Зачем мертвым противогазы?

Выведя длинную гусеницу наверх, осмотрелся. Расторопные бойцы уже притащили и пулемет, и пару коробов боезапаса. Длинная лента, торчащая из приемника, опускалась до земли и ныряла в один из них. Тускло отсвечивал свинец на остроносых болванках пуль. Вокруг было пусто – но Добрынин почему-то был уверен, что за ним сейчас наблюдает не одна пара глаз. Усмехнулся криво: кому-то иногда приходится делать грязную работу. Никто не хочет быть палачом. А если приходится?..

Он оглядел толпящихся людей и ткнул стволом винтореза в сторону стенки:

– Становись.

Кто-то всхлипнул, кто-то забормотал, послышался женский плач… Добрынин, деловито расставляя людей, не обратил на это ровно никакого внимания. Слишком долго жили за чужой счет. Слишком длинный шлейф за вами. Пора оплачивать.

Расставил, попятился назад, оценивая… Нормально, кучками стоят. Одна пуля на двоих-троих. Отошел к пулемету, лязгнул металлом, взводя затвор, ухватил за рукоять, прижимая приклад к плечу и поднимая ствол. Приговоренным преступникам, вроде бы, давали в прежние времена последнее слово… Но мы тут как-нибудь обойдемся. Да и что уже говорить?..

Сместив ствол влево, к краю, он выжал спусковую скобу. Пулемет застучал, словно швейная машинка, укладывая пули ровной частой строчкой. Толпа завизжала, завопила на разные голоса, в паническом ужасе позабыв о связывающей их веревке, люди метнулись в стороны, пытаясь уйти от полыхающего огнем черного зрачка. Свалка. Крики. Осколки камня, выбиваемые крупным калибром, секущие плоть острыми краями. Рикошеты. Перечеркнув толпу, Добрынин опустил ствол и пошел в обратном направлении, цепляя валяющиеся вповалку тела. Пули с чавканьем грызли их, взрывая мясо брызгами крови и костяного крошева. Пополз было в сторону мужик с оторванными ногами, оставляя на земле влажный темный след – Добрынин, прервавшись на секунду, тормознул его короткой очередью. Тело швырнуло в сторону, разорвав на две половины. Завопила какая-то баба, протягивая к нему руки… правая тотчас же улетела к стенке, срезанная тяжелой пулей. Полминуты – и от живых людей осталась лишь груда мяса, исходящая парком на прохладном воздухе.

Лента закончилась, вхолостую щелкнул боек. Добрынин, отпустив рукоять, попятился от пулемета. Забывшись, хотел было вытереть повлажневший лоб – наткнулся рукой на шлем. Не хватало воздуха, легкие горели, словно их жарили на сковороде. Судорожно вздохнул, еще раз и еще – отпустило: все это время за пулеметом он как-то забыл дышать. Пошел к телам – осмотреть уже и закончить это.

Живые были, и оказалось их еще достаточно. Они шевелились, хрипели, судорожно дергались, пытаясь выбраться из-под придавивших их тел, стонали разноголосо… Данил даже удивился как-то отстраненно – вроде бы и крупный калибр, а поди ж ты… Постоял с полминуты, оглядывая дело рук своих и решая, что же делать дальше – и, развернувшись, направился к ближайшему тягачу с цистерной.