Без права на ошибку

– Ну и чего ты на него набросилась? – поинтересовался Данил, когда за парнишкой закрылась дверь. Подошел, уселся рядом, обнял, успокаивая. – Ну ты чего, солнце?..

– Дань, ты не понимаешь, что ли? – прикрыв глаза, устало ответила девушка. – Америкосы на нашей земле живут. И процветают. Причем те, кто нас же убивать пришел. Это как?..

– Ну, положим, все немного не так, как ты представляешь, – попытался успокоить ее Данил. – Они же экспансию не продолжают. Сами здесь застряли. Тоже как-то выжить пытаются. Даже нашим же, русским людям, помогают, работу, вон, дают… А еще лет через двадцать ассимилируются, растворятся в русском народе без следа. И не будет уже никаких американцев!

– Да неправильно все это!

– Хорошо. Неправильно. Согласен. Что предлагаешь? – Добрынин печально улыбнулся: девушка сейчас как никогда была похожа на него самого, но пяти-шестилетней давности. Ох и много же с тех пор произошло… Мудрости, что ли, накопил житейской… Вроде почти одного возраста, а взгляды на жизнь у него старше лет на десять.

Юка молчала. А и в самом деле – что тут ответить?.. Как говорится: чую, что неправильно, но обосновать не могу.

– Так что? Пойдем? – легонько подтолкнул ее Данил. – Поглядим на кусочек Америки в сердце России?

– Не пойду, – вяло отмахнулась девушка. Сползла по спинке диванчика, завалилась на бок, свернулась клубочком, положив голову на мягкий подлокотник… – Устала я, Дань, честно. Весь день за рулем. Ты иди, а я тут побуду. Посплю.

– Дверь только закрой, – предупредил Добрынин, поднимаясь. – Я недолго. Час, не больше – и назад.

Пацан-рекрутер ждал, как и обещал, в холле. При виде Добрынина подскочил и тут же пристроился сбоку, приноравливаясь к широкому шагу сталкера.

– Куда? В бар?

– У вас тут из культурных мест только бар и есть? – усмехнулся Добрынин.

– Ну почему же… Еще тир, тренажерка, сауна с бассейном… Или бордель, можно и туда сходить.

– Тогда в бар. Посидим, поговорим, узнаю, что у вас тут и как. Может, и сагитируешь в морпехи, – пошутил Данил.

Николас просиял:

– А чего же нет-то? Нормально у нас живется! Платят хорошо, питание, защита… – вновь завел он свою пластинку. – Ну и рост карьерный тоже обеспечен. Есть вариант по рейдерской линии идти, есть и по военной. Рейдеры хорошо получают! Можно и на патронный завод залезть, и на «Авиастар», и на остатках тридцать первого арсенала пошарить. Да куда угодно, промзона на нашем берегу – будь здоров! Налог – тридцать пять процентов с добытого. Это у них в США так до войны было, вот они и установили здесь такую же норму. Но и того, что остается, за глаза хватает! А морпехи – так те вообще в шоколаде! На всем готовом, и зашибают будь здоров! Ну, или если спокойно хочешь жить, пожалуйте в клерки и менеджеры. В управляющие, то есть. Там, конечно, оплата поменьше – но и безопаснее. Тебе-то с ногой в самый раз будет.

– Вот только в управляющие и осталось податься, – проворчал Добрынин, внутренне забавляясь. Что за стереотип у народа: если у человека хотя бы частично конечности нет, так сразу инвалид? Хотя… Оно и помогает тоже. Такого человека обычно в расчет как полноценного не берут. И невдомек, что он и на палке сто очков форы любому подкинет.

От гостиницы сразу взяли вправо, к большому зданию неподалеку, где гремела музыка и горела огнями вывеска на английском. Было понятно, что до Начала оно тоже не проектировалось как бар, но стало таковым после. До Войны здесь наверняка была пожарная часть или что-то подобное – внизу, на первом этаже здания, красовался ряд высоченных ворот для тяжелой техники, теперь, впрочем, закрытых.

– Пожарка?

– Да. Раньше пожарная часть аэродрома была. Потом-то, конечно, убрали все, внутренние перегородки сломали, и получился клуб с баром и танцполом. Есть где отдохнуть, – подтвердил его догадку Николай.

– А электричество откуда? – поинтересовался Добрынин.

– От аккумуляторов. Каждый день дежурная смена аккумуляторы привозит, меняет. За вечер они помирают, и утром на новые меняются.

– Где заряжаете?

– О-о-о… – протянул Николай. – Это эпопея была… Целый год занимались, зато теперь от топлива не так уж и сильно зависим… В промзоне города до Войны завод металлообрабатывающих станков построили – ДМГ «Мори», совместное японо-германское производство. У них на территории стояла целая батарея солнечных панелей, и почти все уцелели, представляешь?!.. Вот их демонтировали, перевезли на новое место – и снова смонтировали. Ну и все сопутствующее оборудование тоже: зарядные станции, аккумуляторы – всё… Их и используем. А еще три ветроэлектростанции было, они тоже теперь на общину работают.

– Неплохо, – одобрительно ухмыльнулся Данил. – У нас тоже ветрогенераторы, только Робинзон, механик наш, сам собирал… В основном-то на дизеле сидели…

– На заднем дворе и дизель работает. Командование специально выделяет ежемесячно пятьсот галлонов фуела. Ну этого… топлива, во. Солдатне как-то отдыхать и расслабляться нужно. Только поосторожнее надо: бар солдатский, можно по морде получить.

– Беспорядки бывают?

– Ну как сказать… – уклончиво протянул Николая. – Так… Морпехи шалят иногда… Вообще за порядком смотрят, конечно… Но солдатня порой разгуляется…

– А если в офицерский?

– В офицерский нас не пустят, он в здании аэропорта. А сюда пожалуйста, сюда каждый может.

– Чернь и белая кость? – ухмыльнулся Добрынин.

– Ну… как-то так… – развел руками Николай.

Музыка в баре гремела изрядно. Пробравшись вдоль барной стойки между толкающихся, держащих в руках кружки и орущих на разные голоса морпехов, отыскали столик в дальнем углу. Уселись – и Данил тут же начал осматриваться. Любопытно было. В фильмах он частенько видел подобные бары, но вживую – в первый раз.

Большой полутемный зал делился на четыре зоны: у входа – барная стойка с высокими стульями вдоль нее; зона со столиками – напротив; между ними – площадка для танцев; и большая зона с бильярдными столами в глубине. Не сказать, чтоб тут было столпотворение, но вполне достаточно. И у бара, и на танцполе, и за бильярдом – везде. Люди стояли кучками, общались, смеялись, что-то пили – в общем, отдыхали, как умели. Вроде бы все, как и должно быть в подобных заведениях… Но среди всей этой людской мешанины Добрынину вдруг неприятно кольнула глаз некая странность в поведении некоторых мужиков – вели они себя как-то… не по-мужски, что ли… Несколько таких как раз сидело за соседним столиком, и Добрынин, сосредоточив на них внимание, озадачился еще больше. Слишком плавные движения рук; через чур гибкие пальцы и кисти; мягкие переливы голоса и плавность речи, затянутое «а», во всем поведении и стиле общения – какая-то неприятная манерность, искусственность, жеманность; и что ошарашило его более всего – один из них, тот кто сидел лицом к нему, был накрашен!..

Но окончательно поразило сталкера то, что происходило в данный момент на танцполе! Это были два парня. Одному на вид лет двадцать-двадцать пять, второй постарше, около тридцати. Он стоял в центре, делая руками этакие приглашающие движения – а младший, крутясь вокруг себя и как-то этак по-женски помахивая бедрами, шаг за шагом боком приближался к нему…

– Чего это они? – Добрынин толкнул Николаса рукой и глазами указал на парочку.

– Кто? – тот, оглянувшись, зашарил по танцполу взглядом.

– Ну вон… эти…


– Кто? – снова не понял парень.

Парочка, меж тем, сошедшись, обвила друг дружку руками – и младший вдруг яростно впился своим ртом в губы старшего. Добрынина чуть на стол не вытошнило, хотя желудок с самого обеда был пустой…

– Да вон эти, двое, в центре! Что это с ними?! – он, уже не скрываясь, ткнул пальцем в парочку.

Николас, наконец, врубился. Глянул на Добрынина как на дикаря – и пояснил:

– Так пара же. Любят друг друга… Нормальные парни, обычные. Просто – геи…

И вдруг Данил вспомнил… Эта тема в Убежище отсутствовала полностью, как класс, и лишь один раз они с Сашкой, усевшись за какой-то фильм в «Тавэрне» у Пива, наткнулись на этакое непотребство. Посмотрели недолго – неприятно было – и выключили. Данька, тем же вечером спросив у деда, получил очень серьезных звиздюлей, и понял, что это – плохо. Мерзко. Отвратительно. И – забыл. Да и фильм-то неким таинственным образом исчез из фильмотеки… Но он помнил слова деда, который называл таких людей совсем по-другому. Не геи, нет. Совсем не этим нежным и зовущим словом. А резким, резонирующим, четким словом: «пидорасы».

– Так это они и есть, пидорасы? – глядя во все глаза на облизывающих друг друга мужиков, спросил он.

– Какие это тебе пидорасы! Геи!.. – нагнувшись к нему и понизив голос, зашипел Николас. – Нельзя их так называть! Толерантнее нужно быть, терпимее!

Данил молчал, пребывая в легкой прострации. Запустил пятерню в затылок, поскреб в недоумении череп… Ладно. Пусть. Не ему здешние порядки осуждать. В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Примем за непонятность, отложим пока в сторону, выясним потом…

Подошла официантка, молодая девчонка лет восемнадцати. Приняла заказ. Данил, изрядно проголодавшийся, по совету рекрутера заказал какой-то «гамбургер canned meat», «биг мак» и «картошку фри». Что заказывает не понимал, но надеялся на своего проводника. Николай тоже сделал заказ и полез в карман куртки. И вот здесь Добрынина ожидал сюрприз.

– Десять баксов, – записав в блокнот пожелания клиентов, мило улыбнувшись, оповестил девушка.

Данил озадаченно посмотрел на парня – тот уже тянул из потрепанного кожаного кошелька зеленую бумажку.

– Патронами принимаете? – спросил Добрынин.

Девчонка, округлив глаза, неуверенно попятилась…

– Стой! Стой, подожди! – хлопнув себя по лбу, замахал рукой рекрутер. – Э-э-э… как тебя… Вика!.. Подожди! Я – рекрутер! Новенький это, новенький! Порядков еще не знает! Я оплачу за него! – и, выудив из кошелька еще пару бумажек, передал девчонке.

Та, кивнув и приняв средство оплаты, удалилась, несколько раз с сомнением оглянувшись через плечо.

– Администрацией Белого Дома строжайше запрещено хождение внутри общины патронов и иных средств оплаты, – в частности драгоценных металлов и камней, – кроме доллара США, – подняв палец вверх, оттарабанил Николай. – Да ты не волнуйся, потом отдашь…

– Где ж столько долларов набрали, чтоб свободное хождение обеспечить?

– Так банков-то вокруг сколько!.. Только на этой стороне – десятки! А бакса там до Войны было полно. Вот оттуда и доставали. Так что теперь законодательно закреплен доллар как средство платежа. Пункт пять-семь-двенадцать бюджетного кодекса ОАО, Объединенной Американской Общины. За попытку оплаты патронами или иным – сразу в карцер, а дальше суд. Приравнивается к измене.

Добрынин пожал плечами:

– Ну извини, браток, не знал. Предупреждать нужно.

– Да ничего, – кивнул Николас. – Я рекрутер, для нас это привычно. Это те, кто внутри общины работают, редко сталкиваются. Подожди, сейчас она еще Эм-Пэ вызовет…

– Эм-Пэ?

– Да, милитари полис. Военную полицию. Все как положено. Если не доложит по инстанциям – могут за неблагонадежную принять. Тогда возникнут проблемы с гринкард[36]. Отнимут скорее всего. Здесь правило простое: столкнулся с нарушением – доложи. Да ты не волнуйся, все чисто будет. Я же рекрутер, полиция знает, что мы с новичками постоянно общаемся. Не нарушение это, а просто по незнанию.

– Откуда же эта ваша военная полиция узнает, что она, эта официантка, утаила? – озадачился Данил.

– Так ведь и я могу доложить, – пожал плечами рекрутер. – И тогда ее уже за недоклад подтянут. И также в неблагонадежные запишут.

Данилу, выслушав такое, оставалось только руками в оторопи развести. Все следят за всеми. Ни хрена себе порядочки здесь…

Милитари полис появилась спустя минут десять, еще и заказ не подали. Два средней упитанности дядечки в серого цвета униформе и таких же кепках. На правом рукаве ниже плеча вышиты большие красные буквы «MP» и на кепках то же самое.

– Хей, Николас, доброго вечера… А мы-то думаем – что за бардак тут творится? – мельком глянув на Добрынина, обратился к парнишке один из них. – Новенького привел?

– Добрый вечер, господин офицер, – подскочил из-за стола парень. – Да вот, показываю понемногу… У него встреча с командованием, какую-то информацию хочет сообщить. Ну а я пока рассказываю, что у нас тут и как…

– Дело нужное… – кивнул толстячок. – Хорошо, не будем вам мешать. Сигнал поступил, обязаны проверить… Удачного вечера, Ник.

– И вам того же, господин офицер, – чуть поклонился Николай и, проводив взглядом удаляющихся толстяков, с облегчением выдохнул: – Ну все… Нормально. Мистер Льюис хороший мужик, не то что некоторые… Вот тот же офицер Крейсен – такая сука… Привяжется: и гринкард ему покажи, и удостоверение личности… Хотя ведь знает меня, так нет…

Добрынин молчал. Про монастырь и устав, оно, конечно, заметка может быть и правильная, но происходящее нравилось ему все меньше и меньше.

Принесли заказ. Гамбургер – две булки друг на друге с пластом тушенки между ними и какая-то трава; биг мак – тоже самое, только в двойном формате. И картошка фри – нарезанный тонкими ломтиками и обжаренный картофель. Непривычно, конечно, но вроде сытно…

– Откуда мука? – спросил он, принимаясь за еду. – И где картошку берете?

– Мука на складах в бомбарях «Авиастара». Да и много чего оттуда… А еще – бартер с соседями организован. Патроны на продовольствие и прочие вещи, необходимые в обиходе. Этого добра у общины хоть залейся, на складах патронного завода берем. Там их еще лет на пятьдесят припасено. Меняемся вот хоть на ту же картошку. На том берегу местные выращивают. Делают парнички, почву очищают – и туда высаживают, чтоб радиации не было. Удобряют-поливают… Ничего, нормальная картошка получается.

– Не понял… – озадачился Данил. – Что значит – бартер? Мне говорили, что ваша община с соседним берегом воюет… Какой может быть бартер с врагом?..