Без права на ошибку

Возвращаясь назад с металлической бочкой на загривке, заметил, что из-под земли постепенно начинают появляться люди. Осмотрелся тревожно, пытаясь найти знакомую фигурку – Юки не было. Выдохнул с облегчением: рано, не закончил он еще с делами, пусть пока внизу сидит. Опустив бочку, выдрал пробку – и принялся лить черную маслянистую жижу соляры на плавающие в собственной крови тела.

– Слушай, Серега… Ну это уже слишком… Не по-человечески как-то…

Добрынин обернулся – рядом, наблюдая за ним, стоял Дедушка Витт. Да и вся ДШГ тут же неподалеку.

– А где ты здесь людей видишь? – спросил Добрынин, не останавливаясь.

– Нельзя же так воевать. Склады мы взяли, Братство задушили… Дострели просто и всего делов.

– Это уже не война. Это месть, – просто сказал Данил. Получилось самую малость высокопарно, но ему было плевать. – Когда ты у себя в Пензе спокойно жил и водочку попивал – нас эти твари в затылок расстреливали. Вот у этой самой стеночки. Если приглядеться, старые отметины еще видны. Так что или помоги, или не мешай. По-хорошему тебя прошу.

Виталий Анатольевич, покачав головой, отошел.

Опорожнив бочку и тщательно пролив всю кучу, Добрынин отбросил ее в сторону. Достал из подсумка фальшфейер, отвинтил колпачок, держа руку чуть на отлёте, дернул выпавшую наружу веревочку. Полыхнуло красным. И, размахнувшись, он отправил сигнальный факел прямо в лужу соляры, скопившейся между тел.

Температура горения магния, входящего в состав, более двух тысяч градусов. А температура воспламенения дизельного топлива около двухсот. И неправду говорят, что его нельзя поджечь. Еще как можно. Трудно – но можно. Но уж коль поджег, то потушить действительно тяжело. Костер сам поддерживает свою температуру, пожирая топливо. А топлива ему налито было с избытком.

Постояв немного у разгорающегося погребального костра и послушав, как из огня несется пронзительный захлебывающиеся визг, Данил развернулся и, тяжело ступая, пошел ко входу в Убежище.

Оставалось вернуть последний долг.

Дверь в отсек была в том же состоянии, как он ее и оставил. Отперев, Добрынин шагнул через порог – и, закрыв герму, повернул запоры, полностью отсекая комнату от внешнего мира. Встав у двери, он молча смотрел на сидящего у противоположной стены человека. Огонь, притухший было после расправы с пленными, разгорался в душе с новой силой. Он достиг своей цели. Паук в его власти. Умирать он будет медленно и мучительно. Хотелось драть кишки наружу, наматывая их сизые гроздья на руку, рвать ногти, пилить зубы напильником, давить до хруста череп, выламывать ребра одно за другим!.. Ничего, все это у них еще впереди! И никто не помешает!

– Ты знаешь, кто я такой? – еле сдерживая себя, спросил Добрынин. Прежде чем начинать, Паук должен был узнать, за что платит.

– Имею подозрения, – ответил Верховный. Он был спокоен и смотрел на возвышающуюся над ним черную глыбу с каким-то даже любопытством. – Местный?

Данил молчал.

– Местный, – сам себе ответил Паук. – Кто ж еще… Морду-то покажи. Погляжу напоследок…

– Двадцать лет назад тебя, тварь, выкинули из Убежища за все твои мерзости, – щелкнув замками шлема и снимая его с головы, с ненавистью проговорил Добрынин. – Ты заткнул воздуховоды. Наверх пошла команда ликвидаторов, которые смогли разобрать завал. Но ни один из них не выжил. Погибли все, мучительной смертью. Последним умер мой отец. Умерла и мать – но уже после моего рождения. Она тоже получила дозу, когда ухаживала за ним. Меня вырастил дед. Двадцать лет я ждал, двадцать лет работал, приближая этот момент… Ты понимаешь, что сейчас произойдет?

– Убивать будешь… – пожал плечами Паутиков.

Что-то было не так. Тарантул не метался по отсеку в ужасе, не бросался в ноги, моля о пощаде… не было в его взгляде той затравленности, что в мечтах рисовал себе Добрынин. Он сидел – абсолютно спокойный, какой-то даже уставший – и ждал.

– Не просто убивать, – раздельно, чтоб понял этот человек у стены, чтоб до него дошло наконец, сказал Добрынин. – Умирать ты будешь долго. Может быть, не один день…

Верховный покивал – равнодушно, так, будто принял уже свою участь, смирился с ней…

– Двадцать лет… подумать только… Ты проделал такой путь – и только ради мести?!.. Крепок мужик. Кремень. Ну давай, браток. Своих ты все равно уже не вернешь.

– Ты не понял что ли, тварь?! – заорал, срываясь, Добрынин. Спокойствие Паука взбесило его. Не того он ждал все эти годы. Враг должен был молить если не о пощаде, так хоть о быстрой смерти. – Все, сука! Конец! Нет тебя больше! Сдох как собака в страшных судорогах!.. – и осекся. Верховный все так же спокойно смотрел на него – и в глазах его плавала понимающая усмешка.

– Да ты не распинайся. Все я понимаю. Еще когда вы заперли нас здесь – я уже тогда понял. Промашка вышла. Конец. Аут. Не сдюжили. Слишком мало людей было под рукой. Отомстить хочется? Давай. Сопротивляться не буду – бесполезно. Начинай, чего ждешь. Мне теперь все равно. Ну, поору немного… обоссусь, может… За это извиняй, перетерпишь. За жизнь не держусь. Нет цели, понимаешь? Не в мои годы заново начинать. Я хотел создать новое государство – большое, сильное… Не вышло. После пуска «Периметра» жить мне уже не для чего.

Добрынин молчал – а откуда-то из глубины души начинала подниматься глухая безысходность. Да, он взял Паука, уничтожил Береговое Братство. Победил? Победил. Но… и не победил. Победа – это когда выполнены все поставленные цели. Он достиг всего, – а вот с местью не получалось. Нельзя по-настоящему отомстить человеку, которого ничего не держит на этом свете. Которому все равно. Он не боится смерти – наоборот, ждет ее. Как избавление. У него нет уже болевой точки, куда можно нажать так, чтобы взвыл, чтоб вспыхнуло пламя внутри, чтоб прочувствовал, что теряет…

– А ты молодец… – продолжал меж тем Тарантул. – Это ведь ты у Бекболата отметился? И в Ульяновске… И партизанская война в нашем регионе… Подполковник Злобунов? – он усмехнулся. – Слишком долго мы принимали тебя за северную группировку. Если б я знал, кто ты есть – я бы еще раньше людей сюда прислал. Убедил бы Османова… Не знал. Не смог понять. Грош цена мне, как офицеру штаба. И знаешь что? Сдается мне, ты об этом и не догадываешься… Я ведь забыл, понимаешь? Я полностью врос в Береговое Братство, стал его частью. Я отдал ему десять лет. Я работал, как проклятый, карабкаясь вверх по карьерной лестнице. Я стал Верховным Главнокомандующим мощнейшей группировки! Я вычеркнул вас из своей жизни! Зачем мне горстка неудачников, подыхающая в радиационном аду? Вы остались в моей прошлом!.. И знаешь мне кто напомнил? Ты.

Слова Верховного не сразу дошли до сознания – пару мгновений мозг еще цеплялся за спасительное незнание, не желая вникать в услышанное. Однако они были сказаны, и разорвались в голове ярчайшей вспышкой мегатонной атомной бомбы. Данил помертвел… Понимание того, что именно он совершил, обрушилось на него разом, страшной, неподъемной тяжестью. Слишком велико было его желание отомстить убийце своих родителей, уничтожить Братство и он не мог отказаться от этой возможности. Но где-то в глубине души – где-то глубоко-глубоко, так глубоко, что и сам не отдавал себе отчета – он все же понимал, что воздействие на прошлое не может не изменить будущее. И ведь было подтверждение этому! Было! Куропаты, будь они прокляты! Тот случай продемонстрировал это наглядно. А еще – Черный Караван! Уж куда яснее! Все это было предупреждением… Не внял. Не захотел увидеть. Жажда мести, желание свершить ее самому полностью заглушили голос разума. Именно он, Данил Добрынин, был виноват в том, что Братство заинтересовалось маленьким городком. Именно он помог Паутикову вспомнить о мелкой общинке, изгнавшей его. Именно он, пусть и руками Паука, уничтожил Убежище.

Верховный, внимательно следя за его лицом, криво усмехнулся:

– Да… Вот как оно бывает-то. Неожиданно… Мне почему-то кажется – ты и сам сейчас не рад. Перегнул ты с местью, дружок.

Всхлипнув от бессилия, от кристальной ясности того, что все уже сделано и ничего нельзя повернуть вспять, Добрынин рванулся вперед. Схватив Паука за шею, вздернул вверх, упирая спиной в стену… правая рука, разгоняясь, подалась назад – и паровым молотом врезалась в корпус, с хрустом ломая ребра. Паутиков захрипел, судорожно пытаясь закрыться… Замах – и снова удар, в то же самое место, окончательно смявший грудную клетку. Добрынин разжал захват – и Верховный завалился на пол, скрючившись эмбрионом, заходясь натужным кашлем, брызгая на бетон темной пузырящейся кровью. Упав на колени рядом с ним, Добрынин ударил еще раз и еще, круша ребра, ломая кости, дробя конечности. Он бил, крича что-то в беспамятстве, гвоздил бронированным кулаком, куда попало, желая только одного – чтоб этот человек забрал назад эти страшные, сказанные им только что, слова! Тело Тарантула, реагируя на его удары, уже содрогалось мертвой безжизненной куклой – а он все бил, бил и бил, не умея остановиться.

Силы закончились. Бешено колотилось сердце, норовя выскочить через горло. В ушах – гул крови, словно шум прибоя, мелкие мушки перед глазами. Кое-как поднявшись на ноги, Данил постоял, пошатываясь, над тем, что недавно еще было человеком – и, повернувшись, медленно пошел из отсека.

А в душе стояла оглушительно звенящая пустота.





* * *


…Сидя в кабинете Верховного, один на один, командир Первой Ударной бригады майор Хасан аль-Фаттих ибн Аббас получал последние указания перед дальним выходом.

– До конечного пункта пойдешь не прямо. Сделаешь крюк, координаты возьмешь в штабе. Есть там одна… общинка. Не знаю, живы ли сейчас, или вымерли давно – ты проверь. Передохли – туда и дорога. Ну а нет… – Верховный тяжело поднялся с массивного кресла красного дерева, опираясь побелевшими костяшками пальцев о зеленое сукно стола, – поможешь. Качественно поможешь. Всех под корень, чтобы ни единой души не осталось. Понял задачу?


Майор вскочил, вытягиваясь в струнку под мрачным взглядом, бросил руку к козырьку.

Верховный кивнул.

– И вот еще что… Сделаешь – место моего зама тебе гарантировано. Не сделаешь… – взгляд его потяжелел, – ты все знаешь сам.

Майор знал. Невыполнение боевого приказа в Братстве каралось жестоко и беспощадно. Смертью. А тут – указание Самого! Ответственность огромная, но и поощрение в случае успеха – небывалое.

– Я сам родом оттуда, – выйдя из-за стола Верховный медленно подошел к окну. Перед ним лежал город – его город. Он был его главой и правителем, человеком, которому люди этого города вверили заботу о своей жизни. Город разросся за последние пять лет и уже вполне мог претендовать на роль столицы нового государства, первого государства после Третьей мировой войны. И оно, это государство, будет построено, несмотря на трудности, поджидающее впереди. Генерал Паутиков Николай Павлович, приняв эстафету от Османова, был в этом абсолютно уверен. – Меня изгнали. Помню: уходя, я пообещал отомстить, – Верховный говорил тихо, словно сам с собой, и Хасану приходилось прислушиваться, чтоб не пропустить ни единого его слова. – Молодой был, дурной. Признаю – много плохого сделал. Но… я забыл. Понимаешь, майор? Я совсем забыл об их существовании. Двадцать лет прошло с тех пор. Теперь я – Верховный Главнокомандующий. Другая жизнь, другие дела, другие заботы. Зачем они мне? Пусть живут с миром, если остался кто в живых. Но появился человек – и он напомнил мне о моем обещании. Былые дела не забываются. Ты – можешь забыть. Но тебя не забудут никогда.

И повернувшись к вытянувшемуся в струнку командиру Первой Ударной, Верховный тяжело уронил:

– Выполняй, майор. Убежище должно быть уничтожено.





ОГЛАВЛЕНИЕ




Вступительное слово автора

Пролог

Глава 1. Блуждающий Край

Глава 2. Воля к жизни

Глава 3. Дороги, которые мы выбираем

Глава 4. Остров ржавого генерала

Глава 5. Доброе дело сто лет помнится

Глава 6. Операция «Казахстан»

Глава 7. Дом с привидениями

Глава 8. Зоолог, который не смог

Глава 9. Долг платежом красен

Глава 10. Большое горе маленького человека

Глава 11. Узелки

Глава 12. Славные дела ДШГ «Тайфун»

Глава 13. Последнее испытание

Глава 14. Губит людей не пиво…

Глава 15. Враг моего врага

Глава 16. «Аз воздам»



…Споры, разговоры и догадки о том, кто они и где находятся, что такое паутина и Джунгли, что такое сам Дом, наконец, велись среди обитателей общины давно и с завидным постоянством. Пожалуй, сколько помнил себя Серега. Да и до того наверняка, по крайней мере, отец так и говорил. Соберутся в кружок с пяток любителей потрындеть – и пошло дело. Когда вокруг сотни километров коридоров и переходов, залов и галерей, в которых из живых существ разве только ящеры с крысами и тараканами; когда во мраке, тускло поблескивая металлом доспеха, поджидает сама смерть; когда в памяти людской живут сказки и легенды про таинственных морфов, созданий из Стока, Оператора, Гамельнского Крысолова и прочие страшилки, а в Библиотеке хранится огромный пласт, срез информации о том, что еще буквально два-три поколения назад предки жили под голубым небом, чувствовали на коже дуновение ветра и ночь сменяла день… не возникнуть таких разговоров просто не могло.

История Дома шла из тьмы и неизвестности. Первая запись в Оперативном Журнале датировалась две тысячи шестидесятым годом. «Грохот» – так называлась она. Серега, как и каждый обитатель общины, знал ее наизусть – эта запись не раз и не два звучала на уроках окружающего мира сначала в детском саду, а потом и в школе. Только с этого момента люди Дома знали и помнили себя, до того же… мрак, забытье, полное неведение. Гипотезы были разные и все они имели право на существование, потому как доказать хотя бы одну из них и тем самым, наконец, сделать хотя бы малый шаг к пониманию своего мира и своего места в нем, не представлялось возможности.

Мозг человека работает только с тем материалом, которым его кормят. В условиях информационного вакуума он может выдавать лишь вариации на тему воспринятого и переработанного. Каждая новая гипотеза возникала тогда, когда обоймы приносили из лабиринтов паутины очередной найденный диск с фильмом или книгу – и тогда же разговоры и споры вспыхивали с новой силой. Но гипотезы и предположения так и продолжали оставаться ими. Ни единой крупицы конкретного знания.

Именно потому и была организована Первая экспедиция. Приспособившись к жизни во мраке, очень долго балансируя на грани вымирания и сумев, наконец, отодвинуться от края пропасти, обезопасив себя от убийц из Джунглей и голодной смерти, научившись добывать жизненно необходимые ресурсы – пищу, воду, энергию, оружие и боезапас, наладив быт, выправив течение жизни, люди стали задумываться о себе, искать ответы на мучавшие их вопросы. Где они находятся?.. Как и почему оказались тут?.. Что случилось с тем миром, который еще оставался в их памяти?.. И Первая экспедиция как раз и была нацелена на сбор материалов, информации об окружающем мире.

Сроки выхода были определены – полгода. Три месяца в один конец, три месяца – обратно. Припасов и воды – на девять. Конечно, никто не ожидал, что экспедиция поднимется до нулевого горизонта, ожидалось, что группа пройдет хотя бы до трехсотого. В паутине ничего нельзя обещать, тем более что про те горизонты ходила самая мрачная молва – якобы, там меняются сами физические законы и жизнь человека попросту невозможна… Страшилки, конечно, – кто мог это знать? – но от того страшилки не менее жуткие. Неизвестность всегда пугает. Сопровождающие дошли до триста сорокового, предельного максимума, куда поднимались люди Дома, и, простившись, пожелав чистых галерей и успешного возвращения, повернули обратно.

Экспедиция не вернулась. Ни через полгода, ни через год, ни через пять лет. Больше сотни человек просто исчезли без единой весточки и Совет на долгие годы наложил запрет на подобные мероприятия. И вот теперь, когда появились данные, о том что они не одни в этом мире, когда появилась зацепка, след, по которому можно выйти к пониманию – неужели Совет даст, наконец, разрешение на новую попытку?..